Зловещая лесопилка
Шрифт:
— Это очень озадачивает, — однажды сказала Вайолет во время перерыва на жевательную резинку.
— Согласен, — сказал Клаус, потирая больной палец правой руки, который распух больше других. — То здание похоже на его татуировку, да и книжная обложка тоже. Но Граф Олаф так и не появляется.
— Елунд! — задумчиво произнесла Солнышко. Пожалуй, он имела в виду нечто вроде: «Это действительно озадачивает».
Вайолет щелкнула пальцами и тут же поморщилась от боли. — Я вот о чем подумала, — продолжала она. — Ты только что сказал, что он не появляется. Может быть, он выдает себя за Сэра. Облако дыма не дает нам увидеть, как выглядит Сэр на самом деле. Чтобы нас обмануть, Граф Олаф мог переодеться в зеленый костюм и начать курить.
— Я уже об этом думал, — сказал Клаус. — Но он гораздо ниже Графа Олафа, не знаю, как можно выдавать себя за человека гораздо ниже ростом.
— Чорн! — подтвердила Солнышко, что означало нечто вроде: «И его голос совсем не похож на голос Графа Олафа».
— Верно, — согласилась Вайолет и дала Солнышку щепку, которая валялась на полу. Поскольку жевательную резинку давать маленьким детям не следует, старшие Бодлеры во время перерыва давали Солнышку маленькие щепки. Дерева Солнышко, конечно, не ела, а только жевала, воображая, будто это морковка, яблоко или бутерброд с говядиной и сыром, которые она очень любила. — Вполне возможно, что Граф Олаф нас просто пока не нашел, — сказал Клаус. — В конце концов, Полтривилль расположен посреди нигде. Могут потребоваться годы и годы, чтобы напасть на наш след.
— Пелли! — воскликнула Солнышко, что означало нечто вроде: «Но это не объясняет здания в форме глаза и книжной обложки!»
— И то и другое может быть простым совпадением, — заметила Вайолет. — Мы так боимся Графа Олафа, что скорее всего нам просто кажется, будто мы повсюду его видим. А вдруг он вовсе и не появится. А вдруг мы здесь действительно в безопасности.
— Вот и молодцы, — сказал Фил, который сидел рядом с ним. — Взгляните на хорошую сторону. Наверное, лесопилка «Счастливые Запахи» и не ваше любимое место, но, по крайней мере, здесь нет этого Олафа, о котором вы все время говорите. Проведенное здесь время, чего доброго, еще окажется самой завидной частью вашей жизни. — Ваш оптимизм меня восхищает, — улыбнувшись Филу, сказал Клаус.
— Меня тоже, — сказала Вайолет.
— Тенпа, — согласилась Солнышко.
— Вот и молодцы, — повторил Фил, поднимаясь, чтобы размять ноги.
Бодлеровские сироты кивнули, но украдкой посмотрели друг на друга. Граф Олаф действительно не показывался или, по крайней мере, пока не показывался. Но их положение было далеко не завидным. Они должны были просыпаться под грохот кастрюль и выслушивать приказы Мастера Флакутоно. На ланч они получали только жевательную резинку, а Солнышко — воображаемые бутерброды. А работа на лесопилке, и это самое худшее, была такой изнурительной, что у них не хватало сил ни на что другое. Даже находясь каждый день рядом со сложными станками, Вайолет в течение очень долгого времени и не подумала что-нибудь изобрести. Даже имея возможность свободно, при первом желании посещать библиотеку Чарльза, Клаус и не заглянул ни в одну из трех книг. И, даже имея вокруг массу твердых предметов, чтобы их кусать, Солнышко взяла в рот всего несколько. Дети очень тосковали по изучению рептилий с Дядей Монти. Очень тосковали по жизни над озером Лакримозе с Тетей Жозефиной. И конечно, больше всего они тосковали по жизни с родителями, которая, в конце концов, и была их настоящей жизнью.
— Ну что же, — сказала Вайолет после недолгого молчания, — нам надо проработать здесь всего несколько лет. Тогда я стану совершеннолетней, и мы сможем пользоваться состоянием Бодлеров. Мне бы хотелось построить себе изобретательскую студию, возможно, над озером Лакримозе, на том месте, где стоял дом Тети Жозефины, и там мы будем всегда ее вспоминать.
— А мне бы хотелось построить библиотеку, — сказал Клаус, — которая была бы открыта для публики. А еще я всегда надеялся, что мы сможем выкупить коллекцию рептилий Дяди Монти и заботиться о них. — Долк! — заявила Солнышко, что означало: «А я могла бы стать зубным врачом!»
— Что все-таки означает «Долк»?
Сироты подняли глаза и увидели, что на завод пришел Чарльз. Он улыбался и вынимал что-то из кармана.
— Привет, Чарльз! — сказала Вайолет. — Очень приятно вас видеть. Чем вы занимались?
— Гладил рубашки Сэра, — ответил Чарльз. — У него уйма рубашек, но он слишком занят, чтобы самому их гладить. Я собирался зайти пораньше, но на глаженье ушло много времени. Я принес вам немного вяленого мяса. Больше взять побоялся, ведь недостачу Сэр обязательно заметит, но сколько есть, столько есть.
— Большое спасибо, — вежливо поблагодарил Клаус. — Мы поделимся им с другими рабочими.
— Что ж, делитесь, — сказал Чарльз, — но на прошлой неделе они получили купон с тридцати процентной скидкой на вяленое мясо, так что, наверное, вволю его накупили. — Наверное, — сказала Вайолет, хорошо зная, что ни один рабочий не мог позволить себе купить вяленое мясо. — Чарльз, мы собирались спросить вас про одну книгу в вашей библиотеке. Про ту, с глазом на обложке. Где вы…
Грохот кастрюль Мастера Флакутоно оборвал вопрос Вайолет.
— За работу! — орал он. — За работу! Сегодня мы должны связать все оставшиеся доски, так что на болтовню времени нет!
— Я бы хотел еще немного поговорить с этими детьми, Мастер Флакутоно, всего несколько минут, — сказал Чарльз. — Ведь мы можем ненадолго продлить перерыв.
— Ни в коем случае, — возразил Мастер Флакутоно, шагнув к сиротам. — У меня приказ Сэра, и я намерен его выполнить. Но, разумеется, если вы обратитесь за разрешением к Сэру…
— О нет, — поспешно проговорил Чарльз, пятясь от Мастера Флакутоно. — Думаю, в этом нет необходимости. — Хорошо, — коротко сказал мастер. — А теперь, лилипуты, поднимайтесь! Ленч окончен!
Дети вздохнули и поднялись на ноги. Они уже давно оставили надежду убедить Мастера Флакутоно в том, что они не лилипуты. Они помахали Чарльзу на прощание и медленно направились к ждущим их доскам. Мастер Флакутоно шел за детьми, и в этот самый момент сыграл с одним из Бодлеров шутку, какую, надеюсь, с вами никто и никогда сыграть не пытался. Эта шутка состоит в том, что вы вытягиваете ногу перед тем, кто идет впереди, отчего он спотыкается и падает на землю. Такое однажды проделал со мной полицейский, когда я нес в руках хрустальный шар, принадлежавший одной гадалке-цыганке, которая так мне и не простила того, что я свалился и вдребезги разбил ее шар. Это злая шутка, сыграть ее крайне просто, и мне неприятно говорить, что Мастер Флакутоно прямо сейчас сыграл ее с Клаусом. Клаус упал на пол, очки соскользнули с его носа и завалились за доски.
— Эй! — закричал Клаус. — Это вы подставили мне подножку?
Один из самых досадных аспектов шутки такого рода — это то, что человек, который ее проделывает, притворяется, будто не понимает, о чем идет речь.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Мастер Флакутоно.
Клаус был слишком раздосадован, чтобы спорить. Он встал, а Вайолет пошла за его очками. Но, наклонившись, чтобы поднять их, она сразу увидела, что дело очень, очень плохо.
— Скруч! — взвизгнула Солнышко, и была права. Мало того что, скользя по полу, очки Клауса покрылись царапинами, вдобавок они сильно ударились о доски. То, что подняла Вайолет, было похоже на произведение современной скульптуры, которое когда-то создала одна моя приятельница. Эта скульптура называлась «Искривленное, Треснувшее и Безнадежно Сломанное».