Злой король
Шрифт:
Мои руки начинают дрожать, и я понимаю, как быстро бьётся моё сердце, как всё расплывается в глазах.
Ранения от стрел плохи, потому что каждый раз, когда двигаешься, рана ухудшается. Тело не может зажить из-за инородного тела и чем дольше оно там, тем труднее излечиться.
Глубоко вздохнув, я подвожу палец к наконечнику стрелы и слегка надавливаю на него. Мне так больно, что я задыхаюсь, и на мгновение в голове не остаётся ни одной мысли, но, вроде, стрела не застряла в кости.
Я готовлюсь, беру нож и разрезаю около дюйма
Некоторые время у меня кружится голова, и я не могу ничего сделать, кроме как просто сидеть вот так.
— Джуд? — Виви появилась в дверях. Она смотрит на меня, а затем и на ванну. Её кошачьи глаза расширяются.
Я качаю головой.
— Не говори никому.
— У тебя кровь, — говорит она.
— Перенеси меня… — начинаю говорить я, а потом замираю, понимая, что мне нужно зашить рану, а я об этом не подумала. Может, я не так уж сохранила здравый смысл, как казалось. Шок не всегда бьёт сразу. — Мне нужна игла и нитка, вышивальная. Ткань, чтобы зажать рану.
Она хмурится на нож в моей руке, на свежесть раны:
— Ты сама себя ранила?
Это на мгновение выводит меня из оцепенения.
— Да, я сама в себя выстрелила.
— Хорошо, хорошо, — она передаёт мне рубашку с кровати и затем выходит из комнаты. Я прижимаю ткань к ране, надеясь замедлить кровотечение.
Когда она возвращается, держит в руках белую нить и иглу. Эта нить недолго будет белой.
— Хорошо, — говорю я, пытаясь сосредоточиться. — Хочешь держать или шить?
— Подожди, — говорит она, смотря на меня так, словно ей хотелось бы выбрать третий вариант. — Разве ты не думаешь, что нужно позвать Тарин?
— В ночь перед её свадьбой? Абсолютно нет. — Я пытаюсь заправить иглу, но мои руки слишком сильно дрожат, так что это очень трудно. — Хорошо, теперь сдвинь стороны раны вместе.
Виви опускается на колени и делает это, скривившись. Я задыхаюсь и пытаюсь не потерять сознание. Еще несколько минут, и я смогу сесть и расслабиться, обещаю я себе. Еще несколько минут, и всё, больше подобного не будет.
Я сделала стежок. Больно. Очень больно, больно и еще раз больно. После того, как заканчиваю, я вымываю ногу и отрываю чистую часть, чтобы перевязать рану.
Она подходит ближе.
— Ты можешь стоять?
— Через минуту, — я качаю головой.
— А как же Мадок? — спрашивает она. — Мы могли бы сказать…
— Никому, — говорю я и, схватившись за край ванны, толкаюсь ногами, сдерживая крик.
Виви включает воду, и вода смывает кровь.
— Твоя одежда промокла, — говорит она, хмурясь.
— Подай мне платье оттуда, — говорю я. — Ищи что-то, похожее на мешок.
Я заставляю себя дохромать до стула и сесть. Затем стаскиваю свой пиджак и рубашку под ним. Обнаженная до пояса, я не могу зайти дальше, не могу переносить боль.
Виви приносит платье — такое старое, что Тарин даже не удосужилась принести его мне — и одевает его на мою голову, а затем направляет мои руки через рукава, будто я ребёнок. Осторожно, она снимает мои ботинки и остатки брюк.
— Приляг, — говорит она. — Отдохни. Хизер и я можем отвлечь Тарин.
— У меня всё будет хорошо, — говорю я.
— Тебе больше ничего не нужно делать, это всё, что я говорю, — похоже, Виви обдумывает о том, кто знал о моём приезде сюда. — Кто это сделал?
— Семь всадников — может, рыцари. Но кто на самом деле стоял за атакой? Я не знаю.
Виви глубоко вздыхает.
— Джуд, вернись со мной в мир людей. Это не обязательно должно быть нормальным. Это не нормально.
Я встаю со стула. Я предпочту ходить на раненой ноге, чем выслушивать это.
— Что бы произошло, если бы я не зашла к тебе? — требует она.
Теперь, когда я встала, нужно двигаться или вообще больше не идти. Я направляюсь к двери.
— Я не знаю, — говорю я. — Но я знаю вот что: опасность может найти меня и в мире смертных. Моё присутствие здесь позволяет мне быть уверенной, что тебя и Оука охраняют там. Слушай, я понимаю, что ты думаешь, что это глупо. Но не веди себя так, будто это бесполезно.
— Я не это имела в виду, — говорит она, но к тому времени я уже в коридоре. Я резко открываю дверь в комнату Тарин, чтобы увидеть, как она и Хизер смеются над чем-то. Они останавливаются только тогда, когда мы заходим.
— Джуд? — спрашивает Тарин.
— Я упала с лошади, — говорю я её, и Виви не возражает. — О чём болтаете?
Тарин нервничает и проходит по комнате, чтобы дотронуться до полупрозрачного платья, которое она наденет завтра, и венок, сотканный из свежесобранной зелени, выращенной в садах гоблинов.
Я понимаю, что серьги, которые я купила для Тарин, пропали, потерянные вместе с остальной частью сумки. Разбросаны среди листьев и подлеска.
Слуги приносят вино и пирожные, а я слизываю сладкую глазурь и позволяю разговору закружить мня. Боль в ноге отвлекает, но еще больше отвлекает воспоминание о смеющихся всадниках, воспоминание о том, как они кружили под деревом. Воспоминание о том, что я ранена, напугана и совсем одна.
…
Когда я просыпаюсь в день свадьбы Тарин, то просыпаюсь в постели своего детства. Такое чувство, что я вышла из глубокого сна, и на мгновение я не та, кого я знаю — я даже не помню, кто я. Пару мгновений в сверкающих лучах позднего дня я верная дочь Мадока, мечтающая стать рыцарем при дворе. Затем последнее полугодие возвращается ко мне, как теперь знакомый вкус яда во рту.
Нога вспыхивает от небрежно выполненных стежков.
Я поднимаюсь и разворачиваю ткань, чтобы осмотреть рану. Она ужасная и опухла, а стежки заставляют желать лучшего. Моя нога болит.