Злым ветром
Шрифт:
— А-а… — в глазах ее появляются веселые искорки. — Помню, помню. Встречались, как же.
— Кто же он такой?
— Да на фабрику к нам приезжал. Забыла уж, из какого города. Ихний торг его послал, что ли. Длинный такой, худой и лысый. Ничего кавалер, а? — Она прыскает от смеха.
— Он вас куда-нибудь приглашал?
Варвара смущенно усмехается, при этом слегка краснеет, но тем не менее отрицательно качает головой.
— Никуда я не пошла.
— А если честно, Варя?
— Ну… в ресторане была. Что тут такого?
— Он рассказывал вам о себе?
— Да ничего он не рассказывал, — сердито отвечает Варвара. — Вина подливал да о чувствах говорил, старый хрыч. Чтоб
— И он вам этот браслет подарил?
— Совал, — с неожиданной брезгливостью отвечает Варвара. — Только я не продажная. Я любить человека должна. Тогда меня и без этих камушков взять можно.
Я невольно вспоминаю громадного, вихрастого, самодовольного дурака Толика, его разбитый кулак и налитые кровью глаза. Видимо, Варвара тоже вспоминает о нем и густо краснеет.
— Не взяла я его браслета, — тихо говорит она, опустив глаза. — Вот, честное слово, не взяла.
— Как же вы с ним расстались?
— А так вот и расстались, — Варвара, не поднимая глаз, насмешливо улыбается. — С товарищеским приветом. Каждый при своих интересах.
— Он что же, адрес вам оставил, телефон?
— Ага. Телефон записал. Просил позвонить. Только на фиг он мне нужен, телефон этот. Выбросила я его.
Наступает неловкая пауза. Все-таки разговор у нас получился, что ни говорите, деликатный.
Потом я спрашиваю:
— Вы никому об этой встрече не рассказывали?
— Кому же мне о ней рассказывать?
Ладно. Не буду ей напоминать о Мушанском и о том вечере, который она провела с ним. Да и не помнит она, конечно, тот вечер и что болтала, тоже не помнит. И не важно это сейчас. А вот о Николове она мне больше ничего не сообщит, это ясно. Осторожен, очень он осторожен. Вот только с браслетом, кажется, промахнулся.
Мы прощаемся. Я благодарю за чай. Варвара уже успокоилась, улыбается скромно, застенчиво, потупя глаза. Такое у нее сейчас настроение. Вот только о Паше на этот раз не было сказано ни слова. Не к месту были бы эти слова. И Варвара это почувствовала.
Я еду к себе в отдел.
По дороге я размышляю о Варваре. Что за странный характер! Ее прямо-таки магнитом тянет ко всяким приключениям и похождениям, к легким соблазнам и рискованным ситуациям. У нее нет других интересов. Главное, у нее нет семьи. А ей нужна семья, дом, дети, заботы и хлопоты о них, все радости и тревоги, с ними связанные. До других интересов Варвара просто не доросла, например, до книг, музыки, театра, до мыслей о мире, в котором она живет. Ей кружит голову ее собственная красота, ее успех, бесчисленные ее ухажеры. Они, конечно же, не составили, они отняли у нее счастье.
А вообще-то говоря, что есть счастье? Я часто задумываюсь над этим. Ведь счастье — огромное понятие, неохватное и разное. У каждого человека свое счастье, вернее, свое представление о нем. Говорят, это то, что трудом и мечтой добыто. Э, нет! Разная бывает мечта и разный труд.
У одного это деньги, власть. В этом его мечта и труд. Чтобы нажить, обхитрить, обойти, пригнуть других к земле. У нас еще есть такие. Кем же надо быть, чтобы это считать счастьем, чтобы этим жить?
Я ненавижу таких людей. Потому что рядом вижу других. За их счет пытаются жить эти, за счет подлинного труженика, открытого и доброго человека. И пусть не шепчут, не думают те, первые, пусть не говорят мне, что иначе, чем хитростью, изворотливостью, подножкой и злой силой, жить нельзя, что все, мол, хитрят, комбинируют, тащат и обманывают… Ложь!
Вот
И еще у меня есть моя работа. Я ею горжусь и ее люблю. Мне ужасно интересно работать, а главное, я ощущаю каждый день, каждый час, как эта работа нужна людям. Уголовный розыск — я бы так сказал — это инструмент или, точнее, первое оружие справедливости. Ибо каждое преступление — это дерзкий вызов всему обществу, это горечь и оскорбление, это утрата и некая социальная микрокатастрофа к тому же. Значит, помешать этому, сделать все возможное, чтобы это предотвратить, важная и святая задача. А уж если оно произошло, то найти, во что бы то ни стало найти преступника и отдать его в руки правосудия. Так было с Мушанским. Так будет и с Николовым, который задумал расправу над кем-то. Должно так быть.
От высоких мыслей о счастье я невольно перехожу к своим сегодняшним делам и заботам. Да, надо найти этого Николова, и как можно быстрее, пока не случилось непоправимое.
Но разговор с Варварой почти ничего не дал. Почти…
Я возвращаюсь к себе в отдел, в дверях сталкиваюсь с Валей Денисовым.
Ого! Валя непохож на себя, Валя взволнован. Он, такой сдержанный, даже хватает меня за лацкан пальто и говорит:
— Слушай, Виталий! Только что получена шифровка из Пензы. Николов вернулся домой! Как миленький вернулся. Ты представляешь?
Я ошеломленно смотрю на него.
Глава 4
ВОТ ЭТО HOMEP!
С утра у меня все валится из рук. Я ни на чем не могу сосредоточиться. Мысли заняты только одним: нашелся Николов, вернулся домой, сам вернулся, как ни в чем не бывало! Что это может означать? Ну, во-первых, нам теперь не надо метаться по разным городам в его поисках, разыскивать и допрашивать уйму людей и ломать себе голову. Вот он, Николов, собственной персоной. Конечно, с ним придется повозиться и задать ему немало весьма щекотливых вопросов. Он, естественно, будет лукавить, темнить и петлять, хитро и заранее продуманно, однако все это уже не идет в сравнение с тем, что предстояло бы нам, не вернись Николов домой. Во-вторых, его возвращение означает, что таинственная встреча «всех» окончена и с той «сволочью» они, видимо, разделались. Вот это уже серьезно. Это может оказаться непоправимо. И наконец, в-третьих, дело, так или иначе, близится к концу. Теперь надо поскорее добраться до этого Николова, посмотреть на него, потолковать. Мне надо ехать в Пензу, вот что, и как можно быстрее!
Все эти соображения я и излагаю на совещании у Кузьмича, когда он наконец появляется у себя в кабинете. С утра его вызвали к начальству, и поэтому совещание наше состоялось только в середине дня.
После моей речи, горячей и торопливой, которой наше совещание и началось — я просто не в силах был удержаться, чтобы побыстрее не выплеснуть все свои соображения, — Кузьмич, ухмыльнувшись, говорит Вале Денисову:
— Ну а теперь доложи толком и подробнее, что сообщила Пенза.
И Валя невозмутимо докладывает: