Змееносец. Истинная кровь
Шрифт:
Неожиданная мысль пронзила ее до самого сердца. Она оживилась, вскочила на ноги и стряхнула с себя сон, дарующий обманчивое благополучие. Маленький Серж! Она должна выбраться отсюда ради него. Маркиз де Конфьян может жить, с кем ему заблагорассудится, но сын Катрин никогда не окажется под одним кровом неизвестно с кем.
Она снова окликнула возможного путника. Лишь вой метели отозвался в ответ. Маркиза потерла ладонями плечи, пытаясь согреться, и позвала Фабиуса. Только бы конь не ушел далеко. Если хоть кто-нибудь заметит жеребца без всадника, тогда у нее есть надежда,
Раз, два, три… Раз, два, три… Бог его знает, что он считал. Уж верно не удары сердца. Сердца своего он не чувствовал. Этот бег неизвестно куда перебивал все чувства. Так куда она могла податься одна, в темноте, когда нет никакой дороги?
«Навстречу собственной гибели», — ехидно отвечал ему внутренний голос, но хрип начинавшего уставать Инцитата перебивал этот голос. Конь был плохо управляемым. Но зато довольно резвым.
Неожиданно где-то впереди Сержу послышалось лошадиное ржание. Он приподнялся на стременах, оглядываясь по сторонам и, наконец, различил посреди бесконечного белого снега, метущего будто со всех сторон, мешающего дышать, превращающего сам воздух в ад, силуэт лошади.
— Фабиус… — шепнул Серж.
Погнал туда, молясь лишь, чтобы всадник был где-то рядом. Сердце оборвалось. Всадника не было.
— Катрин! — что есть силы, закричал маркиз де Конфьян, перекрывая вой ветра. — Катрин!
Ее могли найти проезжающие мимо крестьяне. На Фабиуса могли позариться далеко не малочисленные в этих местах разбойники. Ее крик о помощи мог услышать одинокий путник. Так за каким дьяволом в поле, или где там, кричит маркиз де Конфьян! И можно подумать, он хотя бы вполовину так взволнован, как звучит его голос.
Катрин вздохнула и нахмурилась. Но выбора у нее не было. Ей нужно выбраться отсюда.
— Серж! — выкрикнула она и помахала здоровой рукой, которую должно быть видно из этой проклятой ямы.
— Господи, Катрин! — донеслось до нее. И, наконец, маркиз показался у края. — Жива!
— Жива, — проворчала маркиза. — Вы уж простите, мессир, что не оправдала ваших ожиданий.
Серж опустился на колени и протянул ей обе руки:
— Ты сможешь подтянуться? Или я спущусь и подсажу! — крикнул он.
— Еще не хватало, чтобы мы застряли здесь вдвоем! — фыркнула Катрин и вложила свои ладони в его, поморщившись от боли в плече.
Он дернул ее на себя, и они оба оказались лежащими в снегу. Странно. Он снова чувствовал сердце. Оно колотилось, будто обезумев, и весь ужас, произошедший за последние несколько часов, навалился на него неподъемной тяжестью.
— Мы немедленно возвращаемся на постоялый двор, — проговорил он, чувствуя, что не способен сказать больше ничего. Потому что иначе сказано было бы слишком многое.
Катрин молча кивнула, стиснув зубы. Спорить сейчас она бы не смогла. От резкого рывка плечо теперь горело огнем. И больше ничего, кроме этой боли, она не чувствовала, так сильно замерзла за часы, проведенные в яме. Маркиза высвободила свои руки. Стараясь не смотреть на Сержа, с трудом поднялась на ноги и двинулась к Фабиусу.
Неожиданно на плечи ей легла тяжелая, отороченная мехом, ткань. Дрожащими пальцами Катрин стянула ее у шеи и обернулась к маркизу.
— Спасибо, — произнесла она вдруг охрипшим голосом. — Теперь вы сами остались без плаща.
— Чем скорее мы отправимся, тем меньше вероятность околеть, — бросил он, подошел к Фабиусу и быстрыми движениями привязал его повод к сбруе Инцитата. — Ехать, уж простите, будете со мной. Вы едва на ногах стоите.
Это было правдой. Если уж она вчера не удержалась в седле, сегодня в него даже взобраться бы не смогла. Потому и стояла теперь в стороне, наблюдая за ловкими движениями мужа.
— Где Игнис? — спросила Катрин первое, что пришло в голову, только бы не молчать.
— Пьет вино с настойкой из шалфея, — обронил Серж, порывисто обернулся и несколько мгновений смотрел на нее так, будто все еще не верил в то, что это, в самом деле, она. И, чувствуя, как его собственные глаза начинает пощипывать от слез, подумал только: «Это от снега и ветра». А потом рывком бросился к маркизе, сгреб в объятии и жадными поцелуями стал покрывать ее лицо. И в голове билось единственное: «Жива!».
Резкий вскрик раздался, как только он сжал Катрин в своих руках. А черты ее перекосились гримасой. Серж выпустил жену и испуганно осматривал лицо, будто пытался понять, что вновь сделал не так.
— Что с тобой? — только и смог спросить он.
— Ничего, — зло буркнула маркиза. — Едемте. Вы сами настаивали, чтобы мы поскорее тронулись в путь.
Да, у нее болело плечо от малейших прикосновений. Но она не желала, чтобы он прикасался к ней губами, которыми несколько часов назад целовал гулящую девку с постоялого двора.
Маркиз ничего не ответил. Подхватил ее на руки и устроил на лошади. После сел в седло сам, и они тронулись.
Когда, часом позже, он внес Катрин на руках на постоялый двор, хозяин только стукнул себя по лбу, а сидевший на проходе в харчевню, откуда все было видно, фрейхерр Кайзерлинг лишь глубокомысленно изрек:
— И все-таки, уверяю вас, мессиры, нет на земле ничего лучше доброй мужской дружбы!
XXXIV
24 декабря 2015 года, Монсегюр
Они ехали вдоль отрогов Пиренейских гор по дороге от самой Тулузы, где взяли напрокат машину. Мари решительно отказалась от поездки в поезде. Ее сложно было отговорить от удовольствия в последний раз погонять на авто. А она действительно гоняла. Глаза ее горели от восторга и, кажется, она совершенно позабыла о том, что это вовсе не увеселительная прогулка. И ей было все равно, что погодные условия круто изменились. Легкий утренний мороз здесь сменился настоящим снегопадом, отчего дорога была далеко не самой простой. Особенно после года отсутствия практики вождения.