Зло той же меры
Шрифт:
– Крепко потрепало? – спросил меня, судя по званию капитана, командир кавалерии.
– Живой – уже неплохо… На том спасибо, как говорится.
Мне не хотелось в эту минуту особо разговаривать ни с кем. Пусть даже и со своими спасителями, без которых сейчас я бы лежал на том треклятом тротуаре в луже крови и своих же мозгов, вытекающих из проломленной той психопаткой черепушки. От этой мысли меня пробила дрожь. Главное, что всё было позади. Единственное же, что волновало меня, – это стянутые с моей тупой головы шлем и балаклава. Как я мог позволить им сделать это?! Но, с другой стороны, кроме тех троих, которые теперь лежали мёртвые на асфальте, никто больше разглядеть меня не мог. Только если камеры… Но они все принадлежат полиции, частные охранные системы запрещены уже как лет пять. В любом случае наверняка я всё узнаю вечером, в одном из новостных репортажей… Стоит ли рассказывать жене о том, что это именно меня вновь вытаскивали из заварухи? Особенно если мы решили делать попытку с зачатием ребёнка, мало ли… Мне предстояло крепко поразмыслить над этим
Глава 4
Четверг, 3 дня до…День
Забежав в какой-то тёмный переулок, заваленный мусором и деревянными обломками шкафов и кроватей, Дима наконец остановился и, упёршись рукой в стену одной из многоэтажек, теперь блевал на небольшую, и без того вытоптанную и полную мусора клумбу. Он хотел бы убежать ещё дальше, но не мог больше: сердце бешено колотилось, во рту стоял привкус крови, а каждый вдох, казалось, совершенно не наполнял более лёгкие кислородом. Футболка липла к телу, по которому градом, крупными каплями стекал пот. Отбросив волосы с мокрого лба, Дима ударил себя по щекам, тем самым попытавшись привестись в чувство. Затем ещё раз и ещё. Но эта нехитрая экзекуция не помогала – перед глазами всё плыло и двоилось, а расшатанные нервы вызывали новые и новые позывы рвоты.
– Что же… Что же за… – прошептал испуганным голосом Дима, после чего вновь поддался рвотному позыву. Но теперь из него вышла лишь какая-то горькая тягучая слизь.
Смахнув остатки с губ, Дима сделал несколько шагов, прижимаясь, а вернее даже опираясь плечом о стену, затем повернулся к ней спиной и буквально сполз на землю, всё так же тяжело дыша. Не привыкшие к физическим нагрузкам мышцы ног теперь подрагивали – чтобы успокоить их, Дима подогнул ноги под себя и прижал их к земле.
– Что же я наделал…
Одна мысль о том, что о его участии в устроенной охоте на полицейских непременно узнают отец и мать, буквально сводила Диму с ума. Он закрыл глаза и сжался в комок. Ему так хотелось исчезнуть, испариться – всё что угодно, лишь бы не чувствовать того страха, что наполнял теперь каждую клеточку его тела. Как же будет больно матери и как же убедится в своём презрительном отношении к сыну отец…
– Чёртов Андрюха… Вот тварь! – ударив кулаком по асфальту, процедил сквозь зубы Дима. Боль отдалась в запястье, но он не обратил на неё никакого внимания. Закрыв руками лицо, он беззвучно рыдал, крупные слёзы стекали с его полных щёк и капали на сухой, весь в трещинах, асфальт.
Дима понимал, что, разумеется, проще всего было винить затащившего его в банду Дракона Андрея. Хоть и ненавидел его в этот момент. Но всё же Дима осознавал, что сам мечтал, да и до сих пор всё равно мечтает вступить в эту треклятую банду. А также не сумел заставить себя слинять, как сделал хитрый Андрюша… Диму буквально трясло от бессильной ярости. Ведь он не хотел утром идти на этот сбор банды на Калининскую улицу. Утром он спокойно себе сидел в небольшой кофейне неподалёку от дома, в которой помещалось всего четыре небольших круглых столика, пил безумно вкусный клубничный раф. И мерно стучал пальцами по клавиатуре своего ноутбука, набирая текст эротического романа, сюжет которого не покидал его голову уже как три месяца. Это была некая отдушина, даже гордость Димы. Конечно, впереди работы был непочатый край, ведь, перечитывая раз за разом текст, Дима нещадно выбрасывал, перекраивал и переписывал огромные его куски. Поначалу было тяжело: в кофейне Диме казалось, что другие посетители следят за ним, читают его текст с экрана ноутбука, даже несмотря на то что он всегда сидел спиной к монолитной стене с различными полочками с книгами и горшочками растений, но без единого стёклышка или зеркала. Но нигде в ином месте писать он не мог, ведь главная героиня его романа работала в этой самой кофейне. Чуть полноватая высокая блондинка с объёмным бюстом, скрываемым под элегантным чёрным фартуком с принтом эмблемы кофейни, и с кристально чистыми голубыми глазами, в которых Дима тонул, когда в очередной раз произносил едва послушным языком: «Раф с клубничным сиропом и тремя ложками сахара… Спасибо». Да и сама идея романа зародилась у Димы именно здесь, когда, допивая свой кофе, он украдкой посматривал на неё, представляя у себя в голове совершенно безумные истории о том, как он познакомится с ней, спасая тёмной ночью от напавших на неё посреди улицы бандитов… И как она отблагодарит его, чувственно и страстно, в подсобке, скрытой от глаз за барной стойкой. От одних этих мыслей у Димы перехватывало дыхание, ниже пояса всё сжималось – и текст сам собой рождался у него в голове, оставалось лишь набивать его пальцами на клавиатуре, заполняя строчку за строчкой в текстовом документе… И вот именно в эту идиллию, когда Дима завершал самую важную и горячую сцену своего эротического романа, в кофейню – зная, где искать своего незадачливого и не умеющего держать язык за зубами друга, – нагрянул Андрей. Ему хватило пяти минут, чтобы уговорить Диму пойти с ним, так как последний очень боялся, что объект его любви и желаний услышит что-нибудь о тех ужасных вещах, в которых он собирался участвовать. А Андрей, чувствуя это, говорил специально всё громче и открытее о цели сбора банды Дракона. Теперь Дима думал о том, что ещё тогда должен был удивиться поведению Андрея, ведь тот сбежал после собрания в отеле, проводимого Колей, а тут вдруг был ни с того ни с сего
И вот они стояли вдвоём в той самой толпе, заполонившей весь тротуар, через которую и проходили те двое патрульных. План Коли был прост: толпа ничем не выдаёт своих намерений, тем самым лишая патруль концентрации и внимания, а как только полицейские пройдут мимо, на них нападут избранные для этой цели члены банды. Если же что-то пойдёт не так, люди из толпы должны будут схватить припрятанное за ближайшей дверью оружие и добить полицейских. И поначалу, когда всё шло по плану, Андрей стоял плечом к плечу к Диме, тяжело сопя и нервно поправляя сбивавшуюся чёлку. Когда же один из полицейских каким-то чудом умудрился увернуться от смертельного удара, пока все, включая Диму, ринулись за оружием, Андрей со всех ног бросился восвояси. Пропажу друга Дима осознал уже сильно позднее – ведомый толпой, он преследовал убегавшего полицейского. И был практически в первых рядах, когда к тому подоспело подкрепление – одна пуля даже просвистела в каком-то сантиметре от остановившегося в нерешительности Димы. Когда раздался первый выстрел и девушка, уже занёсшая железную трубу над головой полицейского без шлема, упала замертво – тогда Дима побежал со всех ног. Чудом ни одна следующая пуля, выпущенная полицейскими, не зацепила его. Если до этого он не чувствовал усталости, ведь адреналин хищника бил ключом, то теперь заполонивший всё его тело и разум страх, наоборот, сковывал движение, давил на горло и стискивал виски.
Лишь спустя час, грязный и уставший, Дима добрался до родительского дома. Тот представлял собой трёхэтажный особняк, собранный из бетонных плит, обшитых поверху настоящими деревянными досками – так делалось теперь очень редко из-за безумной дороговизны материала. Вплотную к дому располагалась пристройка-гараж с двумя громоздкими железными дверьми для машин-иномарок четы Вроневых. Конструкция занимала практически весь участок в четыре сотки. Что и неудивительно, ведь большую долю цены всей постройки составляла как раз таки сама земля. Всё это не могли позволить себе девяносто девять процентов жителей Новоградска. Но отец Димы, Георгий Абрамович Вронев, соучредитель и акционер одного из банков, имевших отделение даже в самой Москве, мог себе это позволить. Свой капитал он заработал ещё семнадцать лет назад, когда не только в России, но и во всём мире разразился глобальный экономический кризис, лишивший сотни миллионов людей честно наколенных ими капиталов. И никогда и никому, в том числе своему сыну, не рассказывал о том, какими способами это сделал. А слухи ходили разные. Но в любом случае, бизнес-жилку в характере Георгий Абрамович проявил, приумножая свои средства даже в последующие, кризисные для страны годы, в том числе и во время очередной эпидемии, прикупив в самом её начале завод по производству масок. Правда, владелец не очень хотел продавать его, но Георгий Абрамович Вронев нашёл методы для урегулирования и этой проблемы.
Тихонько приоткрыв дверь, Дима убедился, что отца ещё не было дома, – в гостиной был включён телевизор, по которому шёл какой-то очередной сериал-мелодрама. Их безумно любила смотреть мама Димы, но вот отец совершенно ненавидел. Потому, когда Георгий Абрамович был дома, телевизор молчал, своим громадным чёрным стодюймовым экраном поглощая свет в гостиной. Стараясь не создавать лишнего шума, Дима сразу же юркнул на лестницу, ведущую на верхние этажи. Его комната располагалась на самом последнем этаже, под мансардой, на которой Дима часто прятался, когда хотел побыть в одиночестве, ведь мама никогда не поднималась по шаткой тонкой лесенке.
Окончательно выбившись из сил, он наконец добрался до столь заветной двери. Остановившись буквально на мгновение, Дима бросил взгляд на дверь напротив своей. Она вела в детскую комнату, полностью обставленную под новорождённого: яркие обои с изображением космических кораблей и планет, люлька посередине с разложенными в ней и вокруг многочисленными игрушками… Дима сам, будучи тогда ещё четырнадцатилетним подростком, помогал родителям собирать эту самую детскую люльку. Тяжёлое чувство вины и раскаяния охватило Диму. Опустив плечи и сгорбившись ещё больше, он поспешил отвернуться от злосчастной двери и нырнуть в свою родную уютную комнатушку. Но в его памяти вновь и вновь проигрывалась та ужасающая его даже спустя столько лет сцена: обидевшись на маму за какую-то мелочь, Дима впал в очередную в те подростковые годы истерику и, когда она попыталась обнять его и успокоить, толкнул её. Беременную на восьмом месяце… Из-за чего мама упала, преждевременно отошли воды – произошёл выкидыш. С тех пор она больше не могла забеременеть, сколько бы чета Вроневых ни пыталась. Георгий Абрамович платил огромные деньги докторам, пытался договориться, чтобы жену лечили за границей, – но всё впустую. С тех пор Дима больше не видел в глазах отца ни капли любви. А детская так и осталась в том же виде напротив его комнаты. Как был небезосновательно уверен Дима, в назидание и напоминание ему от отца о том, что он натворил.
Не переодеваясь, Дима упал на кровать с толстым мягким матрасом и зарылся в три подушки, обхватив их руками. Они помогали скрыть слёзы и глухие рыдания, несмотря на то что мама не могла услышать их. Так он и уснул. А на столе стоял поднос с печеньем, испечённым всего лишь часом ранее мамой, и термосом, наполненным кофе. С добавленным в него клубничным сиропом, который с самого детства так любил Дима.
Глава 5
Четверг, 3 дня до…Вечер