Злобный
Шрифт:
В оцепенении я иду по коридору и выхожу из административного здания. Мне нужно найти Сэйнта и потребовать информацию, о три, что происходит. Мне нужно знать, почему он это сделал и почему он не предупредил меня о приезде Чендлера.
Я иду через кампус к зданию общежития, в которое его перевели после того, как сгорел дом Ангеллов. Я еще не была в его новой комнате, но я точно знаю, где она находится. Я ничего не могла с собой поделать, когда впервые вернулась в кампус после зимних каникул, и сверлила Лони, пока она не проболталась
Я поднимаюсь на его этаж и подхожу к его двери. Не останавливаясь, я поднимаю руку и стучу. Меня поражает, что я даже не знаю, находится ли он сейчас в своей комнате, но в следующую секунду дверь распахивается, и он стоит на пороге.
Он смотрит на меня сверху вниз, явно удивленный. Однако в следующую секунду его удивление перерастает в раздражение.
— Чего ты хочешь?
— Почему ты нанял мне адвоката? — спрашиваю я, переходя прямо к делу.
Он фыркает.
— Потому что ты чертовски бедна и сама не можешь найти приличного.
— Сэйнт, я серьезно, — шиплю я.
Он закатывает глаза и поворачивается, чтобы вернуться в свою комнату. Однако он оставляет дверь открытой, что я интерпретирую как приглашение войти.
Войдя внутрь, я замираю и таращусь, оглядывая пространство. Почему-то это более роскошно, чем его последнее один. Более высокие потолки, более широкие окна, а его кухня в два раза больше моей. У него совершенно новая мебель и, без сомнения, шкаф, полный новой одежды.
Очевидно, что он сбросил несколько сотен тысяч долларов, чтобы возместить все, что потерял в огне, но для него это была бы только капля в море.
Я закрываю за собой дверь, и он поворачивается ко мне лицом, прислоняясь к столу и выжидающе выгибая бровь.
— Ну? — рычит он. — Я жду, когда мне надерут задницу.
Я вздыхаю.
— Я здесь не для того, чтобы драть твою задницу, но мне нужно знать, почему ты продолжаешь мне помогать? Это становится смешным.
— Смешным? Ты хочешь сказать, что не хочешь, чтобы один из лучших адвокатов по уголовным делам в Лос-Анджелесе уберег твою упрямую задницу от тюрьмы?
— Это не... — Я делаю глубокий вдох и беспокойно пробегаю ладонями вверх и вниз по своей форменной юбке. — Сэйнт, я благодарна, я просто ...
— Ты думаешь, что стриптизерша на день рождение, это вульгарно?
Его вопрос полностью сбивает меня с толку, и моя голова в шоке откидывается назад.
— Что? — заикаюсь я. — О чем, черт возьми, ты говоришь?
Он пожимает плечами.
— Стриптизерши на день рождение. Это вульгарно или нет?
— Я так растеряна, — признаюсь я, в отчаянии сжимая в кулаках юбку. — Почему мы говорим о стриптизершах на день рождения?
— Просто пытаюсь выяснить некоторые последние детали для моего особого дня, — объясняет он с дерзкой ухмылкой, от которой у меня в груди бешено колотится сердце. — Это в конце месяца, ты же знаешь. Двадцать восьмого.
—
Он наклоняет голову набок, скользя взглядом по моему телу, от моих черных туфель до косы, распущенной на моей голове.
— Ты собираешься сделать мне подарок?
Я пытаюсь поговорить с ним, а он говорит о чертовой вечеринке по случаю дня рождения?
— Сэйнт, может будешь серьёзным хоть на минуту, пожалуйста?
— Я говорю серьезно, Мэллори, — саркастически говорит он, отталкиваясь от своего стола, чтобы подкрасться ко мне. — Стриптизерш на день рождения нужно нанимать с осторожностью.
— Почему ты продолжаешь помогать мне? — требую я, поднимая подбородок так, чтобы наши глаза встретились. — Ты совершенно ясно дал понять, что ты обо мне думаешь, так почему же ты продолжаешь вмешиваться, чтобы спасти меня?
Он смотрит на меня сверху вниз несколько долгих, безмолвных мгновений, и я понятия не имею, что происходит в его сложном, испорченном мозгу.
— Кажется, я просто ничего не могу с собой поделать, — наконец выпаливает он, как будто слова вырываются из него против его воли. Его рука поднимается, чтобы обхватить мой подбородок, а его рот опускается к моему.
— Когда дело доходит до тебя и тех ситуаций, которые я помогал создавать, я постоянно оказываюсь втянутым во все это, хотя всякий раз, пытаюсь игнорировать тебя.
Ситуации, которые он помогал создавать.
Это не тот ответ, которого я ожидала.
Совсем нет.
— Это ты устроил пожар, в результате которого сгорело твое старое общежитие? — удается прошептать мне.
— Нет. — Его тон тверд, его холодный пристальный взгляд напряжен.
У меня есть к нему еще один вопрос. Я спрашивала об этом раньше, но тогда я ему не поверила.
— Ты имел какое-либо отношение к исчезновению Джона Эрика?
Он ухмыляется, как будто находит вопрос забавным, но затем качает головой.
— Нет, я не имею никакого отношения к исчезновению этого засранца.
Я пристально смотрю на него, отчаянно пытаясь найти что-то в его выражении лица, чтобы сказать мне, что он честен со мной. На его лице, как обычно, написано высокомерие и превосходство, и я больше ничего не могу в нем прочесть.
Я хочу ему верить. Я, честно говоря, действительно хочу.
Я просто не знаю, можно ли.
ГЛАВА 20.
САМОДОВОЛЬНОЕ ЛИЦО ДЖОНА ЭРИКА СМОТРИТ НА МЕНЯ В ОТВЕТ ПОД СЛОВОМ ПРОПАЛ, написанным большими черными буквами. Я вздыхаю и закатываю глаза, срывая плакат со своей двери, а затем и все остальные, сопровождающие его.
Вот уже десятый день подряд я возвращаюсь в свое общежитие и обнаруживаю, что моя дверь увешана этими дурацкими плакатами.
Ворвавшись в свою комнату, я сминаю их все в большой смятый шар и бросаю в мусорную корзину, затем достаю коробку конфет, которую Карли прислала мне на день Святого Валентина, из ящика прикроватной тумбочки.