Зловещее наследство
Шрифт:
— Я знаю, что тебе это не понравится, — сказал он, — но думаю, что мы должны взять с собой ее мать.
— Она поссорилась с матерью. Она ведет себя так, будто ненавидит ее.
— Это ничего. Ты когда-нибудь видел их вместе?
Только мельком в суде, отражение проскользнувшей непонятной страсти. Он никогда не видел их вместе. Он знал только, что, если бы Чарльз был один где-то, несчастный и, возможно, на грани расчетов с собственной жизнью, он, Арчери, не хотел бы, чтобы ему на помощь пришли незнакомые люди.
— Можешь сесть за руль, — сказал он и бросил сыну
Часы на церкви пробили одиннадцать. Арчери удивился бы, если бы миссис Крайлинг не была еще в постели. Потом ему пришло на ум, впервые, что она может беспокоиться о дочери. Он никогда не задумывался, что у Крайлингов могли быть обычные, простые чувства. Они были у них разными: у сумасшедшей матери, у преступной дочери. Не потому ли он, будучи по природе милосердным, просто использовал их? Когда они повернули на Глиб-роуд, он почувствовал, как незнакомое тепло возникло в его душе. Было еще не поздно — именно сейчас, когда она нашла некоторое облегчение, — возвратить Элизабет обратно, чтобы залечить ту старую рану, чтобы восстановить что-то из хаоса.
Внешне он выглядел спокойным. Арчери не надел пальто, а вечер был прохладный. Ожидал, что только зимним вечером можно озябнуть, подумал он. Было что-то давящее и скверное в холоде летнего вечера. Ноябрь с цветами, ноябрьский ветер, который треплет летние листья. Он не должен искать предзнаменования в характере природы.
— Как это называется, — спросил он Чарльза, — когда свои эмоции приписывают силам природы? Какое выражение?
— Антропоморфизм, — ответил Чарльз.
Арчери трясло.
— Вот этот дом, — указал он.
Они вышли. Номер двадцать четвертый был темен сверху донизу.
— Наверное, она в постели.
— Значит, поднимем, — сказал Чарльз и позвонил. Он звонил и звонил. — Бессмысленно. Может, обойти сзади?
— Сюда, — сказал Арчери и повел его под арку. Как в пещере, подумал он, нащупывая стену. Генри ожидал, что стены будут холодными и влажными, но они были сухими и шершавыми.
Отец и сын вышли в темную заводь среди пятен света, падавшего из французских окон но всем задним фасадам домов; желтые квадраты на черном фоне, лежавшие на каждом затененном саду, но ни одно из окон миссис Крайлинг не светилось.
— Должно быть, она вышла, — сказал Арчери, когда они открыли небольшую калитку в проволочном ограждении. — Мы так мало о них знаем. Не знаем, куда она ходит или кто ее друзья.
В ближнее кухонное окно они увидели темноту и пустоту, то же было и в холле. Чтобы добраться до французского окна, им пришлось пробираться через мокрую крапиву, обжигавшую руки.
— Жаль, что мы не взяли фонарик.
— Что у нас нет фонарика, — уточнил Арчери. Он вглядывался внутрь. — У меня есть спички.
Первая зажжённая спичка осветила комнату в том же виде, какой он ее уже видел: разбросанная одежда и груда газет. Спичка погасла, и он бросил ее на влажный бетон. В следующей вспышке он увидел остатки еды на столе, нарезанный хлеб все еще в бумажной упаковке, чашку с блюдцем, банку с джемом, тарелку с чем-то желтым и замороженным.
— Мы тоже можем идти, — сказал он. — Ее нет.
— Дверь не закрыта, — сказал Чарльз. Он поднял щеколду и спокойно открыл дверь. В лицо им сразу ударил специфический и неописуемый запах фруктов и алкоголя.
— Ты не можешь входить. Такой взлом оправдать совершенно нечем.
— Я ничего не сломал. — Нога Чарльза была уже за порогом, но он остановился и сказал через плечо отцу: — Тебе не кажется, что здесь что-то странное? Не чувствуешь?
Арчери пожал плечами. Они оба уже были в комнате. Запах стоял сильный, но они ничего не видели, кроме неясных очертаний разбросанной мебели.
— Выключатель слева от двери, — сказал Арчери, — я найду его. В этом темном, дурно пахнущем месте они были только родителем и ребенком. Он не должен поступать так же, как поступила миссис Крайлинг, позволив ребенку идти первому. — Подожди там, — сказал он. Викарий пошел вдоль стола, оттолкнул с дороги небольшое кресло, протиснулся позади дивана и нащупал выключатель. — Жди там! — крикнул он еще раз, но гораздо резче, в приступе настоящего страха. Еще пока викарий пробирался по комнате, его ноги наступали на какие-то обломки, на башмак, как ему показалось, на книгу. Теперь преграда была крупнее и более твердая. У него зашевелились волосы на голове. Одежда, да, но в пределах одежды нечто тяжелое и неподвижное. Он опустился на колени, протянул руки, чтобы пощупать, и нащупал. — Господи боже!..
— Что это? Что за черт! Не можешь отыскать свет?
Говорить Арчери не мог. Он отдернул руки, и они были влажными и липкими. Чарльз пошел через комнату. Свет, заливший все и изгнавший темноту, причинял физическую боль. Арчери закрыл глаза. Над ним Чарльз издал нечто нечленораздельное.
Он открыл глаза, и первое, что увидел, были его красные руки. Чарльз сказал:
— Не смотри! — и Арчери знал, что его собственные губы пытались сказать то же самое. Они не были полисменами, не привыкли к зрелищам, подобным этому, и каждый старался спасти от него другого.
И каждый видел. Миссис Крайлинг распростерлась на полу между диваном и стеной, и она была совершенно мертвой. Холод ее тела дошел до рук Арчери сквозь розовые оборки, покрывавшие ее от шеи до лодыжек. Он увидел эту шею и сразу отвел конец чулка, обвившегося вокруг шеи.
— Но она же вся в крови, — сказал Чарльз. — Господи! Как будто ее кто-то обрызгал ею.
Глава 17
Я был нем и безгласен, и молчал даже о добром; и скорбь моя подвиглась.
Псалом 38
— Это не кровь, — сказал Уэксфорд. — Не знаете, что это? Не слышите запаха?
Он поднял бутылку, которую кто-то нашел под буфетом, и держал ее на весу. Арчери сидел на диване в гостиной миссис Крайлинг, взволнованный, усталый, совершенно обессиленный. Хлопали двери, слышались шаги. Это два подчиненных Уэксфорда производили обыск в соседней комнате. В полночь вошли двое жильцов сверху. Подвыпивший мужчина и женщина, с которой потом, в ходе допроса, случилась истерика.