Змей на лезвии
Шрифт:
– Да, госпожа, – спокойно ответил Дедич; по рядам гостей за столами прошла волна движения, все взгляды впились в его лицо. – Я говорил с духами, и духи отвечали мне.
– Что они тебе сказали? – Святослав подался вперед, опираясь на стол.
Он был встревожен сильнее, чем прочие, но идти своим тревогам навстречу, глядя им прямо в лицо, было главным правилом его жизни.
– Ко мне явились двое, – неспешно начал Дедич среди общей тишины. – Они назвали свои имена. Один назвался Гримом, Гримкелевым сыном, а второй – Агмундом, Сэвилевым сыном…
Каждое имя гости встречали всплеском взволнованного
– Эти двое мертвы и погребены где-то на восточной стороне. О том же, где пятеро товарищей их… ответить не сумели они.
По гриднице пролетел вздох-стон от разочарования. На лице Болвы отразилось облегчение, Асмунд озабоченно нахмурился; Святослав приложил все силы, чтобы сохранить полную невозмутимость.
Несколько мгновений было тихо.
– Так значит… – подал голос Бер, – из них пятеро живы.
– Осталось пятеро, – многозначительно подхватил Лют. – Двое уже поплатились.
Это «пятеро живы», принесшее Святославу тайное облегчение, для Бера и Люта было призывом к действию.
Святослав отлично их понял. Раз-другой он перевел неприветливый взгляд между Бером и Лютом, потом посмотрел на Сванхейд.
– Госпожа… – хрипловато начал он и прочистил горло. – Я должен… Мне известно, что ты закрыла глаза моему брату Улебу и взяла на себя право мести.
– Да, это так, – уверенно подтвердила Сванхейд. – У меня есть послухи. Они здесь.
Трое словенских молодцев за столом закивали – они оказались возле бани в тот ужасный час, когда Сванхейд увидела мертвое, до неузнаваемости залитое кровью лицо своего внука, и были вынуждены принять это свидетельство.
– Нет такого закона, который включал бы женщину в число мстителей. Ты должна передать это право мне. Я – князь Киева и Хольмгарда, и я – ближайших родич Улеба, – с напором продолжал Святослав, взглядом пригвождая к месту Бера, у которого на лице было прямо написано: «А почему это тебе?». – Я – ближайший его родич по крови и высший по положению. Мне и достойно, и прилично взять на себя эту месть. У меня и сил больше, мне способнее…
На лице Бера отразилось нескрываемое недоверие. «Сил-то у тебя больше, но есть ли желание ими пользоваться?»
– Сожалею, но это не выйдет, – ровным голосом ответила Сванхейд. – По закону первый мститель – сын, второй – отец, и это – Мстислав Свенельдич.
– Он ему не отец! – возразил Болва. – Это пока раньше думали… Но Улебу отцом был Ингвар, а не Мистина!
– Он вырос как мой братанич, – уверенно ответил Лют и приосанился, как всегда, когда предстоял спор или тем более драка. – Все тайны острова Буяна не заставят меня и Мистину от него отказаться. Улеб – сын Уты и единоутробный брат других моих братаничей. Этого довольно, чтобы для нас с Мистиной месть за него была законной.
– Я сам, – с напором ответил Святослав, – решаю, кому мстить за моего брата!
– Ты не можешь запретить делать это другим его родичам. – Лют тоже слегка наклонился вперед; на лице его появилось ожесточение, но не зря старший брат столько лет учил его владеть собой, голос его звучал ровно и не громче обычного. – Это обязанность… священная обязанность… принадлежит всему роду. И тот, кто ее исполнит, Улебу честь вернет, а себе славу добудет.
– Дорогу мне хочешь перебежать? – В голубых глазах Святослава сверкнула молния, ладонь поднялась, будто хотела ударить по столу, но он не посмел сделать этого в доме своей бабки-королевы. – Добегаешься!
– Я не заяц, чтобы через дорогу бегать, – бросил Лют. – Я исполню свой долг, когда получу к тому возможность. А ты исполни свой.
– В мои дела норовишь лезть… – Святослав не сказал вслух «рабыни сын», но угадать его мысль было нетрудно.
– Эти дела не только твои.
– Я – глава рода, и мне решать, как исполнять его общий долг.
– Глава рода – госпожа Сванхейд, – громко, ледяным тоном возразил Бер. – Это было ее решение – отдать власть над Хольмгардом только потомству Ингвара, то есть тебе! Хотя бы ради уважения к тому решению ты должен исполнять ее волю.
Святослав втягивал воздух широко раскрытыми от гнева ноздрями, но он тоже был достаточно учен, чтобы не оспаривать власть своей бабки в ее присутствии, в ее доме, за ее столом, тем более поминальным.
– Госпожа Сванхейд, – Асмунд откашлялся, – почему ты не могла бы… право мести князю передать. Если ты будешь упря… упорствовать, люди могут подумать… будто мы… будто ты винишь… что в нашем роду нет согласия!
– Понимаю, о чем ты, Асмунд, – кивнула Сванхейд. – Мы верим, что князь не причастен к смерти своего брата, и я охотно подтверждаю это перед всеми русами и словенами Хольмгарда. Князь дал клятву на мече перед могилой брата, и сомнения в его чести неуместны. Но он не сделал кое-чего другого. – Она перевела взгляд на Святослава, и ее глаза, голубые, как у него, хоть и не сверкали таким огнем, не уступали им в твердости. – Ты, Святослав… Готов ли ты сейчас, перед всеми людьми, дать на твоем оружии клятву, что сделаешь все, чтобы найти убийц и покарать их смертью за смерть твоего брата?
Она с нажимом выговорила «покарать смертью», и, произнесенные слабым голосом старой женщины, они приобрели оттенок неотвратимости.
В этом и заключался предмет спора. Все знали, кем были для Святослава семеро злодеев – и он знал, и его противники знали. И никто, пожалуй, в равной степени не верил, что он на самом деле желает убийцам справедливого наказания и смерти.
– Я… – хрипло начал Святослав; перед таким прямым вопросом он несколько растерялся и с трудом подыскивал ответ. – Мы не знаем… что там случилось. Вон, даже мертвяки не сказали ничего толком! Когда мы найдем их, то будем судить. Я должен узнать сперва, как вышло дело…
– Может, он сам на них набросился… – себе под нос пробормотал Болва.
Но даже он не посмел сказать это вслух: чтобы миролюбивый Улеб набросился с оружием на хорошо знакомых людей, к тому же большей численности, было совершенно невероятно.
Дело зашло в тупик: упрямство Святослава и его княжеская привычка всегда добиваться своего были крепче камня, но Лют и Бер, тоже люди неробкие, поддержанные чувством родственного долга, не собирались отказываться от своего права на месть, ибо опасались, что без их участия она свершена вовсе не будет. Это недоверие Святослав видел в их глазах и понимал его причину, но не мог прямо его опровергнуть. Все это вместо бесило его, так что широкая грудь вздымалась, ноздри трепетали от гнева, а в глазах блестела гроза.