Змеиное варенье
Шрифт:
— Не слыхал, не слыхал Яшлик! Как же так… Как так? Как так-то?
Его уже заклинило, он трясся и терял связность речи. Гадский инквизитор удружил мне с нелепой секретностью. Но с другой стороны получалось, что речь шла о первых особах княжества, раз от Яшлика смогли утаить все сведения, даже намека на слух не было.
— Серый Ангел просит прощения, — я подошла и обняла человечка, останавливая его безумную пляску. Он захлебывался рыданиями, уткнувшись мне в плащ. — Он все узнает, и Яшлик сложит самую лучшую шепталку во всем городе.
— Правда? — по серым щекам бежали слезы, но стеклянные глаза смотрели равнодушно,
— Нет, — ответила я и улыбнулась. — Правду Яшлик сам придумает, какую захочет. Пусть до завтра придумает всю правду про Чжона Орфуа и про семьи Остронег и Мирчев.
— Про Милагрос тоже? — обиженно сопя, уточнил Яшлик.
— Нет. Заступницу Милагрос мы пока трогать не будем, — я погрозила шептуну пальцем и щелкнула по носу. — Сладкое — на потом! А то аппетит испортишь!
И человечек расплылся в довольной улыбке, демонстрируя источенные зубы.
Я вышла наружу и с наслаждением вдохнула морозный воздух. Вопрос Яшлика разбередил душу. Сейчас мне было невыносимо от мысли, что у атамана даже нет могилы, на которую бы можно было придти. Наверное поэтому его мара никогда не появлялась передо мной в зримом обличье, только чуть насмешливый, прокуренный голос, звучащий у меня в голове, иногда запах. К счастью, запах табачного дыма, а не горящей плоти… После приговора атамана Шушье сожгли, а пепел развеяли над водой. Преступление против веры, кража реликвии святой Милагрос, преступный сговор с еретиками и еще куча пунктов обвинительного приговора. Банда Безумных бардов перестала существовать, ее участников повесили или отправили на каторгу. Всех, кроме меня… Никогда не прощу атамана! Я сплюнула на стылую землю и пошла прочь. Яшлика ждет не просто забава, а целый балаган с песнями и плясками, который я устрою в столице в память об атамане. Ибо долги надо возвращать. Сторицей.
Я проигнорировала встревоженные вопросы Тени, проследовав в спальню и без сил рухнув в постель. Как же мне не хватало Антона, понимающего с полуслова и почти не донимающего глупыми вопросами. Я тяжело вздохнула и перевернулась на живот, уткнувшись носом в подушку. Поцелуй Единого достать будет непросто… Даже задаток в тысячу золотых уже не радовал. Как подобраться к Орфуа, если он княжий повар? Соблазнить? Но для этого надо попасть ко двору и обратить на себя внимание. Слишком дорого. Похитить и пытать, пока не скажет? Хлопотно и опасно, его непременно будут искать. Шантаж? Пока для меня это представлялось лучшим вариантом, однако где узнать нечто настолько постыдное и грязное о нем, чтобы не оставить ему шансов? От табачного дыма защипало в носу, и я чихнула. Насмешка в голосе атамана заставила меня поежиться:
— Сколько ж тебя можно учить, Цветочек? Проще надо быть, проще… И люди сами придут и все отдадут…
Ну конечно же… Зачем искать тайны прошлого повара, если можно придумать свою правду… Да, дешево и сердито… Я вскочила и бросилась к окну, растворив ставни и впустив в комнату свежий воздух, чтобы избавиться от запаха. Мои мысли переключились на инквизитора, и я поморщилась.
— Тень! — позвала я.
Служанка моментально оказалась в спальне, словно стояла под дверью и ждала.
— Госпожа, я заварила вам травы на ночь… — она поставила стакан на прикроватный столик и добавила, — еще господин инквизитор…
— Слушай меня внимательно, Тень, — оборвала я ее. — Если ты еще раз посмеешь что-либо ляпнуть этому святоше или сговориться с ним у меня за спиной, то будешь искать себе новое место, ты меня поняла?
— Госпожа, но вы же…
— Замолчи, — я раздраженно топнула ногой, — а твоя прелестная дочурка встретит свое совершеннолетие без тебя!
Тень побледнела и схватилась за сердце.
— Помоги мне раздеться! — Я повернулась к ней спиной и добавила, — и не смей ныть!
Служанка послушно молчала, но когда я повернулась к ней, собираясь надеть ночную рубашку, она не сдержала удивленного возгласа, но тут же осеклась и опустила глаза.
— Что такое? — нахмурилась я и отодвинула ее в сторону, подойдя к зеркалу. — Что ты увидела…
На груди у меня красовался обширный синяк. Я оторопело дотронулась до него и поморщилась, вспомнив боль за грудиной. Откуда он взялся?..
— Спокойной ночи, госпожа, — Тень поспешила сбежать от меня.
Мне снилось, что я не могу идти, а идти надо. Там плачет моя маленькая дочь. Мне непременно надо найти ее, но тело такое неподъемное и чужое, скованное холодом, а я слишком устала и очень хочу есть… Живот сводит от голода, но есть нечего, все давно съедено, даже крыс не осталось. Я упрямо иду, еле передвигая ногами, отупелое животное, уже не человек и не мать… Кроха перебирает тонкими ручками и заходится надрывным криком, а я стою и смотрю на нее, мечтая лишь о вкусе жареного мяса… Потом беру дочь на руки и сворачиваю ей шею, теперь она уже не мучится, а я… Я разведу огонь в очаге… Теперь все мои мысли занимает похлебка… Она будет сладкой на вкус…
Я подскочила на кровати и села рывком, захлебываясь от подкатившей тошноты. В дверь яростно стучали. В забытые с вечера открытые ставни замело снег, в комнате было пусто и мертвенно холодно.
— Тень, да кто там? Открой уже… — или стук мне только чудится?.. Служанка не отвечала, и меня вдруг охватил страх, что Тень ушла и бросила меня. Теперь я осталась одна… Как мне отличить явь от вымысла больного разума?.. Я споткнулась, не чувствуя ног, доковыляла до двери и вышла в гостиную. Стук не умолкал. Тени нигде не было, а очаг давно погас. Я распахнула дверь…
…и почти обрадовалась взбешенному инквизитору на пороге. Он отодвинул меня в сторону и рявкнул:
— Собирайтесь!
— Куда? — пробормотала я, опять начиная сомневаться в действительности происходящего.
Кысей подхватил меня под руку и втащил в спальню, выругался, увидев открытое окно, захлопнул его, потом стал рыться в шкафу. Я без сил опустилась на кровать, чувствуя, как от голода сводит желудок, и содрогнулась, вспомнив сон.
— Куда укладываетесь? — его голос выдернул меня из странной полудремы. — Одевайтесь, я сказал.
Он ухитрился откопать в шкафу самое уродливое платье, бросил его на кровать и теперь стоял над душой. За окном только занимался рассвет. И почему ему уже с утра пораньше неймется?..
— Мне плохо, — сказала я и натянула на себя одеяло. — Я плохо себя чувствую. Вы сами виноваты, не надо было…
— Плохо?!? Так плохо, что вчера вечером вы умотали в неизвестном направлении? Где вы были?
— Ваша нелепая ревность даже не смешна…
Он выдернул меня из постели и швырнул платье в лицо.