Злое счастье

Астахова Людмила Викторовна

Оставалось только, скрипя зубами, смотреть, как принцесса уходит прочь, зазывно покачивая бедрами.

«Женщины есть зло», — напомнил себе вечную истину Эйген.

А может быть, правы надменные выскочки униэн, когда твердят о проклятье, лежащем над Людьми Ночи? Эта невыносимая власть животных, переменчивых страстей над духом неестественна для разумного существа. Перемудрили Боги, заманили в ловушку доверчивых дэй'ном, а проклятые дары превратили Полуночных в живые игрушки Судьбы. Любовь, в любой момент готовая обратиться в ненависть, радость — в злобу, разве это не проклятье? Нет? Тогда, что же это такое? За что?

Господин Мангэ, терпеливо ждавший окончания беседы с принцессой, не решился напомнить о себе. Он очень достоверно сделал вид, будто обнаружил дырочку на занавесках.

По всей вероятности, Повелитель этой ночью тоже решил обуздать свои желания. Вдвойне подозрительно. Из жаркого сумрака приемной навстречу Эйгену проскользнули всего двое: юноша и девица. Обычно же из опочивальни Олаканна выскакивало, самое меньшее, четверо наложников. А чаще всего, Повелитель не торопился отвлекаться от своих забав, обсуждая с хан'анхом государственные дела без отрыва, так сказать, от удовольствий.

— Пришел Верховный Вигил, о, Повелитель! — торжественно провозгласил Мангэ и распахнул двери перед Эйгеном.

Большинство подданных Олаканна не имели права поднять глаз выше, чем до колен властителя, но Верховный Вигил к таковым не относился. И он мог видеть, что Повелитель пребывает в состоянии крайнего беспокойства. Так вот зачем дворец полон умиротворяющих запахов! Иначе воды озера вокруг дворца уже окрасились бы кровью придворных, попавших под горячую руку властелина Чардэйка. Дворцовый парфюмер не зря ел свой хлеб и пил свое вино.

Эйген хотел совершить положенную этикетом серию поклонов, но был остановлен решительным жестом Олаканна.

— Перестань! У тебя и без этих выкрутасов закружится голова, хан'анх, — бросил он. — Будешь пить?

— Если прикажите.

— Приказываю!

— Тогда буду, — улыбнулся Эйген.

Мальчишеская внешность Повелителя и его откровенное нетерпение могли ввести в заблуждение кого угодно, но только не Верховного Вигила. За 80 лет он успел изучить Олаканна вдоль и поперек, но все равно иногда побаивался перечить даже в сущих мелочах.

Если бы ничтожная наложница Хиннга смогла увидеть Повелителя, она бы удавилась от зависти. Водопад из черного шелка — его блестящие волосы, не у каждой женщины сыщется такое богатство. Бледное лицо разрумянилось, голубые глаза сверкали, атласный халат стекал с узких плеч, подчеркивая стройность стана. Еще бы, самая чистая и здоровая кровь во всем Чардеэйке. Не даром, ох, не даром, без устали воспевали красоту Олаканна лучшие поэты современности. Жаль только, норов его воспеть некому! Считается, что его предки в начале времен делили Дары Богов между остальными дэй'ном. Вот и не обделили себя ни в чем.

Словно в подтверждении мыслей Эйгена, Повелитель жадно припал губами к большой чаше с вином. И пока не выдул половину, не остановился. Заодно бдительно проследил, чтобы его ночной гость не отставал.

— Пей, пей. Не отравлю. Сегодня ты мне нужен.

Вино оказалось крепленое, чрезмерно сладкое и густо приправленное пряностями. Непривычного человека оно валило с ног после трех хороших глотков. Но не Эйгена.

— У меня есть три новости, — молвил Олаканн, облизываясь.

— И все три — плохие?

— Нет, Эйген, ты ошибаешься, — ехидно оскалился Повелитель. — Одна другой хуже.

— Очаровательно.

— Начну с относительно приятной. Для тебя. Я приказал четвертовать Согана. Ты рад?

— Рад, — не покривил душой хан'анх. — Но это означает, что Водительница скончалась от ран.

— Верно. Умерла в первый час после заката. И как бы я не относился к Согану, но пришлось его казнить. Я разгневан.

В свое время покойный военачальник был любовником Повелителя, а нынче дочка Согана ходила у Олаканна в фаворитках. Еще неизвестно, чем для неё обернется казнь папаши. Либо Повелитель осыплет девицу золотом в порыве раскаяния, либо прикажет удавить потихоньку: тут все зависит от минутной прихоти. Эйген был рад, что ни разу даже не пытался познакомиться со своими кровными детьми. В его положении — они стали бы вечными заложниками воли Повелителя.

— Йагра'су — это большая потеря для всех нас. Теперь придется искать новую Водительницу и ждать, пока она вырастет и войдет в полную силу. Брать в бой такую колдунью было непростительной ошибкой, — совершенно серьезно заметил хан'анх.

— Пей еще!

Эйген снова выпил. Оставалось только дивиться, куда в Олаканна помещается столько жидкости. Повелитель хлестал вино, как воду.

— А какая же третья новость? — спросил Верховный Вигил.

— Ага! Ты заинтригован! — обрадовался Повелитель.

— Вы всегда чрезвычайно проницательны, Величайший.

Глаза Повелителя сияли голубыми алмазами. Он нервно облизнул губы.

— В предсмертном прозрении Водительнице открылось тайное. Она назвала имя того, кто станет Верховным Королем униэн.

— Кто же это?

— Наклонись, мой хан'анх, я скажу тебе это на ушко, — сладко пропел властелин дэй'ном.

Эйген перегнулся через стол, покорно выполняя желание Олаканна. Его горячие губы почти касались мочки уха, а дыхание обжигало. Говорил он медленно, смакуя каждое слово, точно запретную сладкую фай [11] . Перекатывая на языке ненавистное имя кусочком пряной древесной смолы, дарующей покой и забвение.

11

фай — наркотик-галюциноген.

И когда Эйген услышал это имя, то непроизвольно скомкал в кулаке золотую чашу с остатками вина. Точь-в-точь, как неаккуратный писец мнет испорченный кусок дешевой бумаги.

— Что?! — взревел он вепрем-подранком. — Этого не может быть! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Воистину, в припадке ослепляющей ярости он превзошел самого Повелителя и одновременно доставил ему невыразимое для каждого истинного дэй'ном удовольствие — понаблюдать, как сородич бесится от злости и не может выплеснуть её на ближнего.