Злое счастье
Шрифт:
Столица дэй'ном мирно почивала на дне долины со всех сторон окруженной горами. Поэтому здесь, гораздо раньше, чем в других землях, зацветали сады. В разгар цветения долина казалось миской полной топленым молоком. Вид, заставляющий придворных дам падать в обморок от избытка чувств. Эйген презрительно поморщился. Ему еще предстоит это редкостное «удовольствие» — сопровождать благородных дэй'га в традиционных увеселительных прогулках-пикниках на склоны гор. Даром, что все эти дамы произвели на свет полноценных детей, но общаться с ними — тяжкое бремя. Лет двести назад эти пикнички заканчивались грандиозной оргией, но с той поры нравы дэй'ном стали скромнее. В крайнем случае, особо настырная фрейлина проберется в палатку к
Верховный Вигил усилием воли отогнал неприятные мысли. Вот ведь наказание какое — стоит залюбоваться красотами Хикмайи, и мысль сразу скатывается к грядущим неприятностям. Видимо, неспроста это. Насчет вызова к Повелителю Эйген не волновался. Такое случалось неоднократно. Иногда Олаканн маялся бессонницей, а потому отчаянно скучал и жаждал, чтобы хан'анх развлек его. Желания Повелителя — закон. И бывают они весьма и весьма… разнообразны. Начиная от совместной дегустации очередного кулинарного шедевра и заканчивая бурным сексом. В роду Повелителей, что мужчины, что женщины отличаются безудержными страстями и темпераментом, не отдавая предпочтения какому-то одному полу. Эйген был готов ко всему. Иначе не носить ему титула Верховного Вигила бессменно вот уже 80 лет подряд. Удержаться на вершине власти среди бешеных нравом и разумом дэй'ном великое искусство. Предыдущий Верховный выдержал всего лишь три года.
Прямая улица вела к центру города. В Хикмайе все улицы подобны лучам солнца, расходящимся от дворца правителей Чардэйка. Из любого конца города видна его центральная башня. Она, как маяк для корабля, зовет к себе путника. Словно нашептывает: «Рискни и попытай удачу. В случае успеха тебя ждут богатство и слава, а если ошибешься, то не обессудь, — безвременная смерть». Если ты дэй'фа — благородный мужчина, то почему бы и нет? У благородных женщин может быть только одно предназначение — деторождение. В исключительном случае — жреческое служение Богам. Все достаточно просто. Это только извращенцам-униэн жизненное устройство заклятых врагов кажется сложным и крайне запутанным. А как иначе сдержать тех, кому поступки диктует могучая изменчивость противоречивых чувств? Не будь жестких рамок, дэй'ном давно бы уже выродились или перерезали друг друга в приступах буйства.
Дворец располагался на острове посреди озера. К его одетым в камень берегам сбегались все улицы. Ближайшие дома отстояли от края набережной на сто мужских шагов, образуя площадь-кольцо, мощеную белым камнем. Эйген приказал носильщикам остановиться, вылез из паланкина, чтобы пройти до моста эти сто шагов пешком. Его уже ждал постельничий Повелителя, готовый сопровождать хан'анха в покои властителя. Или же сообщить о том, что планы Его Величества круто изменились.
— Соблаговолите следовать за мной, благородный Эйген, — молвил величественный царедворец, низко кланяясь.
Тот лишь невнятно буркнул в ответ. В роду постельничего время от времени рождались не только дэй'о, но однодневки — дэй'вы [9] . Этот прискорбный факт тщательно скрывался, но Эйгену по должности полагалось знать о придворных всю подноготную. И он знал, например, что двое из четырех братьев господина Мангэ родились бесплодными недееспособными кретинами, срок жизни которых ограничился бы всего 20 годами, если бы их не умертвили во младенчестве. Иначе, отчего бы это госпожа Мангэ кончила дни свои в семейной темнице?
9
дэй'вы — мутанты, генетически, физически и умственно неполноценные.
Постельничий
Во дворце пахло сладкими благовониями, чей изысканный аромат одновременно успокаивал и настраивал на миролюбивый лад. Эйгену сразу захотелось принять ванну с морской солью и почитать стихи великого Ттимура. Но он сдержался. Другое дело, каких ему это стоило усилий.
— Боги! Кого я вижу?!
Эйген застыл на месте, не веря глазам. Кананга не шла, она плыла навстречу, бесшумно и плавно, как сытая акула в морских глубинах. Весьма точное сравнение, если помнить о её пугающей репутации. Единоутробная сестра Повелителя — единственная женщина в Чардэйке, которая сумела ускользнуть из жестких объятий традиций и долга. Она вела не по-женски свободную жизнь, меняя любовников, находя новых друзей и врагов, странствуя и уединяясь, убивая, любя и колдуя. Когда-то сердце Эйгена всецело принадлежало ей, точно так же как и сердца всех благородных дэй'фа столицы. Как сердце её брата. Они были удивительно похожи. Ослепительная красота с душком истинного порока сочеталась в обоих с тонкостью и изощренностью чувств.
— Ты ли это, Вигил? — изумленно выдохнула Кананга.
— Постарел?
— Ты… стал величественным и невероятно мужественным.
Ненаследная принцесса никогда не лгала мужчинам. Немыслимая роскошь для женщины.
— А ты — еще красивее, — искренне признал Эйген.
Белое платье, расшитое серебряными рыбами, плотно обхватывало тонкий девичий стан, открывая нескромному мужскому взору великолепие впадинки между грудями. Сто одиннадцать мелких жемчужных пуговиц сбегали прелестным караваном от декольте к самому низу подола. Так и хочется расстегивать их медленно-медленно, одну за другой, покрывая поцелуями каждый кэщ [10] теплой ароматной кожи. Скольких наглецов сгубила эта манящая обнаженность… без счета. В рукаве у Кананги всегда найдется стилет или удавка для назойливого сластолюбца. От нахлынувших воспоминаний Эйгену стало тяжело дышать.
10
кэщ — единица длины равная длине крайней фаланги мизинца на руке, примерно 1 см.
— Тебя не было в Хикмайе девять лет.
— Что с того? Разве я могла не вернуться?
— Мир велик, — вздохнул Эйген.
— Воистину, Вигил. Я привезла тебе маленький подарок.
— Вот как?
Кананга любила делать подарки, но непременно со смыслом. И, как правило, послание граничило с откровенным оскорблением.
— Я слышала, ты собираешь поделки Рыжего Мэя. Вот я и подумала, тебе понравится владеть шкатулкой, которую он вырезал из корня юнипера.
Хан'анх не знал: обидеться ему или порадоваться вниманию принцессы. Но она сама разрешила его сомнения:
— Мысль о том, что в неё можно будет насыпать горсточку пепла, которая останется от Рыжего, непременно придется тебе по вкусу.
«Пытаешься подольститься?» — безмолвно спросили желтые зеницы Эйгена. — «Не поздновато ли?»
«А если и пытаюсь?» — лукаво улыбнулась женщина. — «Накажи меня».
«Не сейчас», — отстранился воин.
Если бы не ожидавший его Повелитель… Эйгену потребовалось обуздать свое вспыхнувшее желание так же, как иной раз приходилось обуздывать необъезженного скакуна — жестко и грубо. Иначе он бы набросился на Канангу, чтоб изнасиловать или избить… или…