Зловещие забавы славянского бога
Шрифт:
– Ты чего? – проснулась Лариса – супруга Громова, когда Юрий Александрович вернулся в спальню.
– Да так, ничего. Просто, перекурил. – залезая под лёгкое покрывало, шепотом ответил муж.
Около четырёх часов утра, сердце Громова внезапно остановилось.
* * *
Такого знойного и невыносимого лета не могли припомнить даже видавшие всякое местные старожилы. Ну, а данная ночь выдалась в это лето наиболее жаркой и предельно душной.
Мужчина, постояв какое-то время на безлюдном станционном перроне, вытер со лба испарину и, ковыляя
Выглядел тот мужичёк чрезвычайно скверно. Одет он был в разодранные, давно не стираные брюки и очень грязный, протёртый до дыр пиджачок, накинутый на голое тело. К этому нелицеприятному портрету, пожалуй, стоит добавить и видавшие виды сандалии, найденные на прошлой неделе в одном из мусорных баков; небритое лицо; воспалившиеся веки и то, что он не мылся в течение последних нескольких месяцев. Потому и источал вокруг себя невыносимый «аромат» мочи, помойки и блевотины. Подобное, антисоциальное явление, в народе именуется просто и лаконично БОМЖ.
Здесь следует заметить, что привокзальное отрепье в большинстве случаев ведёт весьма сплочённый и воинственный образ своего существования. «Вокзальные», в некотором роде, это особая (привилегированная, что ли) каста, среди прочего бездомного сброда. Чужаков, случайно просочившихся на их территорию, здесь не то, что не признают, а воспринимают как злейших врагов и встречают во все оружия. Ведь вокзал для нищебродов, это некий оазис на огромной карте города, очень удобное в «стратегическом» плане место. Зимой здесь всегда можно обогреться; переночевать и подкормиться в любое время суток. Тут всегда многолюдно, а значит, есть реальная возможность затеряться в толпе, выпросить милостыню и, в конце концов, собрать стеклотару, оставленную спешащими пассажирами.
Однако и здесь, на вокзале, как впрочем, и в любом ином месте, опустившиеся субъекты вынуждены соблюдать некие правила и совмещать, казалось бы, несовместимое. А именно: выживать в одиночку, используя любой сподручные способы (вплоть, до убийства себе подобных, ради сохранения собственной жизни) и одновременно, подчиняться законам стаи, в которой они, волею случая, обитают.
Первая гроза Бомжей – это, естественно, сотрудник милиции. Нет, куда-либо их не забирают, не садят в тюрьму за тунеядство или бродяжничество. Нищеброды для «ментов» – вообще, бесперспективны. Взять с них нечего, а вони, как от канализации. В лучшем случае, их прогоняют из служебных помещений; в худшем, вывозят в иной район, куда-нибудь на окраину. Бьют чем не попадя: ногами, дубинками или какой-нибудь арматурой, после чего, оставляют там же, зализывать раны. Через некоторое время попрошайки вновь возвращаются на привокзальную площадь – ведь здесь всегда тепло, сытно и уютно.
Вот и наш «герой», только что проследовавший в помещение вокзала, как и его «коллеги» по бродяжьему промыслу, живёт одним днём: случайным прикормом, либо единовременной подачкой.
Кстати, зовут его Васьком. Хромым. Васькой. Либо, просто Угрюмым.
Этот самый Вася – бомж, что называется: со стажем. Нет, таковым Угрюмый, конечно же, не родился. Когда-то, очень давно, и у него был свой дом, семья, работа. В общем, всё то необходимое, что подпадает под определение «благополучная и счастливая жизнь». Да только та самая, нормальная, человеческая жизнь, после нелепой случайности, вдруг рассыпалась на мелкие кусочки.
От завода (где ранее работал Василий) нарезались земельные участки под будущий дачный посёлок. Не сказать, чтоб Васю уж слишком тянуло к земле. Скорее напротив. Вырвавшись по молодости, из родной деревни, он, без какого-либо сожаления, предпочёл городской быт агропромышленному комплексу. Однако дача была тогда, чем-то вроде символа престижа и преуспевания. А прихвастнуть перед друзьями и потешить своё самолюбие, Василий любил и делал это при любом удобном случае.
И вот, в один из воскресных весенних дней, с женой Людмилой, Василий Иванович отправился на своём трудяге «Москвиче» посмотреть место, где через год-другой обязательно будет возведён двухэтажный коттедж. Да-да, ни лёгкий временный домик, а именно капитальное, двухъярусное строение – ни больше, ни меньше – так решил глава семейства.
К сожалению, судьба распорядилась несколько иначе и своего перспективного дачного участка супруги Угрюмовы так и не увидели. Гружёный навозом ЗИЛ, принадлежащий пригородному совхозу, с пьяным водителем за рулём, выскочив на полосу встречного движения, влетел в автомобиль Василия Ивановича.
Жену Людмилу похоронили через три дня, когда Вася всё ещё прибывал в реанимационном отделении, в бессознательном состоянии.
Собственно, с этого самого момента и завершилось его «благополучие». Беда, как известно, одна не приходит. После шести месяцев больничной койки, Василий Иванович со второй группой инвалидности потерял и работу. Сами понимаете: во времена глобальных перемен (кои начались в стране в конце 80-х), немощных и убогих – особо не жалуют. Детей забрала в деревню тёща и после аварии, он их так ни разу и не видел.
Не жил, а скорее существовал. Причём в рамках своего прошлого, своих воспоминаний о былом. Так наш герой, как-то быстро и незаметно вдруг пристрастился к «зелёному змею». За каких-то полгода он пропил всё, что было в доме, что наживал в течение многих лет своей трудовой жизни. Постепенно, его «хибара» превратился в притон для поселковой алкашни. А на следующий год, во время январских праздников и студёных морозов, «благополучно» сгорела дотла.
Так Василий Иванович и оказался на улице, а потом и на вокзале. В деревню к родителям или к тёще, к детям – ехать ему было стыдно. Несколько раз пытался свести счёты с жизнью. И каждый раз, завершить начатое, он так и не решился – не хватало: то ли смелости, то ли воли.
Много воды утекло с того злополучного воскресенья. А Василий так привык к новому образу бытия, что ему уже начинало казаться, будто бы всю свою осознанную жизнь он провёл именно здесь, среди поездов, пассажиров и провожающих. О своём же прошлом, Угрюмов теперь вспоминал, не иначе, как о грустном сюжете из давно увиденного кинофильма.
Сегодняшний, очередной вольный день был для Васи, как никогда удачен. Можно сказать: нынче он несказанно разбогател. Мало того, что Угрюмый уже был пьян и сыт, так после всего прочего, у него за пазухой ещё позвякивали две бутылки дешёвого самогона.
В данное время суток (в аккурат, после полуночи), «менты» обычно спали и бродяг не беспокоили. Потому, проходя в зал ожидания, Василий по-настоящему ощущал себя «королём паркета».
Осмотревшись и вновь смахнув капли пота с подбородка, Угрюмый нашёл-таки своим полупьяным взглядом того, кого и искал. А именно Синюгу, притаившуюся в углу зала.
Синюга – это грузная и оплывшая избыточным жиром женщина-бродяжка. Она частенько заглядывала на вокзал. Однако так и оставалась не признанной местными бомжами за свою. По началу, Синюгу бесцеремонно изгоняли с привокзальных территорий, беспощадно били и пинали. А после, на её безобидные визиты (то ли из жалости; то ли оттого, что она, пусть и бомжиха, но всё же, женщина) перестали обращать какое-либо внимание.