Зловещие мертвецы (сборник)
Шрифт:
— Нет, подожди. Без меня не входи. Он постоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, пока она не вернулась.
— Это Карриганы, — объявила она. — Бетти приглашает нас на вечер семнадцатого. Дата, естественно, не случайна, — добавила она. — Они надеются выкачать из тебя все подробности до того, как их услышат другие. А сейчас идем… — И, как ребенок в рождественское утро, она взяла его руку и увлекла в гостиную.
Слабо сопротивляясь, Перкинс вяло последовал за ней.
— Это не очень дорого?
На низком столике красного дерева (еще не полностью выкупленном из кредита) раскинулись золотисто-коричневые габардиновые брюки, пятнистая рубашка и ярко-розовый пиджак с крупными медными пуговицами. В центре стола, где обычно стояла ваза с цветами, расположилась пара сверкающих ботинок.
— Твой костюм. — Эмили взмахнула перед его глазами ярким лоскутом желтого шелка. — Для галстука подойдет моя нефритовая заколка с инкрустацией из оникса. На завтра я заказала хлыст для верховой езды с серебряной рукоятью. Его должны доставить утром.
— Ты поднимаешь много шуму из ничего. — Перкинс взял в руки ботинок, потрогал мягкую блестящую кожу. — Они, должно быть, стоят уйму денег. Сколько ты заплатила за них?
— Я взяла их в кредит, глупый, — Эмили счастливо рассмеялась, — на двенадцать месяцев.
— У меня будет дурацкий вид в этом пальто.
— Не говори глупостей. Такой представительной внешности, как у тебя, позавидует любой мужчина.
— Ладно, — неуверенно пробормотал Перкинс, — мы всегда можем отправить их обратно, если я передумаю.
После ужина заехал Бианчи, на своем старом «студебеккере», слегка навеселе после вечерних коктейлей. Эмили встретила его у дверей.
— Фред в спальне, примеряет свой новый охотничий костюм, — проворковала она. — Сейчас он выйдет.
— Кто там? — крикнул Перкинс; получив ответ, он поспешно сбросил розовый пиджак (который все равно немного жал под мышками) и набросил домашний халат. После разговора в ресторанчике он стыдился показать Бианчи, что его решимость поколеблена.
— Ну, Фред, — произнес Бианчи, когда они уселись в гостиной, — надеюсь, ты передумал насчет… э-э… — он покосился на Эмили, пытаясь понять, известно ли ей о приглашении.
— Продолжай. Я уже рассказал ей, — сказал Перкинс.
— Конечно, ты можешь отказаться, если ты твердо решил, — аккуратно подбирая слова, проговорил Бианчи, — но я бы не советовал этого делать. Стоит им подумать, что ты задираешь нос, и твои дела обернутся хуже некуда, будь уверен.
— Это смешно — вмешалась Эмили. — Он не собирается отказываться. Правда, милый?
— Ну… — пробормотал Перкинс. Уловив нерешительные нотки в его голосе, жена горячо продолжала:
— Это твое признание, Фред. Не смей и думать о том, чтобы отказаться. Подумай о детях! Через несколько лет им поступать в колледж, а тебе прекрасно известно, что для этого требуется. Ты серьезно намерен оставаться всю жизнь в этом доме?
— Не вижу в этом ничего плохого, — попытался защититься Перкинс, вспомнив, что ссуда за дом еще не выплачена.
— Предположим, что приглашение прислали по ошибке, — продолжала Эмили. — Я не говорю, что это так, но предположим на минуту. Какие еще причины могут заставить тебя отказаться от него?
— Я не охотник, — вяло вставил Перкинс. — И буду смешно смотреться на коне.
— Не смешнее, чем девяносто девять процентов остальных приглашенных. Не станешь же ты утверждать, что сенатор Горман скачет как кентавр? Или твой босс, мистер Хендерсон? Его трудно спутать с жокеем.
— Он тоже приглашен? — с удивлением спросил Перкинс.
— Естественно. Если бы ты взял за труд повнимательнее посмотреть список, ты бы сам заметил.
— Хорошо, хорошо, — сдался Перкинс, — тогда я иду.
— Думаю, это будет самым разумным решением, — адвокатским тоном одобрил Бианчи.
Этим же вечером Перкинс написал подтверждение — чернильной ручкой на чистой картонной открытке без серебряного обреза.
— Серебряные обрезы оставим соседям, — заметила Эмили, — иначе они могут подумать, что ты зазнался.
По телефону она вызвала рассыльного, объяснив мужу:
— Это не тот случай, когда пользуются почтой.
И на следующее утро рассыльный в униформе опустил его подтверждение в почтовый ящик рядом с будкой смотрителя.
Остаток недели пролетел незаметно. Эмили пометила мелом розовый пиджак и коричневые брюки и отослала их на переделку. Желтый галстук, решила она, не подойдет — «немного ярковат», — и заменила строгим кремовым. Изменения не обошли и галстучной заколки с запонками: их заменил тяжелый серебряный набор, который Эмили присмотрела в ювелирном магазине в городе. Траты были разрушительны, однако Эмили пресекала любые возражения.
— Тебе необходимо произвести хорошее впечатление; если все пройдет гладко, тебя снова пригласят и можно будет снова надеть этот костюм. К тому же запонки неплохо подойдут к твоему вечернему смокингу, — добавила она в некотором раздумье.
В агентстве Фреда Перкинса ожидала новая волна уважения. В понедельник мистер Пресби, управляющий, поинтересовался: не будет ли Перкинсу удобнее, если передвинуть его стол ближе к окну?
— С кондиционерами разница, разумеется, небольшая, но вид снаружи помогает расслабиться и отвлечься
Фред поблагодарил его за заботу.
— Не стоит благодарностей, — сказал Пресби. — Это лишь незначительный знак внимания, показывающий, как мы ценим вашу работу, мистер Перкинс.
И как финальный свисток, в пятницу после обеда сам Хендерсон, шеф агентства и распорядительный директор фонда «Интерконтинент и гарантии», задержался перед столом Фреда по пути домой. После десяти лет рассеянных кивков при случайных встречах такое внимание заметно польстило Фреду.
— Полагаю, завтра утром увидимся, — сказал Хендерсон, на секунду опершись о край стола одной из своих огромных ляжек.