Зло Валузии
Шрифт:
Два одиноких путника — лжестигиец и варвар-северянин — продолжали упорно продвигаться вверх по течению Рангхи. Местность, по которой они шли, заметно менялась по мере того, как росли горы на горизонте. Все выше и угрюмее становились сосны, которыми поросли холмы вдоль берегов реки, все больше встречалось по пути россыпей диких валунов — поверхность их была идеально гладкой.
— Несколько тысяч лет назад все эти места были покрыты толстым слоем льда,— заметил Кахха, уловив любопытство Конана.— Ледник оставил свой след на камнях,
— Эти места очень похожи на мою родину,— заметил киммериец.— Там тоже растут замшелые сосны, а таких валунов — пруд пруди. И над всем этим — седые, угрюмые горы, где обитает сам Кром.
— Ничего удивительного, что твоя далекая Киммерия, как две капли воды похожа на страну Рипейских гор,— молвил в ответ нааг.— Пояс ледников некогда покрывал все северные области планеты. Но потом произошла Великая Катастрофа, Атлантида исчезла в волнах Западного океана. Теплый воздух и океанские течения, которым раньше был закрыт путь на север, наконец-то прорвались туда. Льды начали стремительно таять. Весь мир перевернулся. Там, где раньше простиралась тундра, стали расти леса, а там, где лежал ледник, вознеслись могучие горы. Вымерли последние из древних рас,— я имею в виду людей-обезьян, ваших ближайших родичей. Вымерли гоблины, неуклюжие и коренастые волосатые полулюди с кустистыми бровями, заостренными ушами и скошенными подбородками. Почти полностью вымерли и рыжие обезьяны севера. Жалкие осколки этой расы до сих пор скрываются на краю мира, в далекой Патении. А наиболее развитые из их потомков смешались с племенами варваров, нагрянувших с юга и востока.
— Это, наверное, были асиры и ваниры,— заметил Конан.— Причем в ванирах обезьяньей крови больше — уж больно они все рыжие!
— Да, дикари той эпохи были неразборчивы в связях,— усмехнулся Кахха.— В этом отношении твои предки от них выгодно отличались тем, что блюли чистоту крови. И так, я вижу, продолжается до сих пор. Во всяком случае, тебя, Конан, к выродкам не отнесешь!
— Это точно!— не без самодовольства согласился Конан.— Мы, киммерийцы, свою породу бережем. Чего не скажешь о ванирах или о пиктах. Говорят, пихты не уступали красотой и ростом киммерийцам, когда жили на своих островах в Западном океане, а потом, переселившись на материк, перемешались с нелюдями, на чьих древних землях сейчас живут. Хотя душа-то у них всегда была черной.
— Да, возможно.— Взор Каххи стал задумчив: перед ним проплывали причудливые тени прошлого.— Было время, не весь мир принадлежал сынам человеческим. Существовало множество разумных рас. Не все, конечно, равноценные. Часть из них была ничем не лучше дикого зверья. Так что я с легкостью смотрел на то, как деградируют и вымирают примитивные племена, такие как сатуры или гоблины. Их хватало лишь на то, чтобы бегать по лесам, оглашая округу дикими воплями, да предаваться разврату у пещерных костров. Но как смириться с тем, что даже лучшие из нас — нааги и вампиры Куша — узрели свой закат? Эта боль жжет мне сердце и превращает в кипяток даже мою вечно холодную кровь.
— Ну, не преувеличивай,— по-своему решил утешить змея Конан.— Я немало бродяжил и по опыту знаю, что на свете еще полным-полно осталось всяких древних выродков. Драконы, вампиры, гномы, трольхи, всякие там люди-обезьяны, циклопы да людоеды. И никто из них добровольно из жизни уходить не собирался. Живучие гады! Намучаешься, пока на Серые Равнины отправишь.
«Вот только почему я и эту нелюдь
«Брось, Конан, он не причинил тебе зла. Да и жаль гада: все сородичи его вымерли, он один остался. К тому же он ведет тебя к сокровищам, а потом отправит домой, на Запад. И вообще, он славный парень, хотя и не человек. Даже шипеть при разговоре отучился... Этот подлый шепоток Конан воспринимал как голос своего внутреннего я, и он не вызывал в сердце варвара и тени протеста. Все казалось так естественно, так разумно... Только в самой глубине души таилась смутная неловкость, ощущение нависшей опасности, однако любая попытка ухватиться за это чувство оканчивалась дикой головной болью, и киммериец понемногу смирился, убаюканный журчащей речью наага и свистящим шепотком в мозгу.
Двое продолжали свой странный путь.
— Мы приближаемся к месту слияния двух великих рек севера,— объявил Кахха к вечеру, когда позади уже был целый день пути.— Еще два или три дневных перехода — и мы будем у самого подножия главного хребта Рипейских гор. Мы одолеем его, пройдя через потаенный перевал, и окажемся почти у цели. Там, к востоку от главного хребта, лежит великий город Аргаим — столица Анахарсидов. А от него уже почти рукой подать до Страны Аримаспов и Грифов, где таятся сокровища, не виданные ни одним из земных владык!
— Скорей бы уж!— проворчал Конан.
Натруженные ноги гудели, Несмотря на всю силу и выносливость северного варвара, усталость безостановочного перехода давала себя знать.
«Яйца Ханумана!— выругался про себя киммериец.— Совсем изнежился в пиратах! Чего бы сейчас не отдал за мой разбившийся ялик или за доброго гирканского скакуна!»
— А я бы предпочел моего славного кротера,— тут же откликнулся на его мысли нааг. Он вышагивал все так же неутомимо и, несмотря на свою худобу и кажущуюся слабосильность, не подавал признаков усталости.
— Это еще что такое?— недовольно поинтересовался Конан. Он не мог смириться с тем, что змей бесцеремонно читает его мысли, как будто они начертаны у него на лбу.
— Кротер — это рептилия,— охотно пояснил Кахха.— Он бегает только на двух ногах и балансирует при беге мощным хвостом. И по прыти намного превосходит любого четвероногого скакуна. Точнее превосходил,— грустно поправился он.— Увы, кротеры исчезли с лица земли. Мне лишь чудом удалось раздобыть живые яйца этой твари и вывести из них поколение длинношеих скакунов. Но это было несколько тысяч лет назад. Теперь они погибли окончательно.
— И слава всем богам,— пожал плечами киммериец.
От рассказов наага у него уже голова пухла. Казалось, из своего привычного времени он угодил на пару тысяч лет назад, и мир казался варвару чужим, враждебным и незнакомым.
За разговорами спутники не заметили, как берег Рангхи неожиданно резко повернул влево, и перед ними предстала удивительная картина. Две большие реки сливались воедино. Одна из них уходила своими верховьями на северо-запад, где истоки ее терялись в бескрайней тайге, другая, впадавшая в нее, несла свои стремительные воды прямо с ледниковых шапок, покрывавших вершины Рип.