Злой ветер с Каталаунских полей
Шрифт:
Седьмой легион был остановлен в километре от реки с труднопроизносимым польским названием. Командующий 16 полевой армией, рейхс-генерал-оберст Герман Хорст, не слезая с коня и похлопывая хлыстом по отполированному до зеркального блеска сапогу, сообщил Димову:
– Мне предписано оставить ваш легион здесь. Становитесь лагерем, легат. Дальнейшие указания получите по рации или с посыльным.
– Слушаюсь, господин генерал.
– Не знаю, о чем они там думают, - Герман Хорст ткнул хлыстом в затянутое тучами небо, - но мне это сильно не нравится. Генерал-полковник говорил на латыни с прусским акцентом.
– Не нравится, - повторил Герман Хорст, со свистом ударяя хлыстом по блестящему голенищу. Однако оспаривать приказы начальства я не намерен. Мне будет не хватать вашего легиона, легат.
– Спасибо, господин генерал-полковник.
– Всего наилучшего, легат.
– И ещё... Сохраняйте режим радиомолчания. Ваша радиостанция с этой минуты работает строго на прием.
Рейхс-генерал-оберст вскинул руку к козырьку фуражки и, пустив коня в галоп, поскакал в начало колонны.
Димов увел легион с дороги
...Дорога была непривычно пуста, как была пуста равнина от края леса до горизонта, там, где неразличимая для Димова, находилась понтонная переправа через реку. Поток войск, двигавшийся всю последнюю неделю мимо стоянки Седьмого легиона иссяк и легион, стиснутый крепкими палисадами, остался один в этом стылом, осеннем пространстве, затерянный и забытый, брошенный посреди лишенного всякой растительности ровного поля.
Тусклые лучи солнца изредка пробивались сквозь разрывы в нависших над равниной тучах, и тогда безрадостный пейзаж несколько оживлялся. Лагерь был возведен на естественном возвышении, маленьком пологом холме, и с этой, господствующей над местностью высотки, Димов мог без труда рассматривать плоскую как стол равнину. Стоя у шатра, он обозревал пустынные окрестности, исподволь проникаясь безысходной тоской, разлитой в холодном воздухе. Вскоре его уши уловили новый звук, возникший на пределе слышимости, но непрерывно нараставший. Черная точка появилась в небе, увеличиваясь в размерах, она сначала превратилась в черточку, затем в сигару и, наконец, держась ниже кромки туч, на восток пролетел "цеппелин", злобно зудя двигателями. Не успел он исчезнуть за лесом, как следом появился другой. Вынырнув из облаков, он прошелся над деревьями, едва не задев кабиной верхушки, и снова взмыл вверх, скрывшись от глаз наблюдателей. Однако он не был последним и после его исчезновения целое звено "цеппелинов", в количестве восьми штук, басовито гудя моторами, степенно проплыло над стоянкой Седьмого легиона. Цельнометаллические гофрированные оболочки дирижаблей несли на своих бортах эмблемы Восьмого бомбардировочного флота - сплетенных в смертельном танце драконов, изрыгающих клубы дыма и языки пламени. Замыкающий звено бомбардировщик отклонился от курса и прошелся прямо над шатром Димова. Пилот, высунувшись по пояс из окна гондолы развернул флаг-сигнал - желтый прямоугольник, пересеченный по диагоналям синими полосами - пожелание счастья и попутного ветра. Димов в ответ вскинул руку, изобразив средним и указательным пальцами начальную букву слова "victoria" [победа]. Пилот засмеялся и, скомкав флаг, скрылся в гондоле. "Цеппелин" взревел двигателями, набирая высоту. Димов взглянул на равнину. Мельком и без всякой надежды. На всякий случай. Для очистки совести. Перед тем, как вернуться в шатер. В следующий миг он пристально вглядывался в уходящую к горизонту глубокую колею. Нет, он определенно не мог ошибиться. Димов сходил за биноклем, настроил резкость. По дороге, кренясь на ухабах и проваливаясь в рытвины, ползла походная карета, влекомая гривастыми пегими битюгами. За каретой, приноравливаясь к ее неспешному движению, гарцевали бравые уланы, а за уланами тащились свитские. Один из них держал штандарт. Димов без труда прочел надпись, вышитую над геральдическим знаком группы армий "Висла" и удивленно присвистнул. По-всему выходило, что конвой принадлежал самому его Высокопревосходительству начальнику тыла. Димов кликнул денщика:
– Разыщи О'Релли и гони его ко мне.
Кортеж медленно приближался. Счастливый заместитель легата возник рядом с Димовым, не забыв отсалютовать. Димов некстати вспомнил старый фильм, без которого не обходилось ни одно политзанятие в военном училище. По прошествии многих лет после выпуска он помнил, буквально наизусть, содержание этой пропагандистской ленты, а название ему не забыть до самой своей смерти. "Если завтра война" - так назывался фильм. Так вот, в нем [фильме] все командиры тоже козыряли почем зря. Димов оторвал бинокль от глаз и протянул его О'Релли.
О'Релли приложил бинокль к глазам, повертел верньеры, настраивая.
– Господин легат!?
– потрясенно произнес О'Релли.
– То, что вы увидели, есть [страшная] военная тайна, - серьезно сказал Димов.
– Посему сейчас мы остаемся на месте и терпеливо
– Слуш-шаюсь, - с придыханием сказал О'Релли.
– Бинокль отдайте, - Димов отобрал бинокль у заместителя.
Карета не остановилась. Димов увидел, как мелькнул за стеклом на секунду профиль лица, потом кто-то задернул занавеску. Взмахнув вожжами, кучер хлестнул ближнего к нему битюга по необъятной спине. Улан поднял коня на дыбы. Свитские, в блестящих доспехах и шлемах с празднично развевающимися разноцветными плюмажами, поглядывали в сторону лагеря. На их лицах ясно читалась надежда и разочарование. Их внешний вид был совершенно чужд реальности фронтовой дороги, они были похожи на павлинов, затесавшихся в воронью стаю. Им более пристало сверкать на придворных балах и в салонах, сопровождать прекрасных фрейлин, роковых красавиц и светских львиц, и разбавлять своим присутствием деловые будни ставки, вместо того, чтобы тащиться по грязи к передовой, повинуясь чьему-то безжалостному приказу.
– Спектакль закончен, - подвел итог Димов.
– Вы свободны, О'Релли. И помните, никому не слова. Это секрет.
– Польщен доверием, господин легат, - О'Релли щелкнул каблуками.
– Послушайте моего совета, трибун. Много не думайте. Вам думать вредно. Исполняйте - и всё.
О'Релли козырнул и удалился командовать.
Димов пожалел, что угостил О'Релли водкой.
...Московиты, обрушившись всей силой конных дружин и пеших полков на левый фланг германцев, прорвали их хорошо укрепленную за зиму оборонительную линию и деблокировали Варшаву. Поляки и литовцы, ведя наступление на правом фланге немцев, нанесли удар в направлении городка Червоный Бродник, идя на соединение с московскими войсками. Целью развернувшейся весенней операции объединенной союзной армии было окружение и разгром германской ударной наступательной группировки "Варшава" под командованием рейхс-генерал-фельдмаршала Адриана Адольфа Эммануила Краузе. Через сутки после начала наступления союзных войск, германцы оказались в крайне щекотливом положении. Их левый фланг, испытавший на себе сокрушительный удар московской армии, беспорядочно бежал. Московиты, гоня перед собой откатывающиеся назад немецкие части, быстро продвигались навстречу польско-литовкому войску, замыкая соединения Краузе в кольцо. Правому флангу германцев, сумевшему сохранить порядок и управляемость, в результате успешно проведенного контрнаступления, удалось задержать польско-литовские части на линии [...]. Понимая всю опасность сложившегося к 11 апреля положения, рейхс-генерал-фельдмаршалом Эммануилом Краузе был отдан приказ об отступлении. 18 полевая армия, при поддержке Баварского Обсервационного корпуса, выдвинувшись навстречу московитам, в двухдневном сражении у поселка [...] остановила наступающие подразделения русских, и удерживала позиции в течении пяти суток, позволив германскому командованию вывести из образовавшегося котла остатки разгромленной ударной наступательной группировки "Варшава".
Поражение у Варшавы имело последствия более чем негативные. Баварская Марка в ходе осенне-зимней кампании потеряла ранеными, убитыми и пропавшими без вести до трети своих вооруженных сил. Контрнаступление союзников, развернувшееся весной, вообще лишило баварцев регулярной армии. Последнее, [элитное] воинское соединение, Баварский Обсервационный корпус, был полностью уничтожен в кровопролитных боях 14-19 апреля, сохранив ценой своей жизни тысячи жизней вышедших из окружения германских солдат. Четвертый Рейх германского народа надолго утратил стратегическое преимущество и был вынужден перейти к обороне. Не имея достаточных сил и средств, он уступил Баварскую Марку союзникам, отказался от прав и обязательств сюзерена в отношении Конфедерации Независимых Германских Баронств, разорвал союзнический договор с Австразией и перераспределил долю концессионных преференции на добычу нефти в Хорезме, выделив семьдесят процентов в пользу Приората, Литвы и Государства Московского. Весь следующий год на фронте было относительное затишье. Противники активно готовились к продолжению войны. Московиты оказали вооруженную поддержку Северо-Западному Доминиону, благодаря чему угорцы-рифеи были отброшены за Рифейские горы и Доминион вновь присоединился к альянсу. В награду за оказанные услуги Доминион передал московитам южные районы Земли коми до городка Усть-Вымского включительно.
Четвертый Рейх, преодолев существенные разногласия, заключил договор об экономическом сотрудничестве с Ганзейским Морским Союзом и получил выход к северным морям. Проведя дополнительную мобилизацию, он довел численность своих вооруженных сил до четырехсот двадцати шести тысяч человек, строительством новых оборонных предприятий нарастил выпуск "цеппелинов", увеличив воздушный флот вдвое, и приступил к созданию военно-морских сил, опираясь на арендованные у ганзейцев морские базы. Рейхс-Президент, посетив по любезному приглашению Папы, Клерикальное Государство Ватикан, заключил при активном содействии Его Святейшества союзный договор с Римской Традиционалистской Республикой, по которому обе стороны были обязаны оказывать друг другу вооруженную помощь в случае возникновения военной опасности. Римская Республика к тому моменту вела затяжную войну [точнее, не вела войну, а проигрывала её] в Испании с мусульманскими государствами Северной Африки, мечтавшими возродить Испанский Халифат, и остро нуждалась в тяжелой коннице и боевых дирижаблях. Все это Рейх предоставил римлянам в избытке и без задержек. Кроме того, несколько тысяч военных инструкторов за короткий срок фактически создали республиканскую тяжелую конницу, обучая новобранцев и помогая в закупке лошадей...
Боевые действия на всем протяжении фронта от Балтийского до Средиземного морей возобновились [удачно совпали?] с началом восстания в оккупированной союзниками Марке, организованного и руководимого мюнхенским отделением Герметической Ложей Конспиративного Общества иллюминатов (Баварских), тайно подстрекаемых и финансируемых агентами рейха. Четвертый Рейх, воспользовавшись своевременным [и инспирированным им] выступлением Иллюминатов, разорвал навязанные ему альянсом унизительные соглашения и начал общее наступление: на севере, используя территорию Герцогства Прусского в качестве плацдарма - в направлении Восточно-Прусского (московского) Анклава, с выходом на Литву и Северо-Западный Доминион, в центре - силами 20, 14, 16, 45 и 2 полевых армий, 4, 15 и 8 бомбардировочных флотов, 34 и 12 мобильных армий тяжелой конницы, при поддержке 89 вспомогательной подвижной группы федератов, сведенных в группу армий "Висла", через Баварскую Марку в направлении Варшавы [вторая варшавская кампания], на юге - силами 3, 8, 11, 9 армейских корпусов, Экспедиционного Корпуса римской тяжелой пехоты, 22 и 24 мобильными корпусами тяжелой конницы, 6 и 12 флотом бомбардировщиков-"цеппелинов", вспомогательными бригадами турецких нукеров [наемников] и конных спагов, составивших группу армий "Юг" - в направлении Азербайджанской Автакратии, с целью отсечения европейской части Государства Московского от источников природного углеводородного сырья [нефти].