Шрифт:
МЕДРА
В ЦЕНТРЕ ПОКИНУТОГО и частью разрушенного города восьмьюдесятью девятью этажами взметнулся в предвечернее небо старый отель — единственное уцелевшее здание в городе. Когда-то этот город был чрезвычайно красив и многие из его сооружений достигали огромной высоты. Но сейчас вокруг отеля рухнули несколько небоскребов и белое сооружение, напоминающее свадебный пирог, было видно почти из любого уголка города с расстояния многих миль.
Заход солнца на этой планете длился
Медра жила на восемьдесят девятом этаже. Часто ее можно было видеть через стеклянные витрины — молодая с виду землянка с черными, достигающими до пояса волосами. Она была классической красавицей — в своей спокойной, умиротворенной красоте. Значительную часть дня, а иногда и ночи, она сидела или лежала совершенно неподвижно. Казалось, она не делает ни малейших движений: ни шевеления пальцев, ни дрожания век. И только при внимательном рассмотрении можно было понять, что она жива.
В такие минуты, которые занимали около двадцати шести часов на каждые тридцать шесть часов суточного цикла этой планеты, Медра — неподвижно лежа — достигала особенного духовного состояния. Она улетала своим духом в физические и не физические измерения, путешествовала над горами, под океанами и даже пронизывала галактики. Она пролетала сквозь огненные короны звезд и морозные дали космического пространства, где вращались миры-планеты, маленькие, как капли влаги на стеклах ее окон. Бесконечное разнообразие существ появлялось на путях духовных путешествий Медры и исчезало с них. Создания суши, воды и воздуха и даже межзвездной бездны. Города и подобия городов появлялись и исчезали так же легко, как и бегущие к ней и пропадающие леса и поля. Она чувствовала, что эти видения как-то связаны с ней. Что если она даже не создает их сама, то вплетает в них что-то от себя. Она желается частью их, в своем собственном воплощении. Во все она вплетала любовь, не ощущая страха, а когда они уходили из нее, она чувствовала мягкое ощущение потери. Но только на мгновение. Только «пробуждаясь», Медра ощущала настоящую грусть.
Ее глаза медленно раскрывались. Она осматривалась вокруг. Вставала и обходила свои апартаменты, которые поддерживались в полном порядке механизмами отеля.
Все комнаты были очень удобные, а две или три весьма элегантные. С одной стороны к комнатам примыкала оранжерея со стенами из дымчатого стекла. Росли там и плодоносили огромные странные растения с многих планет галактики. Была также ванная комната с мраморным бассейном. Литература, музыка, искусство и театр многих миров были в ее распоряжении. При касании кнопки самая изысканная еда — в свое время отель славился своими яствами в двадцати звездных системах — появлялась на столе.
Она прогуливалась по пыльным пустынным улицам или, забравшись в одну из машин на воздушной подушке, носилась между домами (вернее, между тем, что осталось еще от некогда прекрасных домов), мимо слепых окон, над мостами — и обратно.
Ночью она спускалась на восемьдесят девять этажей вниз и на террасе попивала кофе или шербет. Звезды над планетой ярко сверкали и были густо рассыпаны в небе. Когда спускались сумерки, в городе начинало сверкать несколько огней, питаемых еще работающими генераторами. Она даже не пыталась проверить, живет ли кто-нибудь там, в тех домах, где горели огоньки. Иногда к ней подкрадывались ящерицы. Несмотря на свои внушительные размеры, они были весьма осторожны. Медра гладила тех, кто осмеливался приближаться к ней.
В последние годы у нее появилась привычка выходить на крышу своего дома. Но все чаще пробуждаясь и открывая глаза, она ощущала какую-то утрату и начинала плакать. Она чувствовала себя одинокой. И всегда ощущала из-за этого боль, хотя каждый раз другую — острую, как бритва, резкую, как укол иглой, ноющую, как рана.
— Я одна! — сказала она как-то.
Выглядывая из окна, она видела, как путешествуют без конца вверх и вниз ящерицы. Она видела город и отдаленный туман, закрывающий равнину за городом. Сны были единственным утешением. Но и их теперь уже не доставало.
— Одна! — как-то в который раз повторила Медра своим мягким трагическим голосом и отвернулась от окна.
Она не заметила золотистой искры, которая проявилась на темнеющем небе и белого шлейфа пара, тянущегося за ней.
ДЖЕКСОН ПОСАДИЛ СВОЙ разведывательный катер в какой-то полумиле от границ города. Позже, к полудню, он выбрался из катера, вооруженный до зубов, настроив компьютер катера на отражение враждебных действий туземцев, если, конечно, таковые здесь окажутся. Однако наверняка туг не было ничего, от чего нужно было защищаться. Звездолет-матка остался на орбите этой планеты. Он направился в город. Джексон был авантюристом, готовым наняться к любому хозяину, лишь бы платили побольше. На эту планету, значительно удаленную от обитаемых миров и торговых путей, его привели условия, поставленные капитаном корабля, висящего над планетой. Они познакомились в забегаловке космопорта Старого Нью-Йорка, когда золото, из которого, как всегда казалось, был выкован Джексон, оказалось немного подпорчено видом окровавленного носа и подбитого глаза — этих атрибутов драки.
— Большое спасибо за помощь, кэп. Хотя я и сам справился бы с этими подонками. Чем я могу отплатить вам?
Капитан положил перед ним старую звездную карту и ткнул пальцем куда-то в самую нижнюю ее часть.
— Что это? — удивленно спросил Джексон.
Капитан пояснил. Сто лет назад на одной маленькой планетке в звездной системе на краю Галактики была оставлена машина колоссальной мощности. Колонисты были спешно эвакуированы с этой планеты из-за внезапно начавшейся тектонической деятельности. Город был брошен, а сама звездная система вычеркнула из штурманских карт, как непригодная для обитания человека.
Осталась только история о машине, которая недавно выплыла на свет. Джексон понял, что капитан хочет воспользоваться его помощью, чтобы определить размеры машины и ее охранные приспособления.
— По всей вероятности, это военный компьютер. Поэтому он серьезно замаскирован и хозяином будет тот, кто найдет его.
— Очень мило! — сказал Джексон, саркастически улыбаясь стакану с виски.
— С другой стороны, это может оказаться липой, — продолжал капитан. — Поэтому я хотел бы проверить это, не рискуя головой.
— Вы хотите подставить мою голову вместо своей?
Капитан назвал сумму. Джексон оценил ее и согласился. Уже не борту звездолета он задал мучивший его вопрос:
— Вы не ответили на мои вопросы, капитан. Что может эта машина? И как она охраняется?
— Никто этого не знает, парень. Ходят правда слухи, что это апокриф… да, да, именно расплетатель!
Так на сленге называли нечто, что уже десятилетия было кошмаром всего человечества и было проклято всеми правительствами обитаемых миров и что просто не имело права на существование.