Зловещее хихиканье в темноте
Шрифт:
– Я сейчас милицию вызову! Посмотрим тогда, кто посмеётся последним! – Андрей старался говорить властно, уверенно, хотя и порядком струхнул.
Разного рода инциденты происходили порой в этом печальном заведении: то ломилась обкуренная местная шпана в поисках развлечений, то приезжали крутые пощекотать себе и своим блядям нервы, то забредали на огонёк алкаши в надежде разжиться медицинским спиртом. А однажды ровно в полночь припёрлись какие-то недоумки, вооружённые огромными крестами, заточенными кольями и с гирляндами чеснока на шеях. Они требовали, видите ли, выдать им вампира, который притворяется честным покойником в холодильнике. Андрей тогда просто послал их куда подальше, и, простояв под дверями около часа, вдрызг пьяные последователи профессора Ван-Гельсинга, ушли, выкрикивая бессвязные угрозы. Но ни разу Андрею не
Андрею за все двадцать четыре года его жизни лишь пару раз доводилось испытывать нечто подобное. Слабаком и хлюпиком он не был, и поэтому в панику никогда не впадал. Однако на сей раз почуствовал, что готов сорваться: в смехе и в голосе за дверью не было ничего человеческого. Так могли смеяться злые филины в сыром осеннем лесу.
– Ну, погодите у меня, пидорасы!!! – Андрей кинулся в санитарскую – с намерением сейчас же звонить «куда надо».
Пробегая мимо прозекторской, он вдруг подскочил от нового испуга: за закрытой белой дверью трупорезки раздался грохот, будто опрокинули что-то стеклянно-металлическое, а затем – вой и рычание. Ошарашенный Андрей распахнул дверь. В дальнем углу, на фоне светлеющей кафельной стены, что-то тёмное шевелилось, чмокало и невнятно ворчало. Переведя взгляд на столы для вскрытия, Андрей обнаружил, что приготовленные нынешним вечером к этой процедуре «клиенты» исчезли, не дожидаясь знакомства с пилой и скальпелем. И тут Андрей понял, что сошёл с ума.
Два синевато-чёрных в свете белой луны силуэта вынырнули из-за тёмной громады препараторского шкафа. Плавно, и в то же время как-то угловато и неестественно – как дети, которые учатся ходить, – они направились к остолбеневшему в дверном проёме Андрею. Он сразу всё понял. В глубине души, где-то там, в болоте подсознательного, он всегда ждал этого момента и, может, даже надеялся на него. Каждый раз, глядя на трупьё (или на «брёвна», как называли их здесь), он не мог поверить, что вот ещё вчера эта гора мяса двигалась, говорила, трахалась, дралась, ела, пила, водила машину и бог весть что ещё делала. А теперь вот раз – и всё. Точно кончился завод или села батарейка. И лежат бессмысленные куклы на больничных каталках, тупо таращась в потолок, и яркий свет казённых ламп совсем не слепит их. Андрей подметил как-то, что все мертвецы совершенно одинаковы – их лица утрачивают индивидуальность, присущую живым. Он часто задавал себе вопрос: а что, если… Что если найдётся способ вновь запустить механизм, отработавший своё, подзарядить севший аккумулятор. Что это даст? Рай на Земле? Или то, что ему прямо противоположно? Конечно, Андрей знал, что это безумие. Что зомби – это персонаж больных голливудских страшилок. Но, всякий раз глядя на очередной труп, Андрей слышал у себя в сердце безжалостный голос: «Это возможно, возможно…»
Теперь в этом не было никаких сомнений. Неизвестно где и почему сработали забытые законы. И вот – два оживших трупа непонятно с какими намерениями стоят ним, грешным санитаром морга Андреем. Третье существо, чем-то чавкавшее у стены, вдруг встало, распрямилось и отшвырнуло в сторону загрохотавшее ведро для отходов. Первое, что захотел Андрей, это потерять сознание. Уж очень тяжёлой, прямо невозможной была необходимость за несколько секунд осознать происходящее. И принять какое-то решение. Но подлое сознание не желало теряться. Оно было тут и настойчиво требовало каких-нибудь действий. И тело Андрея – само, не дожидаясь приказов от полупарализованного мозга, – отреагировало на ситуацию. И пока одуревший человек в замызганном белом халате силился что-нибудь сообразить, его правая рука, сжимавшая отрезок трубы, лихо взметнулась к потолку и щедро одарила ближайшего «оживленца». Голова того мотнулась, и труба глухо отскочила от неё. Зомби, издав протяжное коровье мычание, бросился к Андрею с распростёртыми объятиями. «Вот херня!» – вскрикнул Андрей и толкнул кадавра трубой в грудь. Кадавр рухнул навзничь – прямо на мельтешившую сзади женщину с перерезанным горлом и чёрными колотыми ранами на теле.
Дальше началось невообразимое. Это была безумная ночь в самом прямом смысле. То, что произошло в морге, Андрей почти не запомнил. Всё, что отпечаталось в памяти, это синие, на удивление спокойные лица с закатившимися навсегда глазами, мычание мёртвых глоток, бесполезная тишина белой телефонной трубки и глухие удары трубы-дубинки – такой же мёртвой, как гниющие головы. Очнулся Андрей уже на крыльце. Похоже, отбиваясь от мертвецов, вырвавшихся из прозекторской, а также и тех, что взломали холодильники в подвале и полезли наверх, Андрей выскочил из здания.
Свежий воздух привёл его в себя. Дал возможность трезво посмотреть на этот новый, безумный мир. Трое стояли на крыльце. Двое из них совсем никуда не годились, Сгнившая одежда словно бы перемешивалась со сгнившей плотью, образуя на вид подобие смородинного варенья пополам с мазутом. Третий был ещё ничего. В чёрном плаще, с шарфом, выбивающимся из-под воротника. Правда, из груди торчал нож. Зубы скалились в скоморошьей улыбке, но лицо в свете фонаря над крыльцом казалось печальным серым пятном. Этот третий ещё и говорил – мягким, шелестящим голосом:
– Что же ты? Не спеши.
На месте левого глаза у него копошились и поблёскивали в матовом свете черви. С криком отшвырнув от себя тяжёлые ледяные руки, Андрей спрыгнул с крыльца и побежал.
Он бежал через больничный скверик, в ужасе слыша, как ночь наполняется несвойственными ей звуками – рёвом, криками, звоном битых стёкол. И, заглушая всё это, откуда-то нёсся жуткий многоголосый гипнотизирующий вой. «Конец… Рехнулся… Не хочу!..» – мысли Андрея были отрывисты и бессильны. Вспоминались недочитанный «Идиот» и мёртвая женщина из прозекторской, тянувшая к нему тонкие длинные пальцы, отливавшие нежной синевой.
Выбежав к трамвайной остановке, что напротив больничных ворот, Андрей увидел, что мир окончательно превратился в ад: несколько домов в посёлке имени Калинина горели, и тени на фоне языков огня дали понять ему, что лучшее – это просто уносить ноги – неважно куда, главное – побыстрее.
Началась безумная гонка, закончившаяся минут через сорок. Еле дышавший Андрей подбежал к покосившемуся домику на берегу реки. Занимался рассвет, и в его спокойных розово-золотистых тонах всё происходяшее получало ещё более кошмарный смысл. Тяжёлая неестественная тишина нависла над городом. Не слышно было ни трамваев, ни машин, ни лая собак – исчез привычный городской шум. Только издалека – оттуда, откуда прибежал Андрей, где вставали над «пролетарскими кварталами» облака чёрного дыма пожаров, доносился тоскливый вой. Шатаясь, Андрей приблизился к домику. Ободранная, когда-то зелёная, а теперь бурая дверь держалась на соплях. Из разбитого окна свешивалась грязная, в сиреневый горошек, шторка. Поколебавшись пару секунд, Андрей толкнул дверь и, пригнувшись, шагнул за неё.
Визгливый крик и грохот выстрела швырнули Андрея на пол. Оглушённый, кашляющий, в едком пороховом дыму и облаке сбитой пулей извёстки, он откатился в сторону, путаясь в своём санитарском халате, и вскочил на ноги, приготовясь удирать. На месте, где Андрей только что стоял, в двери зияла немалых размеров дыра. Возле застеленного клетчатой клеёнкой стола трясся невысокий человек, неумело сжимавший побелевшими руками пистолет. Безумные глаза его светились, словно льдинки на утреннем солнце. Аккуратно подстриженная бородка как-то нелепо кособочилась, и сам он как-то весь был перекошен, напоминая натянутый лук. Серый костюм его весь был перемазан пылью, гарью, известкой и чем-то донельзя мерзким.
– Уйди…У-у-уйди-и-и! – глухо провыл человек в сером костюме, – застрелю! Не тронь меня!
– Не стреляй, паскуда! Я свой, я…
– А-а-а! Сдохни, гадина!!!
Андрей, пригнувшись, прыгнул на обидчика. Новый выстрел едва не лишил его уха. Андрей вцепился одной рукой в пистолет, а другой – в чужое горло и опрокинул человека в сером костюме на стоявшую сзади железную койку с рваным матрацем и жёлтой подушкой. Выхватив из слабых рук оружие, Андрей с каким-то радостным остервенением заехал его рукояткой по зубам горе-стрелка. Тот тут же перестал сопротивляться. Горько всхлипывая, закрыл лицо руками и затих, повернувшись на бок. От него пахло спиртным. Тут же, на столе, рядом с пухлой Библией, стояла ополовиненная бутылка водки. Андрей взял её и вылил содержимое на голову поверженного. Тот с тяжким стоном открыл глаза и испуганно уставился на Андрея.