Зловещее наследство
Шрифт:
— Фрекен Габриэлла…
Голос Калеба был так нежен и мягок. Удерживать слезы она уже больше не могла!
— Думаю, Вам надо выплакаться, Ваше сиятельство. Вы еще не плакали? Сдерживать дальше слезы вредно для здоровья.
Она продолжала крепиться.
— Надеюсь, Вы понимаете, что Олина всего лишь маленькая ревнючка? Вы живете здесь, окруженная молодыми мужчинами. Она так понимает жизнь, что посчитала нас всех вашими любовниками.
Габриэлла, все еще всхлипывая, рассмеялась. Чудесное, возбуждающее чувство
Нет, ох, о чем она думает?
Но его слова оказали и другое воздействие. Она престала сдерживаться, прильнула к его плечу и расплакалась горькими слезами, которые так долго накапливала в себе.
Калеб оказался внимательнее, чем она думала. Пока вдали раздавались ужасные крики Олины, которую, видимо, затолкали в ванную, он тихо прошептал:
— Любимая, маленькая маркграфиня! Вы принадлежите другому миру, но здесь я ничем не могу помочь. Мне кажется, что Вы самая прекрасная и самая красивая во всем мире. Извините меня, что осмелился произнести эти слова!
Продолжая рыдать, Габриэлла сказала:
— Говори, Калеб. Такое я смогу вытерпеть. Я нуждаюсь в этих словах именно сейчас.
Она перестала плакать и попыталась взглянуть на него, но в темноте ничего не смогла рассмотреть.
— А я была так несчастна, что ты не мог терпеть меня!
— Те же самые несчастные мысли о Вас терзали меня, маркграфиня. Сейчас чувствуете себя лучше?
— Да, спасибо, намного лучше. Помогло, что я поплакала немного. И то, что услышала такие теплые слова.
— Я мало говорил Вам таких слов. Мне стыдно за мое грубое отношение. Но просто я хотел защитить себя от своей собственной нескромной преданности Вам. Я боролся с этим всеми силами, пытался найти в Вас тысячи недостатков. Заставлял себя верить, что Вы высокомерны и заняты лишь своей персоной. Но вы совершенно не такая! Простите меня, если сможете!
Габриэлла горячо кивнула поникшей головой.
— Прекрасно, — произнес он. — Может, пойдем вниз, на помощь? По сдержанным ругательствам, которые сменили крики, мы можем заключить, что Олину, видимо, уже отмыли?
— Да, — улыбнулась Габриэлла и неохотно высвободилась из его приятных объятий. — Калеб, в силах ли мы потягаться с ней?
— Будет ужасно трудно. Но Ваша бабушка полна оптимизма. Мы будем решать проблемы постепенно, по мере их появления.
Габриэлла вздохнула.
— Боюсь, что все они навалятся на нас одновременно.
Так хорошо, так бесконечно прекрасно обсуждать что-то с Калебом, сознавая, что он .ее друг, что они понимают друг друга!
Если и раньше у них были трудности в работе с детьми, то сейчас, с появлением Олины, они удвоились. Своими грубыми выражениями, бесстыдными нападками на мужчин и всеми своими болезнями она постоянно приводила их в отчаяние. Маттиас вынужден был использовать все свои ресурсы, чтобы вылечить ее от ужасной болезни.
Они также нашли объяснение тем тягучим звукам, которые раздавались с чердака. Олина с возмущением рассказала, что там вверху было очень холодно и она была вынуждена вытащить старую кровать и устроиться по возможности удобней.
Самое удивительное, что она проявляла желание к сотрудничеству, правда, в определенной степени. И кое в чем она преуспела. Ирья застала ее в собственном гардеробе за примеркой красивых шелковых юбок. По старой привычке она продолжала красть еду, которую могла свободно получить через несколько минут.
Она воспылала любовью к Андреасу, который стороной обходил это маленькое нахальное существо. От нее сильно пахло дегтем, который Маттиас втирал в нее, как лекарство от чесотки, и она утверждала, что в этом причина нежелания Андреаса дотронуться до нее.
— Дайте мне только избавиться от этой гадости, — говорила она, — он за мной бегать будет…
— Прекрати! — резко сказал Калеб. — Здесь же дамы.
Это колкое замечание Олина пропустила мимо ушей.
Она была старательной на уроках и далеко не глупой, быстро догнала остальных, научившись читать. Счет ей давался трудно, поскольку считать непонятные вещи казалось ей делом нудным, и она грубо отказывалась от уроков. Поэтому Лив позволила ей довольствоваться самым элементарным — считать деньги. Что она будет делать с высшей математикой?
Она уважала мягкие глаза Маттиаса, чувствуя, что ничего не значит для него.
— Он кастрирован, могу поклясться, — фыркала она, утешая себя.
В малый Сочельник, когда весь Гростенсхольм ходил ходуном от суматохи и ожиданий, приехал рождественский гость.
Габриэлла, гулявшая с детьми, услышала голос, когда входила в зал, и лицо ее запылало.
Симон? Здесь?
Все находились в большой гостиной, стояли в официальном строе: Симон, Лив, Маттиас, Калеб, Таральд и Ирья. Габриэлла отправила детей со служанкой. Калеб, как она заметила, был бледен.
Симон направился к ней с распростертыми объятиями.
— Габриэлла, дорогая моя, я только что объяснил всем им, что все это было просто ужасным недоразумением. Как можно было подумать, что я сбежал в Германию с другой женщиной? Меня так спешно призвали к ложу умирающего родственника, что я даже не успел ничего сообщить…
Габриэлла смотрела на этого выхоленного человека, не испытывая никаких чувств.
— А юная дама? Ее тоже пригласили к одру умирающего родственника?
Симон отбросил назад свои прекрасные каштановые с блеском волосы.
— То, что она выехала одновременно со мной, абсолютная случайность. Мы до встречи в карете даже не были знакомы.
Это была совершенно иная версия, отличная от той, которую он доверил своему другу…
Возникла пауза.
— Ты разговаривал с папой и мамой? — Равнодушно спросила Габриэлла.