Змеёныш
Шрифт:
— На Ворона, — пояснил он. — Ворон… Я почти забыл его лицо. Если бы не ты — забыл бы точно. Он был моим напарником, мы с ним вдвоём Лесной Дом заложили. Удачливый, сволочь. И тоже что-то такое чуял, как ты. Вернее, это ты как он, только у тебя оно развилось сильнее. — Слон распрямил спину, упёрся трясущимися руками в подлокотники, попробовал встать — и не смог. По лбу потекла капля пота. Змеёныш смотрел на него, и Слон заговорил вновь: — Он тогда один в Зону пошёл и богатый хабар взял. Очень богатый. Меня обидел. Говорил перед тем: опасно, я могу не вернуться… Кто из нас тогда об опасности думал? Вернулся, да ещё с хабаром,
Змеёныш прорычал что-то неразборчивое, шагнул к нему, занося руку с ножом. Лезвие блеснуло в свете лампы. Слон откинул голову, подставляя шею.
За дверью позади кресла раздались шаги. Рука Змеёныша ещё двигалась, но взгляд метнулся к двери. Слон сидел не шевелясь. Змеёныш качнулся вбок, рука дёрнулась книзу — и нож вонзился в подлокотник возле запястья Слона. Шаги стали громче.
Кто-то подошёл к двери.
— А-а… — выдавил Змеёныш.
Лицо от усилий исказилось — уже давно, очень давно он не произносил ни слова. Губы приоткрылись, язык дёргался за ними, стараясь выпихнуть наружу неподатливые комки слов.
— Ша… Шаги, — прохрипел Змеёныш и раздельно, по складам, произнёс: — Я говорил ей, что всегда узнаю эти шаги.
Дверь открылась, в комнату вошла Оксана. И тогда Змеёныш закричал.
2
Ещё в звуке этих шагов он ощутил что-то новое, страшное — и теперь увидел, чем оно вызвано. Как и Слон, Оксана постарела на много лет. Куда делась та весёлая семнадцатилетняя девчонка? Тусклые волосы были собраны в хвост на затылке, лицо осунулось, заострился подбородок, посерели щёки. На лбу появились морщины, и глаза… Они потухли, жизнь исчезла из них.
Медицинский корсет плотно облегал шею, поддерживая голову, в руке была трость. Прихрамывая, опираясь на трость, Оксана встала между Слоном и Змеёнышем, закрыв собою отца.
— Прекрати! — Голос был всё тем же, звонким и чистым, и по контрасту её вид казался ещё ужасней. — Не смей!
Змеёныш попятился, тёмные глаза его стали чёрными. Слон сидел в той же позе, закрыв глаза. Бросив трость, Оксана схватила его за руку, повернулась к Змеёнышу.
— Посмотри на себя! — выкрикнула она. — Кем ты стал?! Мне говорили… отец говорил… Скольких ты убил? Ты и твоя свора чудовищ? Ты теперь сам чудовище!
Она выдернула нож из подлокотника и швырнула его под ноги Змеёныша.
— Если хочешь убить его — убей и меня! Зарежь обоих, теперь для тебя это легко, разве нет?! — Она бросилась к Змеёнышу, чтобы ударить его, и вскрикнула. Правая нога подогнулась, Оксана упала и зарыдала. Сидящий неподвижно Слон открыл глаза и с немым состраданием посмотрел на дочь. Змеёныш шагнул к ней, нагнулся, чтобы помочь, но она отпрянула от него,
— Ты был человеком, а стал хуже зверя, — проговорила Оксана, на коленях придвигаясь к отцу.
Змеёныш хотел рассказать ей всё: про убийство Мазая, из-за которого и собрал Свору, про то, что был уверен в её смерти, что это ошибка и ещё можно всё исправить, что они могут уйти в Зону или он может покинуть Зону вместе с ней… и не сказал ничего. Он понял: всё это бессмысленно, больше не будет ничего. И когда пришло понимание — что-то сломалось внутри. Будто из груди исчезла решётка ненависти, скрывшая прочие чувства, способные помешать мести. Голова закружилась, он отступил на шаг и впервые за много дней вдохнул полной грудью. Оксана и Слон смотрели на него.
Тяжесть всего, что он совершил, всей этой череды кровавых убийств обрушилась на него. Змеёныш застонал. Ссутулившись, не глядя на отца и дочь, он повернулся и медленно вышел. Спустился по лестнице, во двор, перешагивая через трупы, достиг ворот и побрёл по склону к лесу.
В комнате под крышей башни наступила тишина. Оксана сидела на подлокотнике, обняв отца за шею, он положил широкую ладонь на её руку и гладил запястье.
Послышался нарастающий рокот вертолёта, здание дрогнуло — Ми-24 опустился на крышу. Стукнула крышка люка, раздались быстрые шаги.
Придерживая фуражку за козырёк, в дверь шагнул полковник Рябой. Дочь и отец сидели не шевелясь, хотя взгляд Слона переместился на гостя.
— Ну?! — закричал полковник.
Положив руку на затылок дочери, Слон вытянул другую, показал на север.
— Туда ушёл.
Рябой развернулся и выбежал из кабинета, по ведущей наверх лестнице загрохотали его сапоги. Оксана ещё несколько секунд сидела неподвижно, не веря своим ушам, — и наконец поняла, отшатнувшись, вскочила.
— Зачем? — спросила она. — Что ты делаешь, папа? Зачем ты сказал, куда он…
— Чтобы его убили. — Слон пожал плечами. — А что ты думала — я прощу мутанту всё, что он натворил?
— Ты… Это ты мутант! — крикнула она. — Ты хуже его! Потому что он понял, а ты — нет! Боже мой, и после всего этого ты остался таким же, каким был?! Я остановлю их!
Схватив с пола трость, она заковыляла к двери.
— Не остановишь, — сказал Слон, привставая. — Подожди, не ходи!
Оксана вышла из комнаты. Послышался рокот улетающего вертолёта. Слон сидел, сжимая подлокотники трясущимися руками, и ждал. Издалека донёсся частый стук пулемётов.
ЭПИЛОГ
Потом говорили, что видели его мёртвое тело под бревном, в ручье, текущем по дну оврага. А кто-то утверждал, что Змеёныш брёл мимо бара «100 рентген», хотя в том сгорбленном человеке с пустым лицом трудно было узнать восемнадцатилетнего мальчишку. Но другие толковали, что он сдружился со старым контролёром и ушёл за ЧАЭС, будто он пересёк Большой Северный Могильник и был убит охраной таинственного Бункера. Впрочем, многие не верили в это — ведь один прапорщик-забулдыга с КПП, проворачивающий всякие мелкие делишки со сталкерами и перекупщиками, всерьёз уверял каждого, кто готов был выставить бутылку водки, что видел Змеёныша, пересекающего Периметр, — будто бы тот навсегда ушёл из Зоны в большой мир.