Зловещий шепот

Карр Джон Диксон

— При чем тут черная магия? — оборвал ее Майлз. — До вашего, доктор Фелл, прихода наш друг Риго наговорил тут кучу забавных вещей. Сказал, например, что Марион испугалась чего-то такого, что «слышала и уловила», но не видела. Это же чушь, такого не может быть!

— Почему не может быть? — спросил доктор Фелл.

— Да потому, что хоть что-нибудь да можно увидеть! К тому же она выстрелила…

— Нет, она не стреляла! — резко произнес доктор Фелл.

Майлз и Барбара переглянулись.

— Но ведь мы сами, — возразил Майлз, — слышали выстрел в ее комнате.

— О да!

— Тогда, значит, стреляли в Марион?

— О нет!

Барбара мягко дотронулась до руки Майлза.

— Может быть, — примирительно сказала она, — мы послушаем доктора Фелла?

— Хорошо. — Доктор Фелл поерзал на стуле и поднял глаза на Майлза. — Полагаю… кхм!.. Я слишком долго испытываю ваше терпение, — сказал он, не то извиняясь, не то сожалея.

— Если угодно, да.

— Видите ли, в мои намерения вовсе не входило интриговать вас. Я должен был с самого начала понять, что ваша сестра стрелять не могла. Она находилась в состоянии полной прострации и релаксации, как это бывает при нервных потрясениях; ее тело было абсолютно расслаблено, но вопреки всему ее пальцы

сжимали, как мы видели, рукоятку револьвера. Этот факт невероятен и противоестествен. Если бы она даже успела выстрелить до того, как потеряла сознание, тяжелый револьвер выскользнул бы из ее пальцев. Сэр, все это означает, что револьвер был аккуратно вложен ей в руку, чтобы нас всех окончательно запутать. Вероятно, я так никогда бы и не разгадал этот фокус, если бы не стал вдруг опять размышлять о Калиостро. Мне вспомнились некоторые эпизоды из его жизни. Например, его посвящение в члены тайного общества в погребке «Королевская голова» на Джерард-стрит. Откровенно говоря, я питаю слабость к тайным обществам. При этом хочу заметить, что тайные собрания восемнадцатого века значительно отличаются от нынешних чаепитий на Челтенхэме. Там неофиты всегда подвергались испытаниям, иногда очень опасным. Если Главный Магистр отдавал приказ казнить или миловать, кандидат никогда не был уверен — говорится ли это в шутку или всерьез. Вот вам пример! Калиостро на коленях с завязанными глазами уже прошел главное испытание. И вдруг ему говорят, что он должен доказать преданность ордену, возможно, ценой собственной жизни. Ему дают в руки пистолет, предупреждают, что оружие заряжено, велят целиться себе в голову и спустить курок. Посвященный в члены общества думал, конечно, — как каждый на его месте, — что речь идет об очередном испытании и что ему вручили незаряженный пистолет, но в тот самый момент, когда он нажал на спусковой крючок… В общем, Калиостро выстрелил, и вместо осечки, вместо сухого щелчка прогремел выстрел, огонь ослепил его и пуля оцарапала ему лоб. Конечно, его пистолет был разряжен, но в тот самый миг, когда он спускал курок, кто-то другой выстрелил над самым его ухом. Он всю свою жизнь помнил ту долю секунды, когда ощутил — вернее, когда ему показалось, что он ощутил, как его череп разлетелся от выстрела на куски. Не мог ли этот эпизод кое-что подсказать преступнику?

Навести на мысль о том, как прикончить женщину с больным сердцем?.. Итак, среди ночи некто пробирается в дом, каким-то образом не дает жертве позвать на помощь и тут же приставляет холодное дуло револьвера к ее виску, а затем в течение нескольких минут, долгих и страшных минут, она слышит зловещий шепот. Ей говорят, что она сейчас умрет. Свистящий шепот велит ей проститься с жизнью: «Ты умрешь, ты сейчас умрешь, это конец». Нервы напряжены до предела, она уже теряет всякую власть над собой и, понятно, не видит второй, заряженный револьвер. В свое время, как и было задумано, у ее головы раздастся выстрел, но на таком расстоянии, чтобы волосы не пропитались пороховым дымом, а потом револьвер будет вложен в руку жертвы: люди должны предположить, что она стреляла в какого-то воображаемого грабителя, хулигана или привидение и что в комнате никого не было. А между тем в кромешной тьме рядом с ней шелестит леденящий душу шепот, несущий смерть… Щелкнул взводимый курок… Вот, вот… Бах!

Доктор Фелл грохнул рукой по столу. Всего-навсего ударил рукой по столу, на котором звякнули кофейные чашки, но трое его слушателей подскочили на месте, будто увидели вспышку и услышали выстрел. От движения воздуха дернулись и запрыгали язычки свечей. Барбара, побледнев, отодвинула стул, встала и отошла от стола.

— Хватит! — сказал Майлз. — Ко всем чертям!..

— Я… прошу прощения, — сокрушенно проговорил доктор Фелл и поправил пенсне. — Я не хотел портить вам настроение, но мне надо было раскрыть дьявольский фокус этой затеи. Расчет был точен, если иметь в виду женщину с больным сердцем. Простите, дорогой Хеммонд, но вы сами видели, как это подействовало на такую крепкую женщину, как ваша сестра. Ныне у всех нас, надо признаться, нервы пошаливают и не выдерживают, особенно когда слышишь выстрелы и взрывы. Вы сами говорили, что ваша сестра не выносила воздушных налетов и боится атомной бомбы. Испугать ее могло только нечто подобное… Сэр, если вам действительно дорого здоровье вашей сестры, если вы потрясены происшедшим, если беспокоитесь о том, как воспримет она эту кошмарную правду, — спросите себя, как бы ей жилось, выйди она замуж за этого так называемого Стивена Куртиса!

— Да, — сказал Майлз, поставив локти на стол и опершись на руку подбородком. — Да, понимаю. Продолжайте.

— Так вот. Теперь объясню все по порядку. Зачем, подумал я, кому-то понадобилось готовить такое замысловатое покушение на Марион Хеммонд? И тут я вспомнил странную реакцию мистера Куртиса, когда он услышал, что именно Марион оказалась потерпевшей. Вспомнил ваши слова о двух спальнях, о силуэте женщины в халате, мелькавшем в не закрытых шторами окнах. Вспомнил о флаконе духов. И ответ явился сам собой: никто и не хотел пугать Марион Хеммонд, собирались покончить с Фэй Сетон. Но в таком случае… Прежде всего, как вы знаете, я направился в спальню вашей сестры. Я хотел выяснить, не оставил ли преступник каких-либо следов. Признаков насилия я не заметил. Бандиту даже не пришлось связывать жертву. Я убедился, что он ее пальцем не тронул и мог взять в обе руки по револьверу — заряженный и без патронов: дуло к виску — и порядок. Едва ли он намеревался ее кусать, разве что подчиняясь гипотезе о вампирах, и, конечно, никаких следов укусов на шее я не обнаружил. Ничего подозрительного не оказалось и на полу возле кровати… Итак, ночью в этой спальне разыгралась жуткая сцена с участием мистера Стивена Куртиса. Но почему Стивен Куртис был так заинтересован в смерти совершенно чужой ему женщины, Фэй Сетон, да еще прибегнул к трюку, заимствованному из приключений Калиостро?.. Калиостро вдохновил профессора Риго. Профессор Риго вдохновил Гарри Брука, рассказывая ему эпизоды из… Черт возьми! Не может ли этот Стивен Куртис оказаться Гарри Бруком? Вздор, абсурд! Гарри Брук умер. Об этом нечего и думать… В то же время, осматривая комнату в поисках следов преступника, я не переставая об этом думал. И вдруг понял, что улика у меня перед глазами, перед самым носом! Итак, в комнате прозвучал выстрел; преступник использовал для этого револьвер «ив-грант-32», который, как он знал, лежит в ночном столике Марион, а в качестве пугающего оружия применил какой-нибудь старый пистолет. Хорошо! Спустя какое-то время после выстрела мисс Фэй Сетон поднялась на второй этаж и заглянула в спальню Марион. Она увидела нечто такое, что ее обескуражило и ошеломило. Она не испугалась, нет! Она…

Майлз Хеммонд прервал его:

— Должен сказать вам, доктор Фелл, что я говорил с Фэй на кухне, когда кипятил воду. Она только что спустилась из спальни Марион. Ее лицо выражало ненависть и сильную тревогу. И наконец она сказала: «Так дальше продолжаться не может!»

Доктор Фелл кивнул.

— И как я сегодня от нее узнал, она сказала вам также, что увидела нечто такое, чего не видела раньше. Верно?

— Да.

— Что она могла увидеть в спальне Марион Хеммонд? Это я и пытался понять тогда, в нижнем холле, в обществе доктора Гарвича, сиделки, Стивена Куртиса и вас. С другой стороны, ведь Фэй Сетон уже побывала в этой комнате накануне вечером, разговаривала с мисс Хеммонд, но при первом посещении спальни ничего особенного не заметила. И тут я вспомнил о той странной беседе, которая состоялась у нас с ней той же ночью в верхнем холле при свете луны, когда она изо всех сил старалась скрыть свое волнение и раз или два неестественно, недобро, даже жутковато рассмеялась. Как вампир из французских легенд. Припоминаю ее ответ на мой вопрос, о чем она говорила с Марион Хеммонд. Почти все время говорила она, то есть Марион, сказала Фэй Сетон, говорила о своем женихе, о своем брате и о планах на будущее. И затем Фэй, без всякого видимого повода, небрежно добавила: «Лампа стояла на ночном столике. Я уже упоминала об этом?» Лампа?.. Что это, намек? Я насторожился. И вот… После того как Марион нашли без признаков жизни, в комнату внесли две лампы. Одну принесли вы, — доктор Фелл посмотрел на профессора Риго, — другую вы, — кивнул он Майлзу. — Подумайте хорошенько оба! Куда каждый из вас поставил свою лампу?

— Ничего не понимаю! — воскликнул Риго. — Но свою лампу я поставил на ночной столик рядом с потушенной лампой Марион.

— А вы? — спросил доктор Фелл Майлза.

— Мне тогда сказали, — Майлз мысленно воспроизводил картину прошлой ночи, — что Марион мертва. Лампа была у меня в руках, а руки мои так тряслись, что я не мог с собой справиться и поспешил поставить лампу на комод, как раз напротив двери.

— Ага! — проворчал доктор Фелл. — Не скажете ли вы мне, что еще стояло на комоде?

— На одной подставке стояли две большие рамки из кожи, одна — с портретом Марион, другая — с большой фотографией Стива. Помню, что лампа осветила их и всю эту часть комнаты, которая до того оставалась в полутьме, и…

Майлз запнулся на полуслове — он понял.

Доктор Фелл кивнул:

— И фотография Стива Куртиса оказалась ярко освещена. Это первое, что бросилось в глаза Фэй, когда она заглянула в комнату после выстрела. Этот факт объясняет все ее дальнейшее поведение. Она знала, клянусь всеми святыми, она знала! Возможно, она и представления не имела о его дьявольских махинациях в стиле тех, которым подвергался Калиостро, но она поняла: покушались на нее, а не на Марион Хеммонд, ибо она увидела, кто за этим стоит. Женихом Марион Хеммонд оказался Гарри Брук. Это было последней каплей. Это ее добило. Она действительно побледнела от ненависти и ужаса. Еще раз она попыталась начать новую жизнь среди новых людей; она ни в чем не была виновата, она простила Гарри Брука и скрыла вещи, уличавшие его в убийстве отца, но судьба продолжал ее преследовать. Судьба или какая-то злая сила посылала ей этого Гарри Брука, чтобы искалечить ее жизнь или вовсе ее отнять… — Доктор Фелл прокашлялся. — Я вас утомил своими рассуждениями, извиняющимся тоном проговорил он, — хотя все это промелькнуло в моем мозгу за какие-то три секунды, когда я был в спальне вместе с Майлзом Хеммондом, врачом, сиделкой и самим Куртисом, который стоял у комода. Вслед за тем мне пришла в голову мысль, что можно очень легко проверить, справедлива ли аналогия этого покушения с испытанием Калиостро. В судебной медицине в этих целях пользуются реактивом Гонсалеса нитратным препаратом, позволяющим установить, стрелял ли данный человек из данного револьвера. Если Марион Хеммонд не стреляла, моя догадка становилась реальностью, И тогда если Гарри Брук действительно был уже на том свете, как говорили, то в самом деле оставалось лишь приписать это преступление нечистой силе… Я упомянул о препарате Гонсалеса но, увы, доктор Гарвич попросил всех нас выйти из спальни. Однако тут же начались новые сюрпризы… Моим первым намерением было увидеть Фэй Сетон и поговорить с ней начистоту. В присутствии Куртиса я попросил доктора Гарвича направить ко мне мисс Сетон Это вызвало у Куртиса нервный припадок, который вас тогда удивил. Но он скоро понял, что медлить нельзя: она с минуты на минуту может сюда подняться. Он заявил, что идет отдыхать в свою комнату, и… бац! Я бы рассмеялся, если бы все не было так грустно и печально. Едва Стивен Куртис взялся за ручку двери своей комнаты, вы крикнули, чтобы он не входил и не мешал отдыхать профессору Риго — который тоже знает Гарри Брука в лицо. Вот так! Чтобы не мешал ему отдыхать!.. Теперь вы понимаете, почему Куртис бросился как угорелый вниз по лестнице?..

Я недолго предавался размышлениям, ибо вернулся доктор Гарвич с известием, которое меня очень встревожило. Фэй Сетон ушла из дому. Ее записка и прежде всего строчка «портфель может еще пригодиться, не правда ли?» открывали тайну, вернее, открывали портфель, в котором был плащ. Я знал, что она захочет сделать. Я был круглым идиотом, не разгадав ее намерений еще ночью. Когда я сказал Фэй Сетон, что, если Марион Хеммонд поправится, полиция не станет вмешиваться, она странно усмехнулась и повторила: «Не станет вмешиваться?» Она была больна, измотана, на грани нервного срыва. В своей городской комнатушке она хранила вещественное доказательство, которое все еще грозило Гарри Бруку смертным приговором. Она отправилась за этой уликой, чтобы швырнуть ее нам в лицо и потребовать его ареста. Ну а потом… Представьте себе следующее: так называемый Стивен Куртис был не на шутку встревожен. Но, пораскинув умом, он понял, что не все потеряно. Когда он проник в темную спальню, Марион его не видела и не слышала его голоса, только шепот. Ей и в голову не приходило, что злоумышленником был ее собственный жених. Никто не видел, как он вошел в дом через черный ход, поднялся наверх по задней лестнице и спустился тем же путем прежде, чем мы успели добежать до спальни. Теперь подумайте: Фэй Сетон с этим злосчастным портфелем одна возвращается через густой лес в этот укромный сельский уголок… Вот почему, мой дорогой Хеммонд, я поспешил отправить вас вслед за ней и попросил не спускать с нее глаз. Но все сложилось не слишком удачно.