Злые сумерки невозможного мира

Колосов Александр

Два прыжка слились в хаосе перекрестного движения. Кот целил в Большого, Большой — в Марину. Страшный удар кулака выбил сознание из обессилившей жертвы, когти чудовища вспахали песок. Бешенству его не было предела, с пронзительным воплем кот взмыл на дыбы и, мгновенно развернувшись, навис над выпрямившимся экстремальщиком.

Но перед ним уже стоял совершенно иной человек.

— Эх ты, глупое атмосферное недоразумение! — ухмыляясь прямо в нависшую смрадную пасть, сказал Алик Ложкин. — Неужели ты и вправду могло вообразить, будто тебя кто-нибудь может испугаться? Не смеши меня! Самое умное

из того, что ты можешь сделать — это поскорее забыть обо всей этой дурацкой истории. — Он нагнулся и поднял на руки бесчувственное, обмякшее тело девушки, шагнул вперед. — Сгинь, говорю!

Очертания страшилища по-прежнему оставались четкими до рези в лазах, но Большой его, похоже, уже не видел. И что с того, что оно в ярости каталось по песку, нанося беспорядочные удары лапами, щелкая клыками и оглашая окрестности злобным воем? Оно могло бесноваться сколько угодно, его могуществу уже был положен неодолимый предел.

Захваченный развернувшейся перед ним картиной противоборства, Артём совсем упустил из виду еще одно реально действующее лицо, до времени не привлекавшее внимания к своему присутствию. Позади Большого, совсем рядом, мелькнул вдруг длинный оранжевый хвост…

— Лиса! — заорал Артём, выпрыгивая за пределы круга и размахивая ножом.

Большой, не оборачиваясь, отмахнулся ногой. Раздался пронзительный визг, сменившийся истошным лаем. С клыков обезумевшего зверя полетели крупные капли слюны. Артём метнул нож, но промахнулся.

— Прими девчонку, салага! — распорядился Большой.

Он повернулся к наскакивающей бестии с видом, не обещавшим ей ничего хорошего…

— Убирайся прочь, крыса! — услышал Артём. — Уходи прочь, или клянусь тебе бессмертием души, я не успокоюсь, пока не познакомлю тебя с серебряной пулей! Слышишь меня, позор лисьего рода?!

Спустя секунду на песок рядом с Артёмом шлепнулось тяжелое тело, распространяющее вокруг запах пота и табачную вонь.

— Положи девчонку себе на колени и держись за нее, как за ноющий зуб, — пропыхтело «тело» и принялось втыкать в песок желтые восковые свечи. — Домой здорово хочешь?

— Очень! — выдохнул Артём, закрывая глаза.

Вокруг свистало, выло, скреблось и ухало, слышались подозрительные шорохи и шепотки, но от этого домой хотелось вдвое сильней. Мало-помалу звуки терялись, глохли, отступали вдаль. Артём еще крепче стиснул веки, всей душой стремясь поскорей оказаться в таком уютном, в таком покойном монастырском застенке. Девушка, лежащая у него на коленях, казалась невесомой и неживой, он лишь изредка ощущал ее почти неслышное, невероятно слабое сердцебиение. Впрочем, это ни о чем не говорило — его собственное сердце бухало с такой силой, что заглушало даже тяжелое дыхание Большого. Открывать глаза было страшно, и он осмелился сделать это только после того, как очнувшийся Андрей внятно и забористо обложил их обоих.

— Совсем ох…ли! — орал Евдокимов, выдирая жену из закостеневших объятий частного детектива. — Что вы с ней сделали, м…ки!..

…В подвале все было, как всегда, только немного душно от запаха свечного нагара, но Артём боялся поверить в удачный исход их сумасшедшего предприятия, по-прежнему сидел в той же позе и глупо хлопал глазами. Большой лежал рядом, провожая взглядом супружескую

чету Евдокимовых.

— Не торопись, Артёмий, — сказал он и лег поудобней, закинув руки за голову. — Мы свое дело сделали, пусть малость без нас похлопочут…

21

Сутки спустя Артём проснулся от назойливого дребезжания дверного звонка. Крикнув, чтоб обождали, наскоро сполоснул лицо и, напялив джинсы, отправился открывать. В дверях стояла его ветреная любовь во всем блеске красоты и благополучия.

— Ну, здравствуй, пропажа, — сказала она с холодной деловитостью судебного заседателя. — Нужно поговорить.

Артём молча пропустил ее в комнату и сел на кровать. Здесь они провели когда-то немало по-настоящему счастливых часов.

Сегодня Ольга заняла позицию официальной гостьи — в кресле возле стола. Артёму были прекрасно видны ее круглые колени, округлость бедер, едва прикрытых короткой юбкой. Но это чудесное зрелище сегодня оставило его равнодушным до удивления.

— Нэлька видела тебя у «Космоса» вместе с каким-то громилой, — сказала Ольга, закурив и глубоко затянувшись. — Почему не позвонил, что вернулся?

Она хотела казаться спокойной и отстраненной, но Артём видел, как нервно вздрагивали ее холеные длинные пальцы, как трепетали нежные ноздри.

— Извини, — сказал он и крепко отер ладонью лицо. — Командировка выдалась очень хлопотной, страшно устал. И не разбуди ты меня, проспал бы до самой ночи.

— Я всегда была для тебя только игрушкой! — вспылила Ольга.

— Если тебе так удобнее, пусть будет так.

— Что ты хочешь этим сказать?!

«О, Господи!»

— Я просто неудачно пошутил, Оля. — Вот только ссор ему сейчас не хватало для полного счастья! — Ты собиралась поговорить, я слушаю.

За окном закатно пригревало июльское солнышко. Со двора доносились голоса ребятни, с утра до самого вечера бьющейся на самодельной футбольной площадке, автомобильный рык и громыханье трамвайных колес. Город шумел суетно и беспечно.

— Кто он? — спросил Артём, утомившись затянутой паузой.

— Представитель Хартхоффена. Это фирма такая в Германии. — Ольга внимательно, с почти искренним интересом рассматривала безупречно отлакированные ноготки на свободной руке. — Солидный капитал, обширные связи… А ревнив — ужасно. Я думаю, мы больше не сможем встречаться, Атэ. — Из всех миллиардов говорящих двуногих существ, населяющих нашу старушку-планету, только она одна называла Артёма «Атэ». Это было так элегантно…

— Жаль, что у меня нет солидного капитала, — сказал Артём. — Но кому-то из нас должно было повезти. Рад за тебя, правда — рад.

На самом деле ему было абсолютно безразлично, сердце билось ровно и сонно. Хотелось поскорей развязать нелепые узелки излишних отношений и выключиться до утра.

Ольга поднялась. Оба смотрели куда угодно, лишь бы не встретить ответного взгляда. Романтика отношений умирала с беззвучным стоном, сколько ни прячь глаза.

— Не тяни, — попросил Артём свою снежную леди. — И не кайся. Все правильно: мы были красивой парой, но на свете много красивых пар, и не все из них счастливы.

— Я любила тебя, чурбан, — сказала Ольга со смутной тоской. — Ну почему ты такой нищий?!