Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
Афганистан. Заброшенный кишлак.
Мужчина, быстрым шагом, идет по тропе, оглядывается, и что - то шепчет себе под нос. В руке его зажат "ржавый " пистолет, взглянув, вдруг, на который, он резко дернул рукой, и отбросил в сторону оружие.
– Грешники! громко сказал он, обернулся, и посмотрел на оазис вдалеке.
– Грешники, убивают грешников, добавил он, и быстро пошел в кишлак. Масуд спешил, он очень торопился к своим сыновьям. Он уже видел издалека свое стадо, у крайнего дома, и только не видел своих детей, отчего на сердце стало тревожно, и он ускорил шаг. Вдруг, над его головой, совсем низко, словно вывалился из неба, пролетел вертолет, и Масуд хорошо разглядел на нем, красную, звезду.
–
Посмотрев на овец, Масуд, оглянулся, и, не увидев сыновей, громко крикнул:
– Зафир!
– Мустафа!
– Где вы?
Зафир и Мустафа, в крайнем доме, заброшенного кишлака. Крупные капли пота, стекали по лицу Зафира. Пересохшие губы, измученное лицо, пустой, испуганный взгляд... А маленький Мустафа, застывший словно камень, услыхав голос отца, дернулся всем телом, и, вырвавшись, из рук брата, побежал к отцу. Зафир пошатнулся, но тут же, огромным усилием, вернул свое тело, не сдвинув ног. Масуд подбежал к младшему сыну, прижал его к себе, и удивленно подняв брови, посмотрел на Зафира. Тот стоял, будто мученик перед казнью, и Масуд, как подкошенный, сел на землю, не отводя глаз, от лица сына.
– Отец, лепетал Мустафа, плача, Зафир нашел бомбу, и теперь он умрет. Он не виноват, отец. Бомба сама к нам, нашел, путался Мустафа плача. Спаси его отец!
– Не плачь мальчик, гладя сына мозолистой рукой, говорил Масуд, сегодня никто не умрет, Всевышний поможет нам. Не плачь, прошептал он, глядя на Зафира. Иди к колодцу, там еще осталась вода, дай пить овцам, уже спокойно, добавил он.
– Хорошо отец, кивнул Мустафа, и, не оглядываясь, побежал к стаду. Масуд, сидел на земле, и медленно раскачиваясь всем телом, прикрыв глаза, читал молитву. Боль, и ужас, как два хладнокровных убийцы, пробежали глубокими линиями по его лицу. Он многое просил у Всевышнего и каялся, а потом снова просил.... А Зафир, слушал, и молча, смотрел вдаль. И лицо его становилось старым, и глубокие морщины, прорезали лоб, юноши, и белые, нити пробежали по волосам... Он прощался, с этим красивым небом, величественными горами, с отцом, братом, с собой... Сердце перестало рваться из груди, оно успокоилось, понимая, что спасения не будет, а значит, правоверный, должен приготовить себя, к вступлению в иной мир. "Это не больно, говорил себе Зафир, это всего лишь смерть, здесь, на этой красивой земле, но, после, будет другая"- вдруг он натянуто улыбнулся, медленно повернул голову, и посмотрел на отца. Масуд, уже стоял подле него, и напряженно смотрел ему под ноги. Разлепив засохшие губы, Зафир шепотом произнес:
– Пить.
– Воды хочу...
Масуд вздрогнул всем телом, посмотрел на сына, повернулся, и поспешил за водой. Взгляд его был отрешенный, и в то же время какой-то пронизывающий, словно, все уже повидал и испытал в своей жизни, худощавый юноша. Масуд держал в руках старый потертый чайник, и тоненькой струйкой вливал мутную воду в рот Зафира. А вода, будто не желая идти в тело юноши, выливалась на рубаху и быстро стекала вниз, оставляя мокрые пятна, будто кровь, проступавшая на теле. Масуд смотрел на своего сына, и видел перед собой, другого, старого человека, убеленного сединой, с печатью мудрости на лице.
– Ты не умрешь, прошептал Масуд. Ты должен жить.
Зафир качнул головой, и вода полилась по его телу. Он посмотрел на отца, глубоко вздохнул и произнес:
– Уходите.
– Нет, зло произнес Масуд, глядя сыну в глаза. Ты будешь жить!
Зафир улыбнулся, и сказал:
– Это чертова бомба, и нам с ней не справится, отец.
– Нет, покачал головой Масуд, не будет так, что бы сын умер раньше отца. Не будет! зло добавил он.
Зафир молчал, и смотрел на горы вдали, а его отец, Масуд, ходил перед ним, опустив голову, бормоча себе под нос проклятья неверным. Движения его были порывисты, голос гортанным, это было похоже на какой- то танец перед смертью, эти изгибы тела, руки... Вдруг он остановился, и решительно направился в дом. Приблизившись на пороге к сыну, он осторожно обошел его, наклонился, посмотрел на край мины, и медленно опустился на колени. Отчетливо, он услышал, угрожающий, и в то же время, знакомый с детства звук. "Это змея, подумал он, осторожно поворачивая голов". Змея поднялась, угрожая, и ее узкое жало трепетало. Масуд как завороженный, смотрел на тугое, серое тело змеи, что приготовилась к броску. Тихий, словно последний вздох, вырвался воздух из его груди, и змея, резко прыгнула в голову Масуда. Он отпрянул от нее всем телом, сбивая с ног Зафира. Раздался взрыв. Облако, из пыли и глины, медленно оседало на землю, открывая перед собой, страшную картину, под голубым небом, на фоне, серых гор. Жизнь на этой земле закончилась, и пришла другая, та, что в цветущих садах оазисов, наполняет холодной водой, безжизненное тело, уставшего в дороге путника...
Ночь. Заброшенный кишлак.
Неподвижно, на земле, в бледном свете луны, лежит тело Зафира. Дует ветер, что развивает на ветру, лохмотья одежды. У изголовья брата сидит младший брат Мустафа, и смотрит на Зафира. Он гладит его рукой по щеке и тихо говорит:
– Ты не умер, ты не умер... Слеза, скатывается по его смуглой щеке, и падает прямо на лицо Зафира.
– Брат, шепчет Мустафа, ты не умер.
Щеки на лице Зафира вздрогнули, и он медленно открыл глаза. "Какое оно черное, и огромное, подумал Зафир, глядя на небо". На его лицо, снова упала слеза, и он, подняв глаза, разглядел лицо брата.
– Мустафа, это ты, прошептал Зафир.
– Да, дрожащим голосом ответил младший брат, прикоснувшись рукой, к голове Зафира.
– А где наш отец, превозмогая боль, спросил Зафир.
– Он умер, прошептал Мустафа и расплакался.
– Умер, повторил тихо Зафир, и закрыл глаза.
Яркие, крупные звезды, сверкали на небе, а на горячей земле, словно две песчинки, в огромном мире... Мустафа и Зафир, одинокие, и беспомощные, среди огромного черного неба...
1187 год. Иерусалимское королевство. г.Тверия. (Окресности)
На земле, под деревом, положив голову на халат, в серой от грязи рубахе, спит Али, ловец змей. Рядом с ним, у изголовья, лежит мешок, со змеями. Природа просыпается, озаряя землю, светом. Раннее, совсем холодное солнце, коснулось, выжженной, серой земли. Так, кажется всем, кто живет на Востоке, потому что солнце здесь, или жаркое, или холодное. Веками, местные жители, арабы и евреи, приспосабливались друг к другу, и к солнцу над головой. А оно, превращало все в пекло, если ссорились соседи, или ласково наполняло теплом, что бы вырастал сладкий виноград. Всем было хорошо, на этой земле, пока не пришли крестоносцы... и стала Тверия, обростать замками, и башнями, а по маленьким, узким улочкам, вальяжно расхаживали рыцари ордена Храма. Али проснулся от пения птиц, что весело щебетали у него над головой. Он открыл глаза, посмотрел на бегущие по небу белые облака, потянулся всем телом, и медленно поднялся на ноги. Задрав голову, он увидел на ветке дерева, подле себя, желтый пахучий плод сливы. Влекомый чувством голода, он не стал раздумывать, и, подпрыгнув, сорвал крупную, сочную сливу.
– Хвала всевышнему, что дал мне поесть, тихо произнес он, и надкусил сливу. Обернувшись, он увидел вдалеке, у подножия горы, огромное синее пятно, что переливалось, солнечным светом.
– Много воды, прошептал он, не отрывая глаз от блестящих вдали волн. Он проглотил сливу, подошел к своему мешку, достал из него маленький коврик, расстелил его, и встал на колени. Только воздел он руки к небу, как послышался треск за его спиной. Али медленно опустил руки и обернулся. Перед ним стояли двое, здоровенных мужчин, в коричневых плащах, с красными крестами на груди, а на поясе каждого, висел меч. Оба имели веселый и беззаботный, вид, сытых и богатых людей. Один из них был с бородой, и грузен, другой же, был молод, и худощав, так лицо его, говорило о хозяине,- совсем юное.
– Смотри Жак, ухмыляясь, сказал бородатый, указывая рукой на Али. Перед тобой, живой "сарацин!
– Правда, усмехнулся молодой, покачав головой. Живой!
– Да, пожал, плечами бородатый,- положив руку на меч.
– Ты "сарацин"? усмехался Жак.
Али только хлопал глазами, и молча, смотрел на крестоносцев. "Это рыцари Храма, думал он, не отводя глаз, с красного креста, на плаще бородатого. Моя жизнь прошла очень незаметно, подумал Али. Сейчас они разрубят меня, и я больше не буду, живым ".