Шрифт:
“Дзззи… дзззе… дзззи…” – зловеще верещит сигнал тревоги. И душу скребёт он, словно железом по стеклу.
– Подъём! Тревога!
“Дзззе… дзззии…”
На автомате: ноги в брюки, портянки, сапоги, китель, ремень…
– Оружие получать! – заглушая тревожное дребезжание, громогласно командует дежурный по части. – Строиться на плацу!
Только начинает светать. Туманно и серо. Зябко. Зубы чечётку бьют. Холодный ветер треплет юную зелень. Звук тревоги на улице еле слышен. Фонарь качается и уныло позвякивает над входом в казарму. Хлопают двери… Бегут офицеры…
Взводу лейтенанта Синицына приказано – прочесать лесной массив вдоль железнодорожного полотна.
– Из исправительной колонии совершён побег! – срывающимся голосом кричит молоденький лейтенант. – Нам поставлена боевая задача прочесать лес вдоль полотна до соседней станции на глубину полтора километра.
– Идиот, – еле шевелит губами сержант Зимин, глядя на покрасневшего от напряжения командира. – Как же мы – двадцать шесть человек в лесу полтора километра возьмём? Салага – бритый гусь…
– Быть бдительными! – продолжает орать лейтенант. – Оружие применять строго по уставу! Всех подозрительных задерживать! Сержант Зимин!
– Я, – чётко отзывается Зимин.
– Ответственный за левый фланг!
– Есть…
Синицин вместе с сержантом расставляют личный состав цепью – двадцать метров дистанция.
“ Ну и как же он так полтора километра наберёт, – думает Зимин, едва поспевая за энергичным командиром. – Зачем он про эти полтора ляпнул? Придурок… Чему его только в училище учили”.
– Дойдём до станции, – будто прочитав мысли подчинённого, делится планами лейтенант, – перестраиваемся на нужную глубину и обратно. Поставленную задачу мы обязаны выполнить в полном объёме…
“Чудо в перьях, – опять нелицеприятно размышляет о начальстве сержант. – До станции не меньше пятнадцати километров, а в лесу сплошь да рядом – болото. Это не по тротуару с девицами в обнимку гулять. Ноги вязнуть будут… Пока дойдем, все вымотаются до потери пульса, а он обратно мечтает идти. Дебил… Скорее бы этот месяц прошёл. А там: дембельский поезд… Ту-ту… Скорый поезд к дому мчится… И видал я их всех в гробу…”
– Во что бы то ни стало, – добавляет лейтенант, вытирая ладонью взмокший от начальственного усердия лоб.
– Так точно! – с совершенной серьёзной миной лица кивает сержант.
Идут цепью. В лесу друг друга не всегда видно, поэтому звуковой контакт с соседями не реже, чем раз в пять минут. По правую руку от Зимина бредут бойцы первого полгода службы – Хапов, Севрюгин, Пуштаев. Салаги.... Кричат то и дело…
“Придурки, – думает сержант и не всегда отзывается”.
Поначалу Витёк Зимин идёт и мечтает о скором дембельском поезде. Как поедет он – сержант Зимин при полном параде к дому родному. Вот радости-то будет! Витёк отслужил свои два года и теперь только ждёт заветного часа. И плевать ему сейчас на беглых зеков, благо знает он их повадки, не первый же раз “бегунков” ловит. Не первый раз в поиске. Не будут эти доходяги в лесу у железной дороги прятаться, потому как ни разу они здесь не прятались. Зеки глубже в тайгу уходят, чтоб там пересидеть главный шухер, а потом, поутихнет малость, пойдут к шоссе.... И не здесь
Через десять минут, когда Витьку становится скучно, он видит широкую доску и несколько не особо толстых жердей. Сержант останавливается и чуть-чуть думает.
– Хапов! – кричит он первому бойцу справа. – Тащи Севрюгина и Пуштаева сюда! Бегом!
– Чего делать-то , товарищ сержант? – первым подбегает к Зимину Хапов и улыбается, словно ласковому летнему солнышку. Севрюгин и Пуштаев бредут следом, низко опустив головы.
“Молодец Хапов, – думает сержант, – быстро смекает в чём службы суть. Этот не пропадёт. И я таким был: другие бычились, напролом пёрли и получали соответственно, а я как водица, острые углы обтекал, улыбался, уступал если надо и кому надо… А иначе нельзя… Затопчут… Хапов такой же.... Молоток… Не то что эти придурки. Севрюгин – чмо и увалень. Бухтит постоянно не по делу, надумал командиру роты сказать, что служить не хочет. Вот придурь… Пуштаев – этот слова зря не скажет и всегда волком смотрит… Надо будет в казарме напоследок ему рога обломать, чтоб знал на кого как смотреть”.
– Вот что, бойцы, – вещает младший командир теперь уже вслух. – Дедушка устал… У дедушки ноги заболеть могут… А дедушке ноги надо беречь, потому как на дембель ему скоро… Его там девки ждут не дождутся… Чего молчите? Поняли суть вопроса?
Бойцы переглядываются. Суть вопроса им понятна, а с деталями пока туго. Как и положено, командир, заметив непонимание, ставит задачу чётче.
– Вон из этого носилки мне сделать, – кивает сержант в сторону доски с жердями. – Только доску хорошенько протереть. Негоже дедушке штаны намочить…
Когда носилки были готовы и Витёк садится, трещат кусты, оттуда сердитый крик.
– Пуштаев, ты где, сука?! – выбегает из кустов ефрейтор Селиванов. – Чего не отзываешься?!
– Хватит орать! – мигом гасит пыл ефрейтора сержант. – Бегом в цепь!
– Витёк, – Селиванов поднимает руки, – я же не знал, что это ты их тут чморишь. Кричу, а он не отзывается, я уж подумал, что отстал салабон.
– Не чморю, а тренирую способам эвакуации раненого товарища с поля боя. А ты давай на место! Мы сейчас догоним…
– Базара нет… Бегу…
Ефрейтор убегает, а Витёк велит носильщикам идти вперёд. Севрюгин с Пуштаевым переводят оружие в положение “за спину” и берутся за носилки. Хапов шагает рядом.
– Стоять, – неожиданно приказывает сержант, когда носильщики проходят метров пять. – Хапов, а ты чего без дела задом трясёшь?
– А чего делать-то?
– Дембельский поезд изображать будешь.
– Как?
– Тупой что ли? Ту-ту, чух-чух, тук, тук-тук… И так далее. Понял?
– Так точно!
– Давай…
– Ту, чуф- чуф, тук-тук-тук, чуф-чуф....
– Ладно, сойдет. Пошли!
Идут. Тук, тук-тук… Чуф-чуф… Впереди кусты, Севрюгин поворачивает, чтобы обойти колючее препятствие, но не тут-то было.
– Куда?! – орёт Витёк. – Прямо! Ты чего, Севрюга, сачкануть решил?! В бою тоже обход искать будешь? Настоящий воин не боится трудностей! Он беспрекословно переносит тяготы и лишения! И дедушку! И не дай бог лицо его веткой поцарапает. Вперёд!
Продираются через кусты и выходят на поляну. Метров десять чистого пространства, а дальше опять кусты.