Змееловов больше нет
Шрифт:
Зато обнаружилось любопытное обстоятельство: обе предыдущих ночи Сверта провела с Фалином. Причем, как поделился Власт, последний старательно все отрицал и настаивал на отсутствии у себя всяких свидетельств — берег репутацию женщины в ущерб собственному алиби. А вот змея, хоть и смущалась, но созналась почти сразу.
С одной стороны, это вроде бы шло ей в плюс, потому что Сверта не боялась признать отношения с человеком, просто смущалась, и я даже готова была порадоваться за рыжего. Но с другой — я не могла отделаться от мысли, что таким образом она отводила подозрения не только от мужчины. Тем более все остальные взрослые обитатели школы скучно проводили ночи в собственных постелях без свидетелей.
Да и алиби такое было шатким. Если это именно змея вкладывала нужные мысли в головы учеников, то она неплохо поднаторела во влиянии на чужое сознание, а значит, могла немного подтолкнуть разум рыжего к нужным мыслям. Например, начать вечер вместе, вместе уснуть — или сделать вид, что уснула. А потом внушить мужчине уверенность, что проспала у него под боком до самого утра и никуда не выходила, и тихонько ускользнуть на час-другой.
В конечном счете получилось, что работу капитан проделал огромную, но никаких подвижек в расследовании это не вызвало. Понятно теперь, почему за идею с провокацией Цовер ухватился с не меньшим пылом, чем мы. Не было у нас другого способа выявить убийцу.
Каждый следующий, входя в кабинет, начинал свой визит с вопроса о ходе расследования и желания узнать подробности, и каждому мы одинаково отвечали, что проще подождать всех, чем пять раз повторять одно и то же. Чтобы охватить даже тех, кого мы с Асписом не подозревали, просто пригласили всю взрослую часть школьного населения, не считая второго прибывшего с капитаном стражника: просто потому, что повода позвать еще и его не нашлось.
Когда собрались, слово, по общему согласию, взял Цовер. Доклад вышел кратким и емким. С ходу подхватив нашу с Асписом идею, капитан очень аккуратно выкинул из рассказа те детали, которые могли вызвать у убийцы ненужные подозрения. И результат его доклада получился неутешительным.
— Что же получается, подозреваемых нет? — мрачно спросил Зарк, бросив недовольный взгляд на рыжего.
— Нет. Или одинаково подозреваются все, — развел руками капитан. — Я сразу предупреждал, что я не следователь.
— Мне это надоело! — резко бросил змей. — Сколько можно подвергать детей опасности? Сегодня же свяжусь с Советом, надо прекращать это. Я изначально утверждал, что в этом мире никто нам рад не будет!
— Погоди, завтра доложишь, — отмахнулся Аспис. — День ничего не изменит, а у меня есть идея, как можно найти следы.
— Какая еще идея? — хмуро уточнил черный змей.
— Ценная, — уголками губ улыбнулся блондин. — Зарк, учитывая, что подозреваемый, скорее всего, находится в этой комнате, как-то неразумно делиться подробностями плана вслух, согласись.
— Я-то хоть могу узнать, что будет происходить в школе? — вмешалась я, поддерживая игру.
— Вот завтра и узнаешь, — безмятежно отозвался Аспис. — Из учеников никто не пострадает, вообще никто не пострадает. Зато есть шанс выйти на убийцу или хотя бы найти… впрочем, не буду вдаваться в подробности.
— Значит, будем считать эту твою идею последней точкой, — вздохнула я. — Если и в этот раз ничего не получится… Глупая ситуация. Никогда не ощущала себя настолько бесполезной.
Понимающе нахмурились все, включая основных подозреваемых. Но я слишком хорошо знала: притворяться не так уж сложно, было бы желание, особенно если убийца тщательно подготовился заранее. Да, с учетом особенностей характера кому-то это дается проще, кому-то — сложнее. Но все в итоге упирается в силу желания. У меня же получилось через себя переступить, так почему не получится у кого-то еще?
— Ладно, давайте теперь, что ли, к насущным делам, раз мы все тут собрались. Как наши младшие?
Разговор о делах начался вяло, всех куда больше интересовали трагические события и их окончание. Но потом собрались, увлеклись, и встреча превратилась в обыкновенное совещание.
На удивление — и, наверное, к досаде убийцы, если мы правильно догадались о его мотивах, — разжечь серьезные расовые конфликты среди учеников не удалось. Приезжих уж слишком тщательно и удачно отобрали, а наши… Может, они бы и пытались вслед за взрослыми ругать змеев, но сложно продолжать упорствовать в этой мысли, когда объекты осуждения не просто окружают тебя и сидят за одним столом, но ты сам — уже один из них. Если поначалу случались мелкие стычки, то сейчас начались перегибы в другую сторону. Одна из приезжих юных змеек, например, так сдружилась с соседкой по комнате, что была полна решимости уговорить родителей ту удочерить.
Конечно, не все шло гладко, дети ссорились, но — совсем по другим поводам.
Все время, пока обсуждали рутину, я наблюдала за присутствующими. На то, что убийца себя выдаст, надеяться не приходилось, но я толком и не пыталась никого вычислить. Просто смотрела, слушала, спрашивала, обсуждала со всеми по очереди разные мелкие вопросы.
И под конец стало нестерпимо тошно. Потому что на совести кого-то из них, вроде бы искренне пекущихся о благе учеников, два трупа, два совсем молодых еще паренька, один из которых как раз принадлежал к числу воспитанников.
Я не благородная невинная дева, на моих руках много крови. Далеко не всегда я убивала в бою, приходилось обрывать жизни и безоружных, и беззащитных. Однажды убила даже ребенка, змееныша лет тринадцати. Его лицо до сих нор стояло перед глазами, хотя с того момента прошло уже лет десять. Я пыталась доказать себе, что не было другого выбора, что тогда я была не одна и мальчика просто не позволили бы отпустить, что в противном случае он сгорел бы на костре, а так — не успел ничего почувствовать. Но он все равно пополнил список моих кошмаров. И окончательно заставил понять, что так дальше жить нельзя.
Все мое дальнейшее существование было посвящено попыткам искупить вину и смыть кровь со своих ладоней. И я прекрасно сознавала, что именно чувство вины определяло мое поведение, и только потом уже — жалость, протест против идей и власти змееловов и другие высокие мотивы. И будет определять еще долго, до самой моей смерти, потому что искупить все это невозможно.
Да, я могла понять убийство стражника — как врага, которых не щадят. Но — Создатель! — кем нужно быть, чтобы хладнокровно зарезать доверившегося? Не того, к кому ты втерся в доверие, чтобы уничтожить, а мальчишку, которого учил, которого знал много лет?