Злобный босс, пиджак и Танечка
Шрифт:
Я отмахнулся:
— Иди уже. Или ты думаешь, что все блондинки в городе закончились?
И друг очень нагло и беспардонно ушел. А я завис над его вопросом. Может ли быть такое, что человек тебе совсем не нравится и даже отчетливо неприятен, но все равно немного нравится? Неприятное состояние в организме — органовая междоусобица. Это потому, что она целуется так, словно всю жизнь тренировалась целоваться со мной. А у мужиков анатомия простая, на такие сигналы у нас сразу встает. Приоритетность встает и нормально думать мешает.
Друг просто зачем-то злит. С ним такое нередко случается, а я на такие провокации не ведусь.
Вошел в приемную и широко улыбнулся — мне нравится, когда все на своих местах. Особенно мой секретарь, конечно.
— Доброе утро, Таня.
— Доброе, Андрей Владимирович, — исчадие ада буркнуло себе под нос и сделало вид, что с головой зарыто в бумажки.
Милейшее зрелище. Так бы и стоял перед ней целыми днями, наблюдая, как она краснеет.
— А что это мы на начальство не смотрим? — подначил я. — Что-то случилось?
Опять?!
— Неудобно мне, стыдно за позавчерашнее, — выдавила она, не поднимая глаз. — Проявите тактичность. Я работаю, работаю, как мы и договаривались. И вас хочется послать... работать.
— Тактичность? В самом деле, между нами ведь всегда была сплошная тактичность, что это со мной сегодня? Но я обещал тебе не напоминать. Так оцени же, не напоминаю!
Темные волосы как-то дернулись, после чего раздался скрежет зубовный. Зато ответа не последовало. Ну неужели у меня начались прекрасные дни полной субординации? Поверить не могу! Раздался телефонный звонок, а Таня будто и не расслышала.
— Тань, отвечай. Работа у тебя такая — на звонки отвечать.
И, чтобы она от волнения не запорола разговор с каким-нибудь важным клиентом, решил оставить ее в покое. Насвистывая от переполнявшей радости, отправился в кабинет. Затем все же включил программу видеозаписи, чтобы еще минуточку до начала дел ее недовольной мордашкой полюбоваться. Таня, закончив разговор и сделав запись в моем расписании, вдруг встала и начала осматриваться.
хмурилась так, что брови на переносице сошлись. Потом что-то разглядела над окном. Подняла руку вверх и выдвинула средний палец. Да что же это за характер такой? Никак не уймется.
Я нажал кнопку коммуникатора:
— Танюш, в другую сторону, там ракурс лучше.
Ну, за ней не заржавело — показала и в другую. А потом подбоченипась и рявкнула:
— Уберите камеры, Андрей Владимирович! Я не могу работать в таких условиях!
— Зачем же? — я искренне недоумевал. — Буду смотреть на тебя всякий раз, когда соскучусь. Кстати, зайди ко мне, как освободишься, дело есть. Упс, а ведь ты и так свободна! Какие полезные камеры!
Три, два, один — и дверь распахивается, впуская внутрь смерч. Глазки блестят, щечки горят, кулачки сжимаются. Ух, аж мурашки по спине от жути.
— Андрей!
— Владимирович, — подсказал я. — Хотя ты сейчас от чьего лица обращаешься?
Как секретарь или как девушка, которая позавчера на моей шее висела?
— Как секретарь! Я всегда к вам только как секретарь!
— Тогда Владимирович, — с легкой долей сожаления выбрал я. — Итак, Таня, что у тебя случилось, что ты отчество мое позабыла?
— Ладно, — она выдавила приторную улыбку. — Слушайте, Владимирович, уберите камеры. Мы ведь с вами договорились попытаться работать нормально! Я пытаюсь. А вы?
Откинулся на спинку и задумчиво уставился в окно. Она заняла стул напротив.
— Хорошо, уберу. Сегодня же. Мне записей хватит, чтоб по вечерам пересматривать, когда плохое настроение.
— Спасибо! В смысле, скажу вам спасибо, когда уберете.
— Прямо сейчас позвоню специалистам. Но у меня к тебе тоже просьба есть. Пора восстанавливать мою репутацию, которую ты так здорово испортила. Как насчет ужина сегодня у моих родителей? Посидишь там, похвалишь, признаешься, что все предыдущее было враньем.
Она опустила голову, как будто удивлялась собственным рукам на коленях.
— Не могу, — пробубнила сдавленно. — Не могу же я прямо заявить, что обманывала. Ваш отец так добр ко мне, и что же, признаться, что я не оправдала его доверие?
— А ведь ты права, — мне только сейчас это в голову пришло. — Если резко откажешься от старых заявлений, то отец сразу заподозрит, что я поучаствовал. И не поверит. Лучше ничего не опровергать, просто дальше сообщать что-то позитивное.
— Сделаю, — она будто бы смирилась. — Сегодня же, когда специалисты уберут слежку, позвоню Владимиру Александровичу и сообщу, как вы оперативно решали проблему с аварией на трассе. Получится, что и не совру. Совесть чиста хоть будет.
— У тебя есть совесть? Прости-прости, — я, смеясь, вскинул руки. — Ладно, сойдет. Кажется, мы открываем новую эру. Глазом не успеем моргнуть, как начнем поддерживать друг друга и прикрывать спины.
— Вот это вряд ли, — она осмелела настолько, что посмотрела на меня. — Такое сотрудничество строится на взаимном уважении. А его как бы нет, и взяться неоткуда.
— Уважении, ясно, — мне не понравился поворот нашего милейшего разговора. — Тогда просто делай, что говорю, раз я тут начальник, а ты подчиненная.
— При условии, если это не будет противоречить моей совести! И да, при первом удобном случае я что-нибудь снова вам сделаю, просто спать не смогу иначе! У меня совесть так устроена, что спать спокойной позволяет, пока вы жизнью довольны.
Да что у нее с совестью? Не было, не было, и вдруг обозначилась, где не ждали.
Раздражение накатило волной.
— Таня, ты как к современной музыке относишься?
— В смысле?
— Запущу тебе свой любимый трек, а ты оцени.
Вынул сотовый, нашел и включил. Таня вздрогнула уже через секунду. А я же наслаждался.