Злой король
Шрифт:
Они могут достаточно хорошо видеть, даже в темноте. Могут видеть намного лучше, чем я.
У всадников есть все преимущества. Пока я на деревьях, но не могу спрятаться, всё, что я из себя представляю, так это немного сложную цель, но забавную и хитрую. Чем больше я устаю, тем больше истекаю кровью, и чем больше я злюсь, тем медленнее становлюсь. Если я не поменяю правила игры, то проиграю.
У меня даже есть шансы. Я должна сделать что-то, чего они не ожидают. Если я не могу видеть, то должна довериться своим другим чувствам.
Глубоко вздохнув и не обращая
Всадники пытаются развернуть лошадей, чтобы убежать от меня или преследовать.
Я ударяю наездника в грудь топором. Сила прогибает его броню внутрь. Это довольно эффективно — или было бы, если бы я не потеряла равновесие мгновение спустя. Оружие выпадает из моей руки, когда я падаю. Я сильно ударяюсь о землю, выбивая из лёгких дыхание. Сразу откатываюсь, чтобы избежать ударов копытами. В голове звенит, а нога будто поглощена пламенем, когда я поднимаюсь на ноги. Я сломала основание стрелы, торчащей из меня, но она проникла глубже.
Всадник, которого я ударила, висит в седле, тело обмякло, а губы в крови. Другой всадник отходит в сторону, третий идёт прямо на меня. Я достаю нож, когда лучник, приближаясь ко мне, пытается взять свой меч.
Шесть на одного — шансы намного лучше, особенно когда четверо всадников отступают назад, будто не думали, что могут пострадать.
— Достаточно жестоко для вас? — кричу я им.
Всадник с серебряными глазами подходит ко мне, и я метаю нож. Он попадает в цель, но лишь задевает бок лошади. Животное поднимается. Но когда он пытается восстановить контроль над лошадью, на меня наваливается еще одна кобыла. Я хватаюсь за топор, глубоко вздыхаю и сосредотачиваюсь.
Скелетная лошадь смотрит на меня своими белыми глазами без зрачков. Она выглядит голодной.
Если я умру здесь, в лесу, потому что не подготовилась достаточно, потому что я была слишком отвлечена, чтобы потрудиться надеть свой собственный проклятый меч в ножнах, я буду совершенна зла на себя.
Я готовлюсь к тому, что второй всадник обрушится на меня, но я не уверена, что смогу выдержать это. Я отчаянно пытаюсь придумать другой вариант.
Когда лошадь приближается, я падаю на землю, борясь с каждым инстинктом выживания, пробуждающим меня убежать от огромного животного. Она устремляется ко мне, и я поднимаю топор и рублю вверх. Кровь брызгает мне в лицо.
Существо бежит, а затем падает со зловещим пронзительным звуком, наваливаясь своей массой на ногу всадника.
Я поднимаюсь на ноги, вытирая лицо, как раз вовремя, чтобы увидеть рыцаря с серебристыми глазами, готовящегося атаковать. Я усмехаюсь ему, поднимая кровавый топор.
Всадник с янтарными глазами направляется к своему павшему товарищу, призывая остальных. Рыцарь с серебристыми глазами поворачивается к своим спутникам.
Пойманный в ловушку наездник борется, когда я наблюдаю за тем, как два других всадника освобождают его и поднимают на свою лошадь. Затем шесть всадников уходят в ночь, уже без смеха.
Я жду, боясь, что они могут вернуться, боясь, что что-то худшее выскочит из тени. Минуты летели незаметно. Самый громкий звук — моё рваное дыхание и рёв крови в ушах.
Шатаясь, мучительно иду по лесу, только чтобы найти своего коня, лежащего в траве, пожираемого лошадью мёртвого всадника. Я машу топором, и он убегает. Однако это никак не поможет моей бедной лошади стать менее мёртвой.
Моя сумка исчезла с её спины. Должно быть, упала во время езды, вместе с моей одеждой и арбалетом. Ножи тоже исчезли, лежали в лесу, когда я их бросила, и, вероятно, потеряла в кустах. По крайней мере, Закат все еще здесь, привязанный к седлу. Я освобождаю меч отца судорожными пальцами.
Используя его как трость, мне удаётся протащить себя до самой крепости Мадока и смыть кровь на улице снаружи.
Внутри я встречаю Ориану, сидящую возле окна. Она вышивала. Она смотрит на меня своими розовыми глазами и не пытается улыбаться, чтобы успокоить меня.
— Тарин наверху, Виви с девушкой тоже. Оук спит, а Мадок планирует. — Она осматривает мой вид. — Ты упала в озеро?
Я киваю.
— Глупо, правда?
Она делает другой стежок. Я иду к лестнице, и она вновь говорит, прежде чем моя нога ступает на первую ступень
— Будет слишком плохо, если Оук останется со мной в Фейриленде? — спрашивает она. После долгой паузы она шепчет:
— Я не хочу терять его любовь.
Ненавижу то, что должна сказать то, что она и так знает.
— Здесь не было бы конца речам, полным яда, слухов о короле, каким он бы был, если бы Кардан был в стороне — и это, в свою очередь, могло бы заставить тех, кто верен Кардану, желать вывести Оука из игры. И это даже если не думать о больших угрозах. Пока Балекин жив, Оуку будет куда безопаснее вдали от фейри. Плюс к этому есть Орлаг.
Она кивает с мрачным выражением лица и поворачивается к окну.
Может, ей просто нужен кто-то, кого можно считать злодеем, кто-то, кто будет виноват в том, что их разлучили. Ей повезло, что я та, кого она уже не любит. Тем не менее, я помню, каково это было — скучать по тому месту, где я выросла, по людям, которые меня воспитывали.
— Ты никогда не потеряешь его любовь, — говорю я, мой голос звучит так же тихо, как и её. Я знаю, что она меня слышит, но не поворачивается.
Я поднимаюсь по лестнице, нога болит. Я уже стою на лестничной площадке, когда Мадок выходит из своего кабинета и смотрит на меня. Вдыхает запах. Интересно, чувствует ли он запах крови, всё еще струящейся по моей ноге, или запаха грязи, вместе с этим холодной воды из колодца?
Холод пробирает до костей.
Я иду в свою старую комнату и закрываю дверь. Протягиваю руку под спинку кровати и радуюсь, что один из моих ножей всё еще там, в ножнах и немного пыльный. Я оставляю его на том же месте, чувствуя себя немного более в безопасности.
Я хромаю к своей старой ванне, кусаю внутреннюю сторону щеки от боли и сажусь на край. Затем откатываю штаны и осматриваю, что осталось от стрелы. Треснувший наконечник — ива, испачканная пеплом. Сам же наконечник сделан из зубчатого рога.