Зло
Шрифт:
Пахомов подошел, рукой показал, чтобы Гиви подняли с колен. И ударил внезапно в корпус, коротко, без замаха.
Гиви охнул, повис на руках бойцов, в углах рта запузырилась кровь.
— Ты полегче, Пахомов, полегче… — Ястреб вскочил, сунул пистолет в карман пиджака. — Хочешь замочить зверька, а он пока нужен. Но не нам. С него Кулик и Смолин получить должны. Они своей очереди ждут.
Бойцы Ястреба сноровисто обшмонали грузина. На стол легли конверт с деньгами, пистолет «вальтер», инкрустированный серебром, нож-лисичка с золотой
Ястреб сначала взял билет.
— Значит, сегодня ночью, Гиви, ты собрался в Таллин. Денежки мои потратить, посидеть в «Мюнде Баре» за всю масть. Что ж, правильно решил, только одного не додумал, что мы тебя пасли, крысятника чернозадого.
Ястреб взял в руки пакет с деньгами, раскрыл, подсчитал.
— Ничего истратить не успел.
Гиви смотрел на Ястреба с тяжелой ненавистью.
— Ты глазами-то меня не жги. Не боюсь я тебя, сука, с тебя за Федора получить бы надо.
— Ты сам нас к нему послал, — прохрипел Гиви.
— Правильно. Только я вас послал потолковать с ним, а не мочить. А вы по жадности своей зверьковой решили его грохнуть. Ствол-то и нож — Федора. Я тебе их не подбрасывал, они в твоем кармане лежали. Люди видели. Я людям солидным объяву сделаю, что ты, сучонок, законника по корысти своей завалил, так что не жить тебе, сука. Тебя везде достанут.
У открытых дверей стояли Кулик со Смолиным и Валя Клещ, авторитетный вор, державший Московский ипподром.
— Вы все слышали, — обратился к ним Ястреб. — Эта сука, чтобы лаве прокатанные отдать, меня кинул, Федора ограбил и замочил. Он нас за парчушек, за шнырей долбаных держит. Что будем с ним делать, братья?
— Замочить бы его надо! — Валя Клещ дернул щекой.
— Резать мы его не будем. А помочить — помочим. — Ястреб махнул рукой. — Выводи его на площадку.
Бойцы подхватили Гиви, выволокли на лестничную площадку, поставили на колени.
Ястреб подошел к нему, расстегнул молнию и стал мочиться прямо на Гиви.
— А-а-а, — застонал тот.
Моча текла на голову, по лицу, щегольскому пиджаку.
Ястреб закончил, застегнул молнию.
— Ты теперь все равно что опущенный. Тебе с людьми нормальными теперь места нет. Я ухожу, а вы с него, обоссанного, получайте, как хотите.
— Я тебя убью, Ястреб! — крикнул ему вслед Гиви.
Когда вышли на улицу, Ястреб сказал Пахомову:
— Вы его подождите, увезите за город и искалечьте.
— Прибить?
— Нет, калекой сделайте и хватит с него.
Вечером к нему прилетел Шорин, он был ослепительно элегантен. Вошел в квартиру, огляделся.
— У тебя все по-старому. Пора уже своим жильем обзаводиться, сколько снимать чужие углы будешь? Раньше у тебя коньячком да табаком хорошим пахло, а теперь лекарствами. Совсем плохо стало? — В голосе Шорина Ястреб уловил сочувственные нотки.
— Ты лечись, все дела брось и лечись. Ты мне здоровый нужен. Я без тебя как без рук.
— Спасибо, Умный…
— Сколько
— Извини, Саша, привычка дурацкая. За хорошие слова спасибо. Садись.
Шорин опустился в кресло рядом с журнальным столиком.
— Ну давай.
Ястреб вынул из бара пакет, положил на стол.
— Это что?
— Твои деньги.
— Как так?
— Мой человек к старухе пришел и чуть не завалился. Там народу лом было, — вдохновенно соврал Ястреб.
— Правильно, — довольно усмехнулся Шорин, — не врет твой крадун. В тот день старушка Манташева преставилась. Так что народу там было много. А почему ты передал мне, что дело сделано?
— Ты телефон в машине исправь, я сказал: дело делается.
— Понятно.
Шорин взял конверт, бросил в кейс.
— Где ключи?
— У меня.
— Береги, они могут пригодиться. Теперь, что с цеховиками?
— Ребята область пропахали, собрали бабки.
Ястреб открыл шкаф, потащил вытертую синюю сумку, набитую доверху.
— Сколько здесь?
— Пятьсот двадцать одна тысяча.
— Значит, так, — Шорин закурил, — двадцать одну тысячу — ребятам. Пятьдесят — тебе на лекарства, остальное на дело.
Ястреб усмехнулся. Он точно знал, что еще тысяч пятьдесят разойдутся по карманам ментов, секретарей райкомов, остальное — добыча шефа. Каждый квартал люди Ястреба собирали дань с цеховиков. Каждые четыре месяца Шорин получал по полмиллиона. Правда, Ястреб догадывался, что и Умному приходилось отстегивать кому-то, но все равно доля его была немалой.
— Ладно, боевой товарищ. — Шорин встал. — Пойду я. А ты лечись, ляг в больницу, пока особых дел не предвидится.
Шорин вышел от Ястреба, сел в машину и поехал домой. На Пушкинской гаишник, увидев «мерседес» с антенной и спецномерами, перекрыл палкой движение, пропуская машину. Он успел еще козырнуть, что особо порадовало Шорина.
Дома он разложил деньги, отобрал самые крупные бумажки, отсчитал двести тысяч и уложил их в кейс. Потом набрал известный ему номер.
— Да, — ответила трубка.
— Это я.
— Ну?
— Хотел подвезти документы.
— Вези. Жду. Удостоверение наше у тебя есть.
Аппарат Рытова находился в здании Совмина. Шорин подъехал, приказал шоферу поставить машину и, важно помахивая кейсом, пошел к тяжелым дверям. На входе показал удостоверение прапорщику-чекисту, подошел к лифту.
Вот и нужный этаж. Здесь опять контролер. Внимательно посмотрел удостоверение.
— Идите, — приложил руку к козырьку.
В приемной Самого, несмотря на позднее время, секретарша и помощники на месте. Даже просители у стеночки на стульях сидят. Полный генерал с медалью лауреата Ленинской премии и мужик в черном костюме с депутатским значком. Он, видимо, нервничал, постоянно вытирал мокрое от пота лицо, хотя в приемной было прохладно, кондиционер гнал по комнате прохладный ветерок.