Зло
Шрифт:
— Вот чего не знаю, того не знаю. Сначала надо с пропиской решить, а уж после о службе государевой печься душой, — усмехнулся Ельцов.
— У меня есть шанс помочь тебе, — значительно изрек Лапин.
— Это каким образом? — вмешался Анохин.
— Ребята, я когда-нибудь трепался зря? — спросил Лапин.
— Да что-то не помню, — честно признался Анохин.
— То-то. Я тут, правда, ни фамилий, ни лавки пока называть не буду. Так вот, с главным я перекинулся парой слов. Он мне обязан сильно. Газетка формата многотиражки, но, как
— Ну и что сказал главный? — продолжал допрос Анохин.
— А сказал он вот что. Может он Юрку взять. На должность учетчика писем, а на самом деле он будет спецкором.
— Значит, опять под псевдонимом прятаться? — Ельцов щелчком отправил сигарету в темноту.
— А это как договоришься.
— Спасибо, Боря.
— Да что ты, Юрка.
— А он знает, что я судим и из партии исключен?
— Он все знает.
— Уж больно смелый мужик. — Ельцов снова закурил.
— Жди звонка.
На балкон вышла Женька.
— Юра, Игорь, Боря, вы зачем нас бросили? К столу, мальчики, к столу.
Разошлись ближе к полуночи.
Юра и Игорь Дмитриевич убирали со стола, мыли посуду.
— Ты иди, отдохни, — сказал дядька. Он был в фартуке, посуду мыл стремительно и аккуратно. — Иди, я один справлюсь.
Юра пошел в комнату, начал раздеваться.
Зазвонил телефон.
— Да.
В мембране слышался непонятный шум и треск. Он положил трубку. И вдруг Ельцов подумал, что, возможно, сигнал этот был послан сюда много лет назад. Может быть, номер набрала его первая, уже забытая любовь. Сигнал запутался среди проводов, сопротивлений и конденсаторов и много лет пробивался сквозь пульты АТС и, наконец, добрался до цели. Он даже представил себе зрительно этот заблудившийся импульс. И ему почему-то стало спокойно и радостно, и сон пришел невесомый и звенящий, как в детстве.
— Не хочу домой, — капризно сказала Женька, садясь в машину. — Поехали в Архангельское.
— Я же поддатый, — попробовал воззвать к ее разуму Игорь.
— Ну и что? Кто тебя остановит? Ты же любимец московской милиции. Удостоверение с собой?
— Конечно.
— Тогда едем. Что у нас с деньгами? — деловито осведомилась Женька.
— С деньгами нормально.
— Тем более. Погулять хочется. Толик споет нам.
— Ну что делать! Я же слабый мужик. — Анохин повернул ключ зажигания.
Ночное Архангельское. Вернее, ресторан «Архангельское». Место, привлекавшее всю гуляющую Москву. Ночью, когда закрывались рестораны, «Архангельское» тоже закрывало двери. Открывали их только для своих. Богатых и знаменитых и, конечно, для иностранцев, потому что только ради них и был устроен этот полулегальный кабак.
Здесь разбросал свои силки КГБ, здесь были специальные столы, толкались дамы, приятные во всех отношениях, здесь подводили их к иностранцам. Это была тайная, закрытая от всех жизнь. Но для ее существования ресторан открывал свои двери для светской московской публики. Дочери и сыновья, зятья и невестки секретарей ЦК и членов Политбюро… Даже сама Галина Брежнева приезжала сюда со своей свитой. Веселое это было место. Остров развлечений в аскетической Москве.
Игорь вел машину аккуратно, до ресторана доехали без происшествий. Швейцар узнал их и немедленно пропустил.
С порога они услышали голос Толика, он пел пастернаковское «Мело, мело по всей земле…». Мэтр, старинный приятель Игоря, повел их к столику на две персоны у стеклянной стены. И Толик их увидел и помахал рукой. Народу было не так много, половину зала, как всегда, занимали иностранцы.
Официант принес шампанское и холодные закуски. В самом углу мэтр руководил сервировкой большого, человек на двадцать, стола.
— Кто-то крупно гулять собрался. — Игорь разлил шампанское.
— Давай поспорим, что я точно скажу кто, — засмеялась Женька.
Она курила и, прищурив свои зеленые ведьмины глаза, поглядывала на зал. Мужики за столиками сворачивали шеи, пялясь на нее. Оркестр замолчал. Толик, спрыгнув с эстрады в зал, пошел к их столу. Взял свободный стул, присел.
— Какая же ты красивая, Женька, — весело сказал он, — поглядишь, и сердце радуется. Вообще, вы классная пара.
— Ты будешь шампанское? — спросил Анохин.
— Нет, я сейчас кофе попрошу.
— Устал?
— А как ты думаешь? Каждый день по десять часов глотку рвать. Но надо, бабки нужны. Машина разваливается, чинить пора.
У Толика была старенькая «вольво седан», которую он купил по случаю, дешево. Он очень любил ее. Ремонт такой машины, несмотря на громадные связи ее хозяина: как-никак, а весь московский автосервис гулял в «Архангельском», — стоил весьма дорого.
— Вы откуда приехали? — Толик сделал себе бутерброд с икрой.
— Ты сначала прожуй, — засмеялась Женька, — а то, не дай господь, подавишься.
— Жую, — с полным ртом промычал Толя. — Откуда?
— У Юры Ельцова гуляли.
Толя и впрямь подавился, закашлялся, выпил налитый Игорем боржом.
— Вот это да! Вернулся. Налей мне шампанского, я за это выпью. Он где живет-то?
— У дядьки.
— На Грузинском Валу? Рядом со мной?
— Да.
— А эта мочалка его с квартирой кинула?
— Именно.
— Кстати, Толик, стол не для нее накрывают? — прищурилась Женька.
— Целая кодла во главе с Шориным.
— Ну что я говорила? — Женька так и не закончила фразу, в зал вошла большая веселая компания.
— Ну вот, — усмехнулся Игорь, — те же, знакомые до слез, лица.
К их столу подошел, радушно улыбаясь, Шорин.
— Ребята, я рад вас видеть. Почему не приехали на шашлык?
— Дельце было, милый Сашенька. — Женька подарила Шорину одну из своих ослепительных улыбок.
— Наслышан, наслышан, — по-доброму прищурился Шорин, присаживаясь к столу, — долг дружбы — самый наиглавнейший.