Зло именем твоим
Шрифт:
Он заходил на цель не с запада, как можно было бы ожидать, а с востока, потому что американские инструкторы научили его всегда появляться над целью с неожиданной стороны. За время, прошедшее с того момента, как он нажал кнопку и бомбы ушли к земле, до того момента, как в самолет врезалась ракета, самолет пролетел почти что два километра… может, немного меньше, может, больше. Поэтому он падал не в само пламя, пламя было у него за спиной, но его все равно было видно. Зловещее белое зарево подсвечивало его со спины, и даже здесь, на высоте, он чувствовал жар, исходящий от эпицентра, от того места, куда попали его бомбы. Этот жар навел его на мысль, что от его бомбы сдетонировал атомный заряд и сейчас ему лучше просто отстегнуть ремни и сигануть вниз… но почти
Становилось страшно и от огненных струй, которыми иранские зенитки полосовали ставшее в один миг враждебным небо. Он, летчик, пилот истребителя-бомбардировщика, знал, что рано или поздно ему придется пройти сквозь это, направить самолет в огонь и пройти через него. Но сейчас было все по-другому… это раньше пилоты штурмовиков летели через град свинца, это раньше пилоты бомбардировщиков ложились на боевой курс, окруженные черными облачками разрывов дальнобойных зениток, — и нужно было, чтобы не дрогнула рука, иначе весь вылет впустую. Сейчас все происходит быстро — настолько быстро, что ты даже не успеваешь испугаться. Ты подлетаешь к объекту на скорости тысяча с лишним километров в час, и какие-то парни внизу подсвечивают тебе цель. Ты сбрасываешь бомбы, говоришь «Йо-хо-хо» и летишь дальше, обгоняя собственный звук. Или ракеты… их ты вообще запускаешь вне зоны действия ПВО, и твоя работа превращается в работу простого воздушного извозчика: вышел в заданную точку, нажал кнопку, отправил ракету в полет и летишь домой. А если ты напортачил, то обычно даже не успеваешь испугаться, зенитная ракета сделает все быстро и безболезненно. Но он никогда не думал, что ему придется вот так вот висеть под стропами парашюта в безжалостно расстреливаемом из стволов всех калибров небе.
Стволы были разные. Огонь одних из них был похож на красную пунктирную строчку на черном — словно ровные стежки швейной машинки. Огонь других — как серия футбольных мячей, только каждый — как маленькое солнце, светит и пышет жаром — неторопливые, но мощные «ДШК». Где-то эти мячи летели таким градом, что даже лучший вратарь в мире не смог бы их отбить — многоствольные «ДШК», он помнил про них по подготовке.
А где-то — сплошной, пульсирующий красный луч мотор-пушки, шарящий по небу, — казалось, что грохот этого монстра был слышен и здесь.
И он — под парашютным куполом. Его задницу защищало только американское катапультируемое кресло, и он ощущал себя жестяным зайчиком в воскресном тире в парке развлечений…
Господь наш пастырь…
Как ни странно, капитан Абрамсон никогда не задумывался о смерти. Да, он знал, что его работа опасна, но разве не опасно ездить по дороге домой? Точно так же какой-нибудь пьяный может вылететь на встречную и размазать тебя по асфальту. Самолет, если за ним следят техники и если все делать как надо — ничуть не опаснее той же машины и уж явно безопаснее, чем скоростной мотоцикл «Ямаха». По крайней мере, у «Ямахи» нет катапультируемого кресла…
А сейчас он понял одну простую вещь. Эти люди, которые там, внизу, которые полосуют сталью небо — ОНИ ВСЕ ХОТЯТ ЕГО УБИТЬ. Летая на истребителе-бомбардировщике со скоростью за тысячу километров в час, у него как-то не было времени задумываться об этом.
А земля тем временем была все ближе.
Капитан Абрамсон грохнулся на какой-то горный склон, причем грохнулся так, что в последний момент парашют резко дернуло ветром, и катапультируемое кресло перевернуло с ног на голову, так что из-под него пришлось выбираться. Но он сделал это, молча, стараясь даже не дышать и очень надеясь, что его никто не слышал и никто не видел парашют в ночном небе. Если увидели — то все, кранты. Он пропал…
Первым делом капитан Абрамсон полез туда, где был аварийный запас. Он бывает разным, но он бывает всегда, потому что производители боевых самолетов предусматривают такой вариант, при котором летчик может оказаться в плену, на враждебной территории. Здесь, в аварийном запасе летчика, должна была лежать стандартная для американцев «Беретта-92», но капитан Абрамсон в свое время сделал дело, которое пришлось как нельзя кстати. У него был друг, еще по школе, который служил в десантных частях, готовившихся как раз для спасения летчиков, сбитых за линией фронта. Он-то и посоветовал Давиду купить на свои деньги глушитель к пистолету, авторитетно объяснив, что пистолет без глушителя — все равно что ничто, потому что на первый же выстрел сбегутся мужики с автоматами — и прости-прощай. А вот имея пистолет с глушителем, ты сможешь разобраться с парочкой плохих парней, забрать их «АК», если он тебе так будет нужен, и пойти дальше. И лазерный прицел будет нелишним, потому что, если тебя собьют, нервы у тебя будут ни к черту, и можно спорить на что угодно, что тебе будет не до точного прицеливания.
Поэтому Давид добрался до запаса, половину раскидав по земле, первым делом вытащил пистолет и надел глушитель — он был разработан для американских спецсил и не наворачивался, а надевался на удлиненный ствол, а потом застегивался специальной защелкой. Давид так и сделал — и сразу почувствовал себя лучше, как будто он и не находится посреди разворошенного муравейника, и как будто его пистолет поможет ему справиться с поисковым отрядом басиджей, вооруженных автоматами и пулеметами. Но человек с пистолетом и человек без пистолета — две большие разницы.
Вооружившись, капитан Абрамсон огляделся, чтобы понять, нельзя ли куда-то деть кресло, которое на фоне горного склона видно. Ближайший валун, способный его скрыть, располагался примерно в сорока метрах от места падения, но был намного выше, капитан попробовал толкать кресло туда — но оставил это занятие. Зато он собрал парашют в кучу и бросил его у кресла.
Запасная обойма к пистолету, зеркальце, складной нож, очень прочный, рацион, карта, аптечка, рация. Рация… даже не рация, а устройство, предназначенное для того, чтобы подавать сигналы тревоги. Помимо этого — на руке у капитана Абрамсона были летчицкие часы «Breitling», в которые тоже был встроен аварийный маяк. Инструкция требовала включить аварийный маяк немедленно — но капитан помнил занятия по выживанию, а там говорили, что у поисковых групп могут быть приемники, настроенные на частоту этого маяка. В конце концов, это ведь всего лишь маяк, и сигналы он подает совсем не шифрованные, верно? К тому же и запас батареек у него не бесконечный. Но тут капитан Абрамсон вспомнил, что на земле должна была быть группа «Саарет Маткаль», которую он должен был поддерживать ракетно-бомбовым ударом. Если они до сих пор на земле — у него вообще есть шанс улететь с ними!
Вот только где они?
Капитан прислушался — но так ничего и не услышал. Стреляют во все стороны, огневые точки в основном не видно из-за холмистой местности, просто огненные трассы бьют в небо и во все стороны. При таком грохоте и такой иллюминации ничего не услышишь.
Решившись, капитан все же включил маяк. Если пройдет достаточно времени, чтобы понять, что если тут и были спецназовцы, то они давно улетели, он его выключит. И будет пробиваться к иракской границе пешком. В конце концов, если здесь шастают контрабандисты, как он слышал, то дойдет и он…
Сверившись с компасом, который тоже был в его часах, капитан Абрамсон пошел на запад…
Персидский залив
Траверз острова Харк
Южная группа
— Справа! На час!
Иранец ошибся — он не знал, что происходит в порту, но знал, что что-то происходит, и поэтому спешил вернуться. Он не знал, что в море есть лодка, которая будет охотиться за ним, и поэтому включил прожектор. Это позволило морским коммандос заметить лодку противника первыми…