Змееныш
Шрифт:
– Значит, нет? Тогда пеняй на себя.
– Да, – передался скафандру звук от валуна.
– Молодец. Только не думай, что сумеешь обмануть нас при помощи своих штучек. Тебе придется согласиться на кое-какие меры безопасности.
– Чьей? – спросил Мау.
– Семьи Волковых в первую очередь. Усвоил?
– Да.
14
Нельзя сказать, чтобы Волковых содержали из рук вон плохо. Хотя, конечно, несвобода – всегда несвобода, и нет в ней ничего хорошего. Однако к Карине, находящейся на седьмом месяце беременности, приглашали врача. А подвал был просторным и даже обставленным кое-какой мебелью. Или это был не подвал? Пленники не
Один понимал по-русски. Вовка, проявив понятный мальчишеский интерес к автомату «Ингрэм», получил квалифицированную консультацию. Впрочем, получил и по рукам.
Примерно два раза в неделю охранники давали чуть-чуть воли своим природным инстинктам. Под объективом видеокамеры пленников с завязанными глазами бросали на колени и, приставив к горлу тесаки, зачитывали приговор – смерть неверным. Вина их была неоспорима и ужасна: принадлежность к той части человечества, что не разделяет духовных идеалов «Форпоста Всевышнего». Через несколько часов видеозапись попадала на Луну, где и транслировалась существу, не без оснований получившему кличку Змееныш.
Максима держали на Луне в одном из служебных помещений электростанции Северная. Если бы он знал, что Мау находится всего лишь в нескольких сотнях метров от него, он крайне удивился бы. Приставать к охранникам с вопросами не было смысла – ответа не получишь, а получишь по морде. То ли за назойливость, то ли просто так, для профилактики. Охранников было двое, они периодически сменяли друг друга. Один – зверовидный детина с бородой чуть ли не до самых глаз; другой – бесцветный блондин с неприятным взглядом. Люди? В биологическом смысле – да. Но люди-функции. Казалось, что их настоящее место обитания – не квартира какая-нибудь, не дом, а коробка с ЗИПом, откуда их достают при надобности и куда потом убирают, завернув в промасленную бумагу.
Удрать? Теоретически – о, конечно, чисто теоретически – это, наверное, было возможно, но куда? И что эти мерзавцы сделают с семьей? А с Мау?
В это самое время Анхель Гутьеррес метался по всей Земле. Российские чиновники силовых министерств не только не могли пролить свет на обстоятельства похищения семьи Волковых, но долго морщили лбы, пытаясь понять, о чем, собственно, вообще идет речь. Похоже, некоторые из них так и остались в недоумении: чего хотел от них бывший Генсекретарь Унии Наций? Неужели в самом деле интересовался такой малостью, как исчезновение пяти рядовых россиян? Невероятно! Гутьеррес махнул рукой.
Но пост Генерального секретаря, хотя бы и покинутый, дает некоторые преимущества, главное из которых – личные связи. В ближайший же уик-энд состоялся разговор Гутьерреса с господином Муцуоки Кааги, одним из богатейших людей планеты, признанным гением биржевых операций, совладельцем десятков корпораций с мировой известностью, меценатом и большим любителем рыбной ловли. Разговор шел тет-а-тет среди бурунов одной из быстрых речек Норвегии, впадающей в безымянный фиорд. Аляска ближе, но господину Кааги больше нравится ловля атлантического лосося, нежели лосося тихоокеанского. Господин Кааги прилетел сюда специально на ловлю нахлыстом, а известно, что всякому уважающему себя нахлыстовику претит ловля с берега. Облачиться в снабженные тремя дюжинами карманов прорезиненные штаны длиной чуть ли не до шеи, бродить взад-вперед по руслу, борясь с течением, оскальзываясь на придонных камнях – совсем иное дело! Это спорт. Это, если хотите, адреналин – неплохая замена улову, если рыба не идет на приманку. Часок-другой ловли – и уже начинаешь подозревать, что жизнь прожита не зря.
– Значит, Мау? – кричит Кааги на ухо Гутьерресу, перекрикивая шум переката и одновременно меняя на конце конической лески искусственную мушку, затаившую в себе жало крючка. – И семейство русского космонавта? Я правильно понял?
И совершает мастерский заброс метров на шестьдесят, где за едва приметным камнем может стоять хороший лосось. Увернувшись от грозно гудящего удилища ценою в хороший автомобиль, Гутьеррес сражается с течением, проклинает скользкие норвежские камни с ни в чем неповинной Норвегией в придачу, ищет равновесие и энергично кивает: да! Да!
– Больше всего меня интересует, насколько достоверна информация о причастности к этому делу «Форпоста Всевышнего», – меланхолично ответствует Кааги, сматывая леску.
– На девяносто девять процентов, – чуточку кривит душой Гутьеррес. – Этому источнику информации я доверяю, а сознательную дезинформацию считаю маловероятной. Для этого надо знать, что я в игре, уметь рассчитать мои ходы и иметь причину водить меня за нос, а не просто убрать, что гораздо проще.
Кааги согласно кивает, отправляя мушку за новый камень. Драгоценное удилище гнется в дугу, леска пищит, а рыболов подсекает и с криком «банзай» начинает вываживать отчаянно сопротивляющуюся рыбину. Разговор прерывается, начинаются вопли, суматошные команды, Гутьеррес держит подсачек и клянется в душе больше никогда в жизни не участвовать в рыбалке; наконец азартный японец хватает бьющуюся семгу за жабры, взвешивает ее при помощи маленьких электронных весов, извлеченных из одного кармана, фотографирует миниатюрной камерой, извлеченной из другого кармана, и отпускает восвояси.
– Если способности господина Мау в самом деле столь велики и необычны, – как ни в чем не бывало продолжает разговор Кааги, – то мне крайне желательно знать, каким образом «Форпосту Всевышнего» удается держать его в повиновении. Они могли договориться по-хорошему?
– Вряд ли. Скорее тут прямой и грубый шантаж. Серпентиец очень привязан к Волковым.
– Привязан настолько, что не может освободить своих друзей до того, как их убьют? – иронически улыбается японец. – Хотя нет на свете невозможного, в том числе и для террористов. Можно допустить, что нашего небесного гостя содержат пока в изоляции, рассчитывая в дальнейшем побудить его к добровольному сотрудничеству… Это возможно?
– Почти наверняка это так и есть.
– Значит, наш гость не всесилен. – И господин Кааги снова улыбается. – Мне приятно это слышать. Иначе я был бы вынужден считать его явившимся на Землю божеством, а это так непривычно… Божествам лучше оставаться на небе.
Гутьеррес не спорит с данным тезисом. Он торопится перейти к главному:
– Если «Форпост Всевышнего» овладеет мощью серпентийца, нам останется уповать лишь на бога, где бы он ни находился…
Логично. И все же господин Кааги, брезгливо снимая с крючка хариуса-недомерка, задает вопрос:
– Почему спасение мира должно быть только моим делом?
Гутьеррес возражает. Во-первых, не только. Во-вторых, к кому же еще обращаться, как не к столь влиятельному лицу? В-третьих, в списке предполагаемых целей будущих терактов фигурируют объекты, очень даже не безразличные господину Кааги. Наконец, в-четвертых, информационное агентство, контролируемое «Форпостом», не раз передавало в эфир манифесты, исполненные не только угроз, но и грубых личных выпадов по адресу ряда видных политиков и бизнесменов, в том числе господина Кааги. Гутьеррес наклоняется к уху собеседника и шепчет.