Злейший друг
Шрифт:
— У меня, к сожалению, сейчас нет времени, тороплюсь.
И это чистая правда.
А он, вздохнув, с прежней интонацией:
— Ну, если вам так некогда… извините, до свидания.
Очевидно, какой-то кришнаит, или мунист, или кто-то подобный.
Еще реальный диалог на улице с другим «миссионером».
Подходит он к Сашкиному приятелю и спрашивает:
— Скажите, пожалуйста, вы верите в Бога? После первого шока:
— Гм… А простите, кто вы такой, чтобы я вам с ходу отвечал на такие вопросы?
Он на это твердо:
— А вы Христу ответите на этот вопрос?
— Гм… Но знаете, был ли Христос — тоже вопрос спорный…
Он дальше почти радостно:
— Стало быть, вы,
Хотя молодой человек однозначно этого не утверждал.
— А известно ли вам, что кто не пойдет за Христом — тот отправится прямиком в ад?!
— Гм… Гм… Простите, что вам от меня надо?!
— Я хочу пригласить вас на наши собрания. Там вам расскажут правду, как все обстоит на самом деле, объяснят то, чего вы пока не понимаете!
И собирается вручить листовку с адресом посиделок этой секты.
— Нет, извините, я не пойду на ваши собрания. До свидания.
— Вы точно это решили? Ну что ж…
Несколько тяжких вздохов и цоканье языком.
— Дело ваше, дело ваше, и выбор судьбы тоже ваш…
Как-то Сашка и Ксения шли вдоль ограды МГУ. Подошла молодая улыбающаяся блондинка в очках. Протянула листовку с адресом:
— Добрый день! Я хочу пригласить вас в церковь!
— Но мы крещеные и ходим в церковь без чьего-либо приглашения.
— А-а! Тогда извините, всего доброго. И отошла, так же мило улыбаясь.
Они двинулись дальше. И вдруг… стоит она же, так же улыбаясь, говорит с какими-то молодыми людьми, которые явно заинтересовались, и дает им листовку. То есть как это? Как это она переместилась в пространстве?!
— Разлюби твою мать… — пробормотала потрясенная Ксения.
Сашка хмыкнул. Очевидно, секты воздействуют на людей всеми средствами, в том числе и шоковыми любых видов — как сложится. Например, таким: на них работают сестры-близнецы. Подходит к тебе одна. Через сто метров… она же. Потом ты, конечно, догадаешься, в чем дело, но первый «столбняк» всем обеспечен. А им можно и воспользоваться — толкнуть обомлевшему речь, дать листовку и — «зацепить».
Разумно мыслящий человек может зачастую очень просто загнать сектанта в тупик, причем в тот, в который, по сути, «агитатор» загоняет себя сам собственной логической неполноценностью рассуждений, механически зазубренных.
На улице к Сашке подошла молодая девица, остановила и завела речь про всеобщее падение нравственности, в связи с чем страстно зазывала присоединиться к их движению сторонников одной любви на всю жизнь и отказа от всякого употребления алкоголя. Обычно люди подобных «пропагандисток» или сразу посылают на фиг, или начинают воспринимать всерьез и таким образом становятся готовым материалом для вербовки в ряды той или иной секты. Но Сашка поступил иначе, на то он и Сашка. Он на полном серьезе повел разговор, для начала узнав, что это вообще за движение, — если его куда-то зовут, должен же он знать, куда именно. Девица стала рассказывать с таким же пафосом, что это восточная школа, пришедшая к нам в Россию откуда-то из Тибета, и возглавляет ее человек с каким-то таким тоже характерным именем типа Лин Синэ.
Сашка спросил без обиняков:
— Значит, учение восточное?
— Ну… да.
Правильно, от ответа на прямолинейный вопрос не отвертишься.
— Но вообще-то у нас, русских — ведь мы с вами русские! — есть и своя тысячелетняя традиция, — спокойно поведал Сашка. — И храмы сейчас открыты. Если вы хотите бороться за нравственность — почему бы вам не сказать об этом с трибуны православных людей?
Девица затараторила все то, что без конца повторяют любые сектанты:
— Мы вовсе не против православия! Православие — это тоже очень хорошо! Но к Богу есть разные пути, и у нас вот такой, а православие ничуть не хуже!
Сашка
— Но если у нас есть вполне сейчас доступное православие, тогда какой же смысл «ехать через Ленинград» и искать какие-то восточные пути со стороны? Вы и сама говорите, что православие — ничуть не хуже!
Девица впала в ступор. Это был тупик, куда она загнала себя сама — своей же «логикой».
Еще Сашка говорил Ксении, что известно множество православных, открыто критикующих свою Церковь и ее иерархов. Мы знаем католиков, критикующих папу, и протестантов, весьма резко высказывающихся о своих властях. Можно относиться к этому по-разному, но это факт. А вот слышал ли кто-то хоть об одном сектанте, не скрывающем пусть даже умеренно критические мысли об основателе своей группы, о ее руководстве или о ней самой?
Сашка не раз встречал сектантов, которые в ответ на вопрос о том, практикуется ли в их организации контролирование сознания, широко улыбались:
— Ну что вы, конечно нет.
Но точно так же душевнобольной никогда не признает себя неполноценным или алкоголик будет с жаром отрицать свою зависимость от спиртного.
— Интересная мысль, хотя неожиданная, — усмехнулся отец Андрей, выслушав Ксению. — Заставляет задуматься… А сектантством Церковь болела всегда. Богоизбранный народ Израиля вечно впадал в магизм. Но в этом даже есть положительный смысл — в форме сектантства отживает все чуждое Церкви. Но раньше она легко справлялась с сектами, а теперь… У них уже массовый характер. Осознаем ли мы серьезность положения? Например, когда говорим о ненужности ума? В медитационной практике буддийских монахов идея ненужности ума — основа, потому что только через отсечение разума можно добиться нирваны. Прямо-таки буддийский мотив есть в песне группы «Битлз»: «Отключи свой мозг, расслабься, плыви по течению, это не умирание, останови свои мысли, отдайся пустоте». Если молитва — сознательная работа, то медитация — разрушение сознания. И отказ от ума — это отказ и от совести, и вновь сближение с неразумным животным, конечно обладающим определенной целостностью, а потому и силой. В нем нет той раздвоенности, которую дарит человеку совесть.
— Раздвоен, расстроен, расчетверен, распят, — вспомнила Ксения Новеллу Матвееву. — Видите, какая цепочка? Правильная.
Отец Андрей улыбнулся. Опять хитро, даже плутовато.
— Раздвоенность — дело опасное. Провоцирует депрессию. И люди послабее пытаются справиться с ней суррогатным путем — впадением в транс, отключением сознания. Алкоголь, наркотики, танцы под роковую музыку, секс… Бессознательная попытка подавить в себе разум. Бунт плоти против Духа. Хотя преодолеть раздвоенность можно не только с помощью умерщвления ума и совести, но и другим, более достойным человека путем молитв, размышлений, брани со страстями. Тогда целостность достигается не отсечением слова, а его созреванием, осмысленностью. Ум, оторванный от сердца, холоден — он не способен к отзывчивости. Но и чувствительное сердце, живущее без ума, не способно на подлинное сострадание и любовь, потому что не имеет необходимой чистоты и умения распознавать ложные чувства. То, что Святые Отцы называют сердцем, — восстановленная целостность человеческой природы в браке ума и сердца.
— А что труднее: очистить ум или сердце?
— Сердце. Ум, убедившись в справедливости новой мысли, легко отбрасывает старую и усваивает новую, но заменить навык навыком, свойство свойством, чувство другим чувством, противоположным, — это тяжкий, долгий труд, непростая борьба. Из сердца исходят все злые помыслы, но, пока они лишь мысли, их можно легко разоблачить благочестивым размышлением. Когда же они приняты неразумным сердцем, то становятся опасными, потому что могут осуществиться.