Зло

Хруцкий Эдуард Анатольевич

Одного не знал Умный, сварганив Ястребу новые документы: ксивы эти туфтовые он засвечивал только в зельдинской шараге, а жил по своим. И если удачливый налетчик Леня Сретенский исчез из ментовской картотеки, то обычный гражданин Леонид Степанович Колосков спокойно проживал по своим документам и даже являлся владельцем двухкомнатной квартиры в кооперативе, который в Москве в шутку называли «Тишина», так как он был расположен на углу Садового кольца и улицы Чехова.

А Шорин думал, что Ястреб снимает в нем квартиру у сына великой русской актрисы.

Ястреб

понимал, что заигрался, что бриллиантовые дела, которые крутил Умный со своим бугром Рытовым, могут привести не на нары, а в Пугачевскую башню Бутырки, где приводилась в исполнение высшая мера.

На нем самом крови не было. Жорика Ереванского убили азербайджанские воры, сводя старые счеты. За год до этого Жоркины ребята замочили на подпольном катране Вагифа Косого, главного бакинского вора, и поэтому, когда Жорик свалил в столицу солнечного Азербайджана, те уделали его без всякой помощи и подсказки Ястреба.

Федора он убрал руками кутаисских воров Гиви Резаного и Бондо Куска, отдал им машину Жорика, а зверьки падки на «двадцатьчетверки», за них готовы маму родную продать. Они и заделали Федора.

Правда, он их об этом не просил. Сказал, мол, попугайте дурака старого, чтобы он среди урок волну не поднимал. Но Бондо и Гиви прихватили с собой пару молодых кутаисских беспредельщиков, те и начали качать права с Федором. Одного Федор покалечил на всю оставшуюся жизнь, а второй заделал его пером. Вот такой расклад получился.

О том, что Федор пришел к Черкасу, Ястреб узнал от Гиви. Он сразу же понял, для чего циркач требует собрать правило. Надоели ему эти блатняки. С их дурацкими законами и понятиями. Ястреб давно уже отошел от этого мира, и их разборки казались ему смешными и нелепыми.

Действительно, зачем врываться в квартиру, вязать хозяев, а потом по дешевке отдавать барыгам-перекупщикам добро, нажитое риском? Куда проще прийти домой к цеховику и выбить из него долг. Просто, и безопасно, и бабки приличные. Нравилась Ястребу такая жизнь, очень нравилась. Тем более что солидные деньги вложил он в цеховое дело и получал ежемесячно хороший навар. Риск, конечно, был, ОБХСС мог в любое время прихватить. Но Ястреб не фигурировал ни в каких бухгалтерских документах, да и кому понадобится привлекать к ответственности бригадира грузчиков?

Когда Ястреб проворачивал дело с ларцом Абалова, он впервые ощутил пьянящее чувство власти над людьми. И хотя не он достал бумажку о том, что Жорик сдавал в уголовку своих кентов, и другие сдернули Махаона с зоны, Ястреб все равно наслаждался возможностями, открывшимися перед ним. Он хорошо запомнил лицо Махаона, когда того крутили его ребята. Растерянное, удивленное, испуганное.

Но не дурак оказался Махаон, совсем не дурак. Соскочил. Или залег, или деревянный бушлат надел. Наверно, ушел из жизни блатарь, иначе за столько лет нарисовался бы где-нибудь. Ни один сейф за это время не был взят махаоновскими методами.

Но на душе у Ястреба все-таки было неспокойно.

Ходил слушок по Москве, что Леня

бровастый на ладан дышит. Завалится — и в момент разгонят всю бражку, которая вокруг него трется. Сашкин пахан Матвей Кузьмич первым его сдаст. Хорошо, если на зону кинут, там еще пожить можно, а вдруг он захочет избавиться от свидетелей? Сначала Сашку, потом его замотают в брезент и отправят в мутные воды Москвы-реки.

От мыслей этих портилось у Ястреба настроение. Да и сердце стало пошаливать. Он глотал лекарства, не пил, курил меньше, но ночью просыпался от странного ощущения падения в пропасть и тягучей боли под левой лопаткой.

Врач говорил ему:

— Никаких излишеств, никаких нервов.

Легко сказать. Ему нравилось пересчитывать деньги, спрятанные в тайнике; когда-то это занятие доставляло радость и успокаивало. Три дня назад он вынул бабки, и вдруг острое чувство страха охватило его. Он закурил, трясущимися руками спрятал деньги на место и долго сидел неподвижно, глядя в угол комнаты.

На следующий день Ястреб пошел в церковь, благо бабка-покойница окрестила его в свое время, отстоял службу. Голос священника, пение, чуть приторный запах горящих свечек внезапно принесли в его душу покой и порядок. Ястреб истово крестился, а уходя, купил нательный крестик и маленькую картонную иконку Божьей Матери.

Он не знал ни одной молитвы, но вот уже два дня просил Бога простить его за грешную жизнь. Просил, но ничего Богу не обещал, потому как боялся.

Страх, появившийся в нем, постепенно перешел в тоску. Его любовница Алена — да какая там любовница, считай жена — сказала ему:

— Ты, миленький, совсем себя извел. Вот и врач говорит, что нервы и сердце ни к черту. Пошли ты этого Шорина подальше, поедем отдыхать под Москву в санаторий, а то не дай Бог инфарктом кончится. Не мальчик уже. Хватит, пошмонался по тюрьмам. А теперь у нас все есть, и квартира, и машина, и деньги.

Ястреб боялся подходить к телефону, боялся услышать скачущий в трубке голос Шорина. Вот уже несколько дней тот ему не звонил. Видимо, ждал, когда Ястреб сам свяжется с ним.

Но ничего не поделаешь, нужно искать людей, которые пойдут трясти старушку. Он сам позвонил Шорину в машину.

— Да, — услышал Ястреб бодрый баритон шефа.

— Приболел я, лечусь потихоньку.

— Слушай, — отрывисто хохотнул Шорин, — чтобы в наше время лечиться, надо иметь железное здоровье. Что у тебя?

— Сердце. Врачи говорят, надо в больницу ложиться.

— Организуй дело, будут тебе лучшие врачи и лекарства швейцарские. Понял? Нашел людей?

— Нашел, — соврал Ястреб, — сколько им обещать?

— Не больше пятидесяти тысяч.

— Они аванс потребуют.

— Десятку. Понял?

— Чего не понять.

— Действуй, дружище, а за сердце не беспокойся. Вылечим. Такие люди, как ты, нашей стране нужны больше, чем министры. У меня все.

Ястреб только положил трубку, как зазвонил телефон. Видимо, еще не все ценные указания дал ему любимый шеф.