Змеиный мох
Шрифт:
— Надя… я ушел от Иры.
Если б это произошло три года назад, я бы умерла от счастья. А сейчас было… досадно и противно. И стыдно перед самой собой. За то, что когда-то об этом мечтала.
— Ушел — или она тебя выгнала?
— Я ей сказал, что люблю другую женщину.
Вряд ли все было именно так. Скорее всего, она приперла его к стенке, и деваться было уже некуда, только признаваться.
— Прости, Андрюша, но другая женщина тебя не любит. Больше — не любит. Все хорошо вовремя. Так что зря ты это. Хотя… я рада за твою жену. Наконец-то
— Надя…
— Хватит! Я тебе все сказала. Уходи.
Он вставил ногу в проем и не дал закрыть дверь.
— Пожалуйста, Надя, выслушай меня.
— Андрей, не устраивай цирк, — я даже разозлиться толком не могла, так мне было от всего этого тошно. — Хочешь, чтобы соседи полицию вызвали?
— Так впусти, и поговорим.
— Нет.
Я попыталась оттолкнуть его, но он сгреб меня в охапку, пытаясь поцеловать. Воспоминание о том, что произошло в офисе, придало сил, и я вырвалась.
— Убирайся на хрен!
— Наденька, прошу тебя! Я тебя люблю! Не могу без тебя! Пожалуйста, не прогоняй меня. Хочешь, на колени встану?
К моему ужасу, он действительно опустился на колени и обнял мои ноги, глядя снизу вверх тоскливыми собачьими глазами. Я готова была разрыдаться от злости и отвращения. Желтая точка в двери соседки Ларисы погасла: наверняка та прилипла к глазку, наблюдая за пикантной сценой.
— Надюша, разреши, останусь у тебя до утра. Хоть на полу. Куда мне сейчас идти ночью?
Ну да, конечно! Теперь будешь на жалость давить, манипулятор чертов. Дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде. Вот так щенки скулят, скулят на подстилке, пока не оказываются в постели хозяина.
— Да куда угодно. В гостиницу. Или в машину. Не пешком же ты пришел.
— Надя!..
С таким отчаянием и мольбой это прозвучало. Как будто утопающий просил о спасении. Голодный — кусок хлеба. Умирающий от жажды — глоток воды. Невольно дрогнуло что-то внутри…
Не смей! Даже мысли такой чтоб не было! Никогда!
С силой оттолкнув его, я захлопнула дверь и бегом бросилась в ванную — как будто за мной гнались. Закрылась на задвижку, разделась, встала под горячий душ. Меня трясло, и зубы стучали, как в ознобе. Может, он и звонил снова, но я не слышала.
Не хотела слышать.
Ни-ког-да!!!
=58
В пятницу вечером я сидел за столом и, машинально передвигая карты, раскладывал на компьютере пасьянс.
Две недели подходили к концу. В понедельник Надя должна была выйти на работу в последний раз. Я не продвинулся ни на шаг — снова и снова натыкаясь на все тот же взгляд, категоричностью похожий на запрещающий жест гайца-регулировщика.
«Если палка смотрит вправо, ехать не имеешь права!»
Как, спрашивается, заставить слушать себя человека, который этого категорически не хочет? Останавливало еще и то, что до этого репьем к ней лип Лисицын. Повторять его не хотелось. Вряд ли мне помогла бы подобная тактика.
Он, кстати, исчез тихо — словно и не было. Оставалось только удивляться, почему я не выставил его раньше. Админ оперативно сменил все коды доступа в систему, Кира занялась корректировкой документов и привела нового главбуха — мужчину лет сорока, бородой и косматыми бровями смахивающего на скотч-терьера. Впрочем, оставался еще один раздражитель. Заявление об увольнении Алиса принесла только сегодня, пару часов назад.
«Денис Аркадьич, ну я не знаю…» — растерянно моргая, Лена протянула его мне.
«Ознакомлена, — острые, угловатые буквы Надиного почерка. И ниже: — Скатертью дорога!»
«А где написано, что это запрещено?» — хмыкнул я и подписал в приказ. Без отработки. С понедельника.
— Не занят? — приоткрыв дверь, заглянул Слава. — У меня машина накрылась. Не возьмешь нас с Маринкой завтра?
— Куда? — не понял я.
— Как куда? — он вошел и присел к столу. — Забыл, что ли? В Кавголово едем. Тимбилдинг. Сиречь бухалово у озера. Не хочу как-то на автобусе со всеми.
— Черт, и правда забыл, — я поморщился. — А это обязательно?
— Не нами придумано, не нам и отменять. Корпоративный дух и прочая хня.
— Ну… я бы с удовольствием отменил. Или хотя бы не поехал.
— Уж точно не в этот раз. Обещают солнце и тепло. Все заказано и оплачено. Да и народ взбунтуется. И линчует нас.
— Ладно, — сдался я. — Заеду. А что, все с женами-мужьями?
— Нет, только я. Такая вот у меня привилегия. К тому же избавляет от необходимости ночевать в одном номере с храпящими мужиками.
— Класс! — усмехнулся я. — Возьмете третьим?
— Ну уж нет, ищи себе другую компанию.
Повисла неловкая пауза.
— Да, поедет, — ответил на мой незаданный вопрос Слава. — Не хотела, но я намекнул, что это будет выглядеть, словно сбежала, поджав хвост. И что уходить надо со щитом, а не на лопате. Как кое-кто.
— Знаешь, очень спорно, — не согласился я. — Кому надо? Но… что сделано, то сделано. Может, ты и прав.
Очень хотелось спросить, как монтируются на одной площадке Надя и его жена, но показалось бестактным, поэтому счел за лучшее промолчать. День обещал быть… напряженным. И обернуться мог чем угодно. Без прогнозов.
Марина мне понравилась сразу. Она не могла не понравиться. Высокая, стройная, но, скорее, крепкая и спортивная, чем худощавая. Каштановые волосы, заплетенные в толстую косу, ярко-голубые глаза, чуть вздернутый нос. Ощущение чего-то светлого, ясного, теплого.
— Какой у вас танк, — забираясь в машину, Марина улыбнулась, щеки расцвели ямочками, и невозможно было удержаться от ответной улыбки.
Но самое главное — они со Славой настолько подходили друг другу, что, увидев их вместе всего раз, уже сложно было воспринимать по отдельности. Только как две части одного целого. И невольно просыпалась легкая зависть.