Злые сумерки невозможного мира
Шрифт:
— Кто она такая — эта Геката? — проворчал Андрей, немного успокоенный в отношении участи пропавшей жены. Впрочем, если б он мог только представить, какова она — ее нынешняя доля… — Почему мы отсиживались за этой дурацкой бороздой, вместо того, чтобы взять ее за глотку и заставить возвратить мне Маринку?
— Знаешь, Андрюха, — ответил Большой с глубоким вздохом, — если б я мог это сделать, я б назвался не Большим, а Великим. Вся беда в том, что до Срока Гекату не одолеет никто. Она бессмертна, и власть ее почти безгранична. Здесь — особенно.
Он отхватил от ветчины толстый пласт и, зажав между сухарями, с хрустом надкусил свой походный сэндвич.
— Полагаю,
— Погоди, атаман, — неожиданно вспомнил Артём. — Если не ошибаюсь, Геката — это какая-то древнегреческая богиня…
— Ну почему же греческая, — молвил Большой, облокачиваясь на рюкзак. — Разве боги обладают национальной принадлежностью?
— А Христос? — напомнил Андрей и осторожно коснулся ладонью ключиц.
— Есть такое понятие, как аватара. По-нашему, чтоб понятней было, воплощение. Это — да. Воплощаться приходится в человека, а человек к какому-нибудь народу да принадлежит. Ты что ж, думаешь, на одном и том же Олимпе восседают древнегреческий Зевс, древнегреческий Юпитер и славянский Перун? Не, ребята, громовержец один, как ни называй — один. Греки эту кошачью наездницу звали Гекатой, другие — Кибелой, третьи — Иштар.
— Но ведь какое-то имя у нее, наверное, есть?
— Разумеется, — пожал плечами Большой. — И если б я его знал, моя светлая мечта исполнилась бы задолго до Срока. Имя автономной сущности есть ключевое слово, отдающее во власть произносящему всю ее мощь. Дела эти древних времен, отсюда и обычай скрывать подлинное имя от постороннего. На всякий случай. А теперь — спать! Спать!
17
Проснулись они бодрыми, хотя и не настолько, насколько б хотелось. Что поделаешь — Ад! Позавтракав, тронулись в путь. Шли медленно, настороженно озираясь по сторонам. После стычки с настоящей опасностью порождения человеческой фантазии не пугали даже Андрея. Дважды подвергались они нападению неописуемо противных монстров, но ничего, кроме досады, не испытали. Один раз видели большущее тележное колесо, катящееся по пустыне. Следом за колесом бежал пьяный мужик совершенно зверского вида. Время от времени он догонял предмет своего преследования и с радостным воплем втыкал в него остро отточенный плотницкий топор. Из пореза веером брызгала кровища, колесо верещало благим матом и прибавляло скорость, а мужик разражался восторженным гоготом и возобновлял бесконечную свою погоню.
— Оборотня гонят, — пояснил Большой. — Добаловался, дурило.
На горизонте появились какие-то руины. А может, так казалось издалека. Во всяком случае, чем ближе экспедиция подходила, тем более крепкими, по-варварски упорядоченными и даже в чем-то изысканными представали здания не то городка в готическом стиле, не то замка-переростка, поставленного в Аду невесть для чего.
— Ловушка для нашего брата, — хмуро пробасил Большой. — Страшное дело! Здесь посходила с ума вся карпатская экспедиция. Разумеется, за исключением тех, кто погиб.
Он остановился и вынул из рюкзака две пары наушников, микрофон, который обычно цепляют к вороту, и маленький передатчик. Артём приладил блюдца динамиков поудобнее, каучук плотно прилип к влажной коже головы.
— Нашу видимость ограничивают здания, — загремел в ушах голос предводителя, — вот
Сквозь ближнюю стену они проникли в холл трехэтажной башни, высившейся этаким городским форпостом в начале мощеной улицы. В холле горел камин, в кресле возле камина сидела девушка совсем юного вида, облаченная в костюм средневековой принцессы: платье с очень откровенным декольте, с рукавами-буф… При виде столь бесцеремонного вторжения на ее миловидном личике возникло выражение забавной растерянности и испуга, ротик, похожий на маленькое розовое сердечко, открылся, произнося неслышимые слова.
— Не засматривайтесь особо, — рокотал в ушах голосище Большого. — Эта крошка работает по принципу трансформации образа. Когда ее ротик превратится в полуфутовую пасть с кинжальными клыками вурдалака, а синие глазенки заполнятся кровью, когда бледные пальчики обернутся желтыми когтями, не каждый, совсем не каждый вовремя успеет законопатить все щели пораженного сердца. Тут ему и крышка! Не оборачивайтесь, сама догонит…
Да-а, трансформация действительно выглядела очень впечатляюще! Артём сплюнул, увидев истинное обличье адского создания, беззвучно пролетевшего сквозь него в гигантском прыжке. И ведь кто-то же придумал такое! Они давно уже шагали по залу очередного здания, а неуемная упырь-девица все хлопотала вокруг, беззвучно хлопая тигриным хлебальником и ухарски размахивая синеватыми лапами. Вот сволочь! И, главное, сделать ничего нельзя, только терпеть.
— Это еще ничего, — «утешал» своих подельников адский «челнок». — По идее, сейчас еще кто-нибудь нарисоваться должен. И обязательно внезапно, чтобы кровушка в жилах хоть на долю секунды замерзла. Ну. Что я вам говорил?
Второе видение предстало в виде отвратительного старика, спикировавшего Андрею на голову. Оно лезло прямо в лицо, кривлялось и корчилось, что-то крича слюнявым оральником, из которого не столько страшно, сколько тошнотворно-противно торчала пара гнилых резцов с острыми сколами.
— Ерунда, парни! — выпевал Большой, издевательски похохатывая. — Сцена пока еще в процессе заполнения. Еще не все актеры поспели на представление.
Правда: монстры все прибывали и прибывали… Какие-то крысы с облезлыми раздвоенными хвостами назойливо прыгали пришельцам на грудь, путались под ногами… Двухметровый урод с рахитичными конечностями и котлообразной башкой раз за разом демонстрировал на себе поразительное по натуралистичности харакири, причем из разодранного пуза с постоянством часовой кукушки выскакивала до невозможности гнусная харя, старательно стращавшая сталкеров улитообразными глазищами, покачивающимися на пиявках рожков… Много чего было, всего не упомнишь. Они уже вышли за городскую черту, а взбесившаяся орава все не оставляла своих безуспешных атак.
— Ну что, Андрюха? — глумился Большой, вовсю пользуясь тем, что ответить ему было категорически невозможно. — Меняемся, а? Я в твой офис, а ты на мой пост заступишь. Работенка, что называется, не бей лежачего! Соглашайся, дурило!
Впрочем, несмотря на всю его изумительную выдержку, ему, похоже, вся эта свистопляска стала надоедать.
— С каких это пор галлюцинации города стали шастать в пустыню? — гаркнул он на внезапно застывшую «карусель». — А ну, марш на место, проклятое недоразумение! Я сказал, брысь отседа! Щас сдую! — Через минуту мерзопакостная компания осталась далеко позади…