Змеиное гнездо
Шрифт:
Миссис Эллингтон задала мне множество вопросов, и, как могла, я постаралась удовлетворить ее любопытство; думаю, после нашего с нею разговора она более или менее примирилась с отсутствием Майры.
Миссис Эллингтон поблагодарила меня за визит и высказала надежду, что я найду до отъезда чуточку времени, чтобы еще раз повидаться с нею. Она добавила, что будет настоятельно просить Майру приехать в Англию и повидаться с родителями и что они уезжают отсюда.
Я зашла к Китти и сразу поняла, что она ждала меня.
– Здравствуй,
– Вышла замуж, мисс. Его зовут Чарли, и он работает на конюшне. Наш дом совсем рядом. У меня маленький ребенок.
– Это замечательно, Китти.
– Я должна кое-что вам сказать, мисс Девина. Не знала покоя себе с тех самых пор.
– О чем ты, Китти?
Она кусала губы и смотрела куда-то вбок.
– Может быть, зайдешь в дом викария? Я буду там еще два дня.
– Хорошо, мисс. Когда?
– Завтра днем.
– Хорошо, мисс, я приду.
– Очень мило с твоей стороны, Китти. Какое счастье, что у тебя есть ребенок. Просто замечательно!
– Это хорошенькая девочка.
– Я должна увидеть ее, прежде чем уеду.
На следующий день Китти зашла к викарию. Я предупредила Джейн о ее приходе и намерении сказать мне что-то важное, поэтому Джейн оставила нас одних в небольшой комнате, в которой викарий принимал своих прихожан.
Китти заговорила с порога:
– Я мучилась этой тайной, потому что мисс Лилиас не велела никому ее открывать. Я обещала и держала данное слово.
– А в чем дело?
Китти кусала губы и явно колебалась. Затем, наконец, решилась:
– Это случилось, когда вы в прошлый раз упали с лошади.
– Я помню. И у вас вырвалось мое настоящее имя.
– Да. «Мисс Девина», – крикнула я, потом готова была убить себя за такую неосторожность. Но что сказано, то сказано. Я испугалась, что лошадь потащит вас. Было так страшно.
– Я помню тот случай.
– Ну а мистер Лестранж был рядом… и слышал.
– Верно. Я допускала мысль, что он разобрал имя.
– Он был такой приятный добрый джентльмен. Всегда скажет словечко доброе, улыбнется. Честное слово, кроме Чарли, я никого… вы понимаете, о чем я. Я не хочу, чтобы что-то встало между мною и Чарли. С той поры я ни разу ни на кого не взглянула.
– Значит, вам… приглянулся мистер Лестранж?
В моем мозгу всплыл двор перед школой, на дворе стоит Грета Шрайнер и улыбается Роже Лестранжу. Я тогда почему-то вспомнила о Китти. Значит, он и Китти совратил, подумала я, совратил, чтобы через нее добыть сведения обо мне. Китти была привлекательной девушкой и, как однажды заметила Лилиас, относилась к породе тех, кто не умеет сказать «нет». Чем же он ее искусил? Каким-то обещанием, уверенностью в своей неотразимости?
– Он много спрашивал о вас и всяком прочем… о том, как умер ваш отец и как вас тогда обвинили.
– Понимаю.
– Я сказала, что видела ваш портрет в газете. Два раза сказала. Я тогда вырезала его и попросила одного человека прочитать мне, что написано в газете. Я сохранила вырезки… а он очень заинтересовался, и я показала их ему. Он взял, сказал, что хочет почитать. И не вернул вырезки. Мне очень стыдно. Только сделав это, я поняла, что не имела права. Но он был такой обходительный, я знала, что ничего не случится от того, что он узнает… Так ведь и было? Он всегда к вам хорошо относился.
Я молчала. Просто сидела и слушала.
– Я знала, что так и будет, но я обещала никому не говорить про вас, а тут взяла и сказала. Он был мужчиной, который мог вытянуть из девушки что угодно, если захочет. А вы и мисс Лилиас были так добры ко мне…
– Все в порядке, Китти, – сказала я. – Все кончилось, и он умер.
– Да, я слышала. Меня это потрясло, такой красивый мужчина.
– Ты не должна больше думать о красивых мужчинах, Китти, кроме, конечно, Чарли.
Она, как ребенок, пожала плечами и улыбнулась.
– Ох, как я рада, что все в порядке, – сказала она. А я не могла забыть, что нарушила слово.
Я расспросила Китти о ребенке и Чарли, прогулялась до домика у конюшни, чтобы посмотреть на девочку. Сказала Китти, что тоже стану матерью. В ее глазах сияла радость. У Китти было доброе сердце, и я понимала, что с ее плеч свалилось тяжкое бремя.
Ее в самом деле угнетала измена данному слову. Но теперь она призналась в содеянном и была прощена.
Я вернулась в Эдинбург и несколько следующих месяцев прожила в полном счастье. Я ни о чем не думала, кроме как о своем ребенке. Пока могла, довольно часто навещала Зиллу. Меня удивил ее интерес к предстоящему появлению ребенка на свет.
Однажды на выходе из дома я столкнулась с Хэмишем Воспером. Он был одет по моде в коричневый костюм в клетку, в петлице пиджака красовалась гвоздика. С преувеличенной любезностью он снял с головы шляпу и раскланялся со мной: я обратила внимание, что его черные волосы напомажены.
– Неужели мисс Девина? Честное слово, вы выглядите как нельзя лучше! – Он оценивающе, как мне показалось, оглядел меня.
– Спасибо, – сказала я.
– Все в порядке? – продолжал он.
– Да, в полном.
– Нам с вами одинаково повезло. – Он подмигнул.
– А ваши дела явно идут в гору.
Он залихватски хлопнул себя по бедру.
– Не жалуемся, не жалуемся.
– Ну что же, успехов вам.
Я была рада уйти. Хэмиш остался для меня таким же отталкивающим типом, каким был, когда сидел на кухне и с хитрым выражением на лице разглядывал служанок, теребя длинные черные лохмы, падавшие ему на плечи.
Мой сын родился в мае 1902 г., и именно в этом месяце кончилась, наконец, война в Южной Африке, после чего в Ференигинге был подписан мирный договор, по которому буры лишились своей независимости.