Злые игры. Книга 2
Шрифт:
Макс отправился в Ки-Уэст в крошечном самолетике на третий день их пребывания в Майами. Все девушки были вне себя от ярости, Додо грозилась даже объявить забастовку.
— Послушайте, девочки, я заработал эту поездку!
— Да? Чем это — у нее в постели? Корова она нетраханая!
— Нет, — тихо ответил Макс. — На съемочной площадке, вместе с вами, скотами.
Выйдя из самолета, он взял такси, чтобы добраться до города. Городок очаровал его: узенькие улочки, трамвай с ручным колоколом, перевозящий туристов, белые здания гостиниц и пансионатов, опоясанные широкими верандами и спрятавшиеся в тени пальм, ярко,
— Похоже на декорацию к фильму, — сказал он шоферу такси.
— Гораздо лучше. Это как маленькая страна. Здесь ее называют «Республика в морской раковине». Она накладывает свой отпечаток. Тут нельзя торопиться.
— Ладно, — ответил Макс. — Я здесь выйду, дальше пройду пешком. А где «Пэррот-хаус»? Он уже открыт в это время?
— «Пэррот-хаус» всегда открыт. Они закрываются только с четырех утра и до завтрака. Через два квартала отсюда, по левой стороне. И не пропустите заход солнца на площади.
— Постараюсь, а почему?
— Туда специально ходят, чтобы его наблюдать. Если закат красивый, то аплодируют.
— Обязательно схожу, — улыбнулся Макс.
«Пэррот-хаус» он отыскал легко; это оказался ресторан с выкрашенным во все цвета радуги — скорее, во все цвета попугая, [30] подумал Макс, — фасадом, с темно-зеленого цвета интерьером и просторным садом, где столики стояли прямо под пальмами. В кольце над входной дверью раскачивался великолепный большой попугай.
30
Название ресторана «Parrot House» может быть переведено как «У попугая».
Макс сел за столик и заказал пива; его принес очень симпатичный на вид мальчик.
— Спасибо. А управляющий уже здесь?
— Еще нет, сэр. Слишком рано. Будет через час или два. Как мне передать, кто его спрашивал?
— Скажи, что знакомый Майка Хэлстона.
«Вот черт, — подумал Макс, — одного дня может еще и не хватить».
Он просидел так какое-то время; наконец в саду появился толстый улыбающийся мужчина с огромной гривой волнистых седых волос. Он подошел к Максу, на ходу протягивая ему руку.
— Привет. Я Джонни Вильямс. Мне сказали, что вы знакомы с Майклом?
— Да. Он мне и посоветовал встретиться с вами.
— Друг Майка — мой друг. Чем могу помочь?
— Насколько мне известно, вы могли знать мою мать.
— Молодой человек, я знал очень многих матерей. А кое-кого и сделал ими. — Он расхохотался, живот его заходил ходуном. Максу стало не по себе.
— Мою мать звали Вирджиния Кейтерхэм. Она могла довольно часто здесь бывать. У нее здесь были друзья.
— Вирджиния? Вирджиния. А как она выглядела?
— Ну, каштановые волосы с медным оттенком. Очень высокая. Мм… очень красивая. Американка.
— Большинство тех, кто здесь бывает, американцы.
— Да, разумеется. — Макс почувствовал, что сказал глупость.
— А когда это могло быть? Погодите-ка, сейчас я вам закажу еще выпить, и мы поговорим.
— Спасибо. В первый раз, я думаю, лет восемнадцать назад. А потом, мне кажется, она должна была время от времени приезжать сюда. И насколько я знаю, друзья ее до сих пор сюда приезжают. Достаточно часто. Тут у них что-то вроде базы.
—
— Она умерла, — коротко ответил Макс.
— Извините. А когда она умерла?
— Около четырех лет назад. Она погибла в автокатастрофе. В Англии.
— А что она делала в Англии?.. Простите, а как вас зовут?
— Макс. Макс Лей. Она жила в Англии. Была замужем за англичанином.
— Которого звали?..
— Лорд Кейтерхэм.
Это он приберег на самый крайний случай. Американцы все еще обожают лордов. Глаза у Джонни сразу же загорелись.
— Лорд Кейтерхэм? И леди Кейтерхэм. Да, теперь я начинаю что-то припоминать. Она никогда не приезжала сюда вместе с ним, верно?
— Да. По-моему, не приезжала.
— А чем она занималась, ваша мать?
— Она была специалистом по интерьерам. Дизайнером.
— О господи! Вирджи! Вирджи Кейтерхэм! Конечно, я ее помню. Она была настоящая леди. Очень приятная леди. Она не приезжала сюда уже… уже десять лет. Она была из компании Теда Фрэнклина, вот она с кем обычно приезжала. О, она была изумительна! И красива. Очень красива! Она великолепно танцевала, верно? Чечетку. Научила Теда танцевать. И петь. Ох, прекрасные времена были. Мы тогда часто плавали на яхте Теда, иногда уходили на много дней подряд. Ходили к рифам, на Багамы. Не жизнь была, а один сплошной праздник. Славные были деньки. Я так по ним тоскую… Очень тоскую!
— Так… а где мне найти Теда Фрэнклина? — Сердце у Макса билось с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
— Боюсь, там же, где и вашу мать. Он умер. Около трех лет назад. Очень был неумерен в жизни, во всем.
— Вот как. Понятно. А он и был ее самым большим другом?
— Да. Хотя она была немного неравнодушна и к Томми. Томми Соамс-Максвеллу. Они очень нравились друг другу. Томми был великолепный парень. И великолепный рыболов. У меня где-то есть его фотография. Погодите, пойду поищу.
Он ушел. Макс остался сидеть, пытаясь представить себе мать в компании этих людей — ленивых, привыкших потакать своим прихотям, жить одними наслаждениями. Это было на нее совершенно не похоже. А с другой стороны — действительно ли не похоже? Кто может сейчас сказать, какой она была, на кого была похожа? И с кем она общалась, с кем спала, с кем пила и танцевала? Тед Фрэнклин. Томми Соамс-Максвелл. Одни имена уже многое говорят. Соамс-Максвелл — ничего себе имечко. Какая… О боже! До Макса вдруг только сейчас дошло, и прозрение наступило больно и резко. Шарлотта и этот ее Чарльз Сейнт-Маллин. А теперь вот он сам и Томми Соамс-Максвелл. Это явно не случайность, это просто не может быть случайностью, слишком уж все сходится одно с другим. Он поднял взгляд, и сад вдруг поплыл у него перед глазами, а откуда-то из тени возникла размытая фигура Джонни. Тот, улыбаясь, направлялся к Максу, держа в руке фотографию. Макс взял ее, руки у него слегка дрожали. Это был старый, заляпанный пятнами, надорванный снимок, подписанный «Джонни на память о прекрасном времечке. Томми». Макс принялся разглядывать Томми Соамс-Максвелла. Томми Соамс-Максвелл стоял на снимке во весь рост и словно бы тоже в ответ рассматривал Макca. Высокий улыбающийся блондин, взгляд которого ясно говорил об исходившей от этого человека опасности. Он опирался на какую-то толстую палку, а у ног его лежала огромная рыбина. Макс ощутил вдруг такое сильное волнение, трепет и даже непонятный страх, что ему стало нехорошо.