Злые сумерки невозможного мира

Колосов Александр

— Послушай, атаман, — сказал примирительно. — Насколько я понимаю, ты не один эту жилу разрабатывал… Есть еще кто-нибудь?

— Позавчера еще один был. Звонил. Сегодня — не знаю.

— А остальные?

Большой помрачнел.

— Были и остальные, — ответил, супясь. — Немного, но были.

— Куда подевались? — настаивал Артём.

— Не задавай дурацких вопросов — не получишь идиотских ответов, — дипломатично отозвался Большой, затягиваясь глубже обычного и совершенно чернея лицом. — Но уж в психушке-то из наших никого нет, можешь мне поверить!

— Что? — забеспокоился Андрей. — Вы тоже не все там знаете?

— Знаем-то все, — невесело усмехнулся Большой. — Во всяком случае, мы с Тимохой. Тем и живы.

— Не понял, — поднажал Артём.

Большой

передал ему сигару, щелчком сбил с ладони муравья-проходимца…

— Вам будет трудно понять. Это еще сложнее, чем концепция Ада. Скажу только, что в том мире водятся не только устойчивые иллюзии. Встречаются и реальные существа, запертые древними знатоками в границах Преисподней. Их сущность закреплена навечно, они бессмертны. Точнее, убить-то их можно… только не всякий способен, да и Срок не исполнился.

— Какой срок?

— Знаете что, — устало ответил «орлам» атаман. — Не забивайте себе мозги ненужными вам вещами. Главное — избежать встречи с теми, кто этого заслуживает. А если не сумеем, делаем так: я хватаюсь за голову — вы обходите незнакомца с флангов. С этого мгновения неотрывно следите за мной. Я прикуриваю сигарету — вы хватаетесь за ножи. Остальное — мои заботы. И вообще, много знать будете — скоро состаритесь. Старина Данте недаром поместил над воротами Ада — «Каждому свое». Так и есть. Подъем, салаги!

Дальнейшую дорогу Артём почти не запомнил. В памяти удержалось лишь ощущение вдавленных в почву ступней и острая резь в плечах, смозоленных лямками неимоверно грузного «сидора». Бухнувшись в песок комнаты-тренажера, долго лежал без движения с закрытыми веками. Слева доносилось хриплое дыханье Андрея. Справа — скрежет вскрываемых банок и довольное мурлыканье Большого. Почему-то сейчас его превосходство не вызывало и тени раздражения. Совсем наоборот.

Артём всегда считал себя резко выраженным индивидуалистом, не выносил групповщины и враждебно относился к проявлениям лидерства. Это доставляло ему массу хлопот, но он даже втайне гордился ими, как несомненным доказательством своего суверенного «я». Он так привык лезть на рожон, что внушил определенную опаску не очень-то боязливым уголовным авторитетам. С ним предпочитали не связываться. Но сегодня, быть может, впервые в жизни он был немножечко рад тому, что в Аду рядом с ним окажется человек, подобный Большому. Человек, который беззаботно насвистывает немудрящий мотивчик, когда он — гроза уголовного мира — не в состоянии пальцем пошевелить.

— Шуруйте к столу, орлы! — воззвал Большой. — Жратва подана!

Артём застонал и поднялся. Телесная немочь позорно отступила перед властным требованием пустого желудка.

Пока они, обжигаясь и давясь, лопали консервы, владелец поместья заваривал чай. Ехидства в его поведении не наблюдалось. Особой усталости — тоже.

— Железный ты, что ли? — позавидовал Андрей.

— Практика, — пожал плечами Большой. — Экстремальщики все такие. Встречал и покрепче себя. Помню, был у нас руководителем группы Прохор Апполинарьевич Хрущ, прозванный Хрычом за глаза. С виду — дрянь мужичонка. Росточком — метр с кепкой, худющий — аж просвечивает. А как вздернет рюкзак, как размотает ходули… все в мыле, а он еще анекдоты травит. Да такие соленые, гад! Гонял нас по горам, как архаровцев. Уж на что мы народ бывалый, и то взбунтовались. Тут глядим — взвился наш дохлячок-хохотунчик… хрясть! хрясть!.. и двое самых шебутных уже пластом лежат. А ты говоришь — железный! Тимоха — друг мой — вот тот железный, он лом на шее узлом завязывает. А я — так, ничего себе, не больше. Даром, что Большой.

Артём, наученный горьким опытом прошлой ночи, вместо кофе всыпал в кипяток чайную заварку из маленького бумажного пакетика. Андрей последовал сему благоразумному примеру.

— Молодцы! — похвалил их Большой. — На глазах умнеете. Теперь вот что. Легче всего проникнуть в Ад из стационарной Зоны. В прежние времена на этих местах, как правило, воздвигали монастыри, иногда церкви. Именно поэтому в народном сознании заброшенный храм мыслится прибежищем нечистой силы. Именно поэтому настолько часты упоминания о массовых психозах в монастырях.

В России, где монастырь частенько служил последним пристанищем заслуженным воинам и опальным администраторам, подобные безумства относительно редки. Этих ребят всегда отличало обостренное чувство Реальности, на любые проявления адской сущности они реагировали весьма скептически. А вот на Западе, где в монастырской братии заметно преобладал экзальтированный контингент, такие случаи наблюдались сплошь и рядом. В конце семидесятых годов вышеупомянутый Хрыч подверг сомнению рационалистическую теорию подобных явлений, предложенную еще французскими просветителями. Он осмелился предположить, что эта теория преследовала совершенно противоположные цели, нежели те, о которых заявлялось принародно. Он пошел еще дальше, заявив, что, поскольку имена просветителей давно и прочно связываются с деятельностью розенкрейцеров и франкмасонов, все их «разоблачения» — не что иное, как попытка отвести общественное мнение в сторону от решения существующей проблемы. Именно поэтому, утверждал наш теоретик, в работах просветителей нередко наблюдается полнейшая профанация накопленного материала, назойливое стремление порушить статистические связи многочисленных случаев мистических эпидемий. Вопрос, поставленный Хрычом, был сформулирован следующим образом: «Что именно хотели утаить от нас создатели Рационализма?» После пятилетних исследований мы смогли ответить на него совершенно однозначно: «Существование связи между миром Реальности и мирами слабосистемных сущностей».

Неофиты слушали с интересом, невзирая на телесную немочь.

— Какие исследования проводились и методику их проведения вам знать ни к чему. Перехожу к практическому обучению. Моя стационарная зона располагается в келье одного из древнейших монастырей нашего края. В каком именно — лучше не спрашивайте, не отвечу. Обстановка кельи скопирована в этом помещении. Цель копирования заключается в том, чтобы помочь выйти из Ада. Туда я вас отправить могу, а выбираться придется самим.

— Интере-есно, — проворчал Артём.

— Еще бы! — поддержал Андрей. — Значит…

— Значит нужно готовиться как следует, а не ждать, пока добрый дядя сделает все за тебя, — любезно пояснил Большой. — И бунта не потерплю! Дело заключается в следующем: Ад — место довольно пустынное, с ограниченным горизонтом. Переход в его измерение прост до смешного, но чтобы выйти, необходимо представить себе точку, в которой это возможно. И не просто представить, а точно, с малейшими подробностями. Слыхал я как-то про одного оборотня, который, перекинувшись в кабана, сам же слопал желуди, валявшиеся на полянке… До осени в кабаньей шкуре мыкался, едва с мушки у собственного внука ушел. Все, отставить чаепитие! Сели лицом к дальней стене. Теперь смотрите, наблюдайте, заучивайте каждый камень, каждый шов! И помните — это всерьез.

Ночью Артёму снились всякие гадости, бесконечные погони, в которых он участвовал то в качестве слабоногой жертвы, то — слишком медлительного преследователя. А напоследок его бросили все, и он очутился в каком-то помещении, незнакомом, без всякого выхода. Правда, одно отверстие там было — да и то не больше замочной скважины. Он был настолько глуп, что заглянул в нее и тут же пожалел о своей глупости, потому что увидел, чем занимается его ветреная подружка со своим богатым хозяином в его отсутствие. Они премило развлекались прямо перед его глазами, на расстоянии вытянутой руки, и весело хохотали, слушая его возмущенные вопли. Он с такой силой заколотил по стене кулаками, что поневоле проснулся… и с минуту еще трясся, как в лихорадке.

Неделя тянулась авиационной резиной. Правда, к четвертому дню оба новичка вжились в крутой ритм марш-бросков, скинули лишний жирок, обжарились до кирпичной красноты, но зато измотались психически. Теперь их сны утратили всяческую суматошность — всю ночь перед закрытыми глазами плавали, лениво кружась, опостылевшие стены тренажера, временами нависая над самою головой, грозя расплющить, размять, растереть в консистенцию томатной пасты. Большой утверждал, будто так и положено, будто все идет, как надо, но легче от этого не становилось.