Злые белые пижамы
Шрифт:
Мы говорили втроем, ведя общий и примирительный разговор настолько долго, насколько мне хватило сил, Патрик по-отечески держал в своей руке руку Расты, их дружба стала нерушимой, банда растворилась, ночь опустела и очистилась снова, заметил я перед тем, как направиться обратно в райский ночной клуб. Я не имел понятия о времени.
Пиво, которым нас угостил новый друг Патрика, прибыло на наш стол и время от времени лидер, когда-то воинственный, но теперь совершенно мирный, подошел, чтобы повторить свое самообличительное извинение. Эти отношения,
«Расскажи девушкам, что произошло», — сказал я Патрику, но версии Патрика нужен был я в качестве суфлера, что путало рассказ. Я мог сказать, что этот эпизод не значил для него так много, как для меня. Я предположил, что несколько месяцев спустя ему, вероятно, придется напоминать, что все это было на самом деле. Таким уж он был.
В ночном клубе прозвучал некий звук, словно сигнал к месту сбора у парома через пролив, грохочущий звук, означавший, что ночь подошла к концу. Мы с трудом вылезли в предрассветный мрак, и побрели через туман, пока не оказались в круглосуточном кафе. Я склонил голову для приятного сна, на своем подносе среди оберток. Когда я проснулся, никого не было, кроме Сары.
— Тебе нужно в школу, то есть на работу сегодня? — спросил я.
— Нет, — ответила она.
— Мы должны пойти в парк и съесть пончики там, — сказал я.
На пути к станции мы встретили двойника Сида Вишеса, который затеял заварушку, глупого маленького самоуверенного хама. Я приветствовал его словно брата, которого не видел много лет и увлек его в приятельскую беседу. Он попросил пончик. «Купи себе сам, — сказал я, — эти для меня.» Я сказал это смеясь и в то же время с некоторым удивлением — почему я разговаривал с этим японским мальчиком-панком.
Парк Йойоги был пуст за исключением бегунов, появляющихся из тумана как хрустящие галькой приведения. Мы сидели на скамейках для пикника со столом. Я взял на себя смелость поцеловать Сару. Мы целовались в течение приятно долгого времени, прерываясь периодически, чтобы отдышаться. Когда мы съели пончики и вдоволь нацеловались, мы отправились обратно к станции.
— Почему ты поцеловал меня? — спросила она.
— Я почувствовал, что так нужно.
Это звучало необоснованно.
— Я почувствовал, что сделать это будет правильным. Утром в парке. В это туманное утро.
— Того, кто много целуется, в Японии мы называем kissama, — сказала она серьезно.
В парке Йойоги блуждала бездомная домашняя птица, это отвлекло меня на некоторое время.
— Поехали в гостиницу и снимем всю нашу одежду, — смело предложил я.
— Возможно, как-нибудь, — сказала она, улыбаясь. — Но не сейчас.
Мы шли в тишине. У входа в подземку я сказал «до свидания» Саре. Она сказала, что позвонит.
Я повернулся и пошел обратно по улице Харадзюку к Шибуя. Крошечные улицы были полны чудес в то утро. Магазин по обработке древесины, в котором солнце поймало единственным лучом света спешащие частицы пыли. Кот с колокольчиком, который звонил, когда
На следующий день объявился Бэн. Он очень стеснялся того, что исчез вместе с девушкой. Он был очень романтичным в отношении женщин и не хотел, чтобы я подумал, что он был помешан на сексе или что-то подобное. Я сказал ему о моем приключении и на протяжении всего рассказа он ждал, что я скажу, как я сломал челюсть одному парню и дал коленом по роже другому. «Дело не в этом, — сказал я, — Патрик показал мне, что важнее всего расслабленность. Расслабленность в сочетании с бдительностью — это главное.»
Это был воскресный вечер. Мои колени все еще были в отвратительном состоянии. Мысль о том, что я добровольно придавлю всем своим весом две открытые раны на коленях, приводила в уныние, не сказать хуже. Впервые я серьезно задумался о том, чтобы бросить курс. К тому времени я стал одержим идеей о том, чтобы доводить все до логического конца, но дело выглядело мрачно, совсем не радужно. И еще маячила специальная летняя «тяжелая» тренировка ранним утром. Приключение предыдущей ночи было всего лишь отвлечением. Это была реальность, и я не знал, сколько еще могу выдержать. Я хлебнул из бутылки «Дикой Индейки», чтобы немного забыться. Бэн потянулся за бутылкой.
— Ты же не любишь виски, — сказал я.
— Люблю, — сказал он с хитрым видом. У Бэна был инстинкт туриста хватать все, что выглядит бесплатным.
— Когда оно закончится, оно закончится, — сказал я нравоучительно. — И тогда нам останется только разделить боль друг друга. Дай сюда.
Сара не звонила, но, возможно, я был сбит с толку этим обещанием. Теплота от выпитого виски начинала давать о себе знать.
«Ты не знаешь, сколько стоит эта дрянь?» — спросил я Бена.
Телефон зазвонил.
Это была не Сара. Это был Пол. Странное бредовое чувство пришло ко мне.
Пол говорил официальным тоном.
— Есть плохие новости. Канчо-сенсей умер. Он скончался сегодня рано утром. Нельзя сказать, что мы не ожидали этого раньше или позже, но это до сих пор шок.
— Да, — я придал своему голосу обеспокоенности. — Как ужасно, я имею в виду, какое жуткое дело.
— Да, ну, такое случается. Додзё будет закрыто, конечно, на неделю. От сеншусеев ожидается посещение похорон в четверг.
Я еще несколько раз выразил соболезнования и отключил телефон. Я сделал победный удар кулаком в воздух. Потом проверил, что телефонная трубка лежит на телефоне.
— Да! — заорал я. — Да! Да! Да!
— Он умер, правда? — сказал Бэн.
— Да! Да! Да!
— Сколько дней отдыха?
— Одна целая чудесная… неделя! Да!
Мы схватили друг друга и закружились в победном танце по кухне.
— Время выпить еще виски.
— Не виски — неси шампанское!