Змей на лезвии
Шрифт:
– Будь цела! – Подойдя, Святослав наклонился и поцеловал ее.
Правена, как неживая, не поцеловала его в ответ и даже не шевельнулась. Да и поцелуй его показался ей каким-то деревянным: этот человек не создан был для нежностей. Болва, не подходя ближе трех шагов, кивнул ей, потом опять отошел.
– Давай посидим, поговорим. – Святослав отстегнул крупную золотую застежку на плече, снял плащ синей шерсти, обшитый узорным красным шелком, сложил вдвое и бросил наземь у подножия насыпи. – Садись.
Он сел сам, Правена осторожно устроилась с краю. Святослав, повернув к ней голову, посмотрел на нее – так внимательно, как не смотрел никогда раньше. Да и что ему было за дело до нее, одной из множества девок и девчонок, вившихся вокруг его матери и жены? Отец Правены, Хрольв, какое-то время был сотским гридей, но женщины Хрольвова дома Святослава занимали не больше, чем куры во дворе. Неяркая, сдержанная прелесть Правены его тоже не слишком впечатлила; впрочем, едва ли нашлась бы на свете такая красавица, что смогла бы его взволновать. Волновала его только ратная слава, для нее одной его сердце билось горячей.
Правена встретила его взгляд и невольно содрогнулась. Жила в Святославе некая сила, которую люди возле него ощущали всем существом; эта сила подавляла, подчиняла, но и заставляла насторожиться. Эта сила была не то чтобы злой, но жесткой, сосредоточенной на его собственных целях и не умеющей думать о благе других. Даже их замечать.
– Что делать думаешь, невестка?
– Ну, что… – Правена тем труднее подбирала слова для ответа, что в мыслях ее не было ясности. – Побуду до третьего правежа, потом домой поеду.
– Домой – куда?
– В Выбуты.
– А в Киев не думаешь воротиться? Что тебе в тех Выбутах теперь?
– Там дитя мое.
– Так забери его. Что же сразу не взяла? Хочешь, я людей пошлю, привезут тебе твое дитя. И возьму тебя в Киев с собой. К отцу доставлю.
Правена смутилась. О возвращении в Киев она пока не думала: мысли ее стремились к ребенку, к Уте и Предславе – надо же рассказать им о погребении и могиле Улеба, о поминках. Но по сути князь прав: вся ее кровная родня в Киеве, и туда ей было бы уместнее вернуться. На миг она даже почувствовала проблеск благодарности к Святославу, готовому о ней позаботиться, пока сама она и не думала об этом.
– Я тебя не оставлю, – добавил Святослав, отвечая на ее мысли. – Ты ведь не чужая мне. Брата моего… Отец твой мне верно служил всегда, как и отцу моему. И дитя ваше… мне родное.
– Я… благодарю тебя, княже, – выдавила Правена, не поднимая на него глаз, но чувствуя, как его взгляд пронзает ее насквозь. – Пока не думала…
– Ну так подумай! – Святослав накрыл ее руку своей, и она вновь содрогнулась от прикосновения этой сильной, властной руки, державшей половину света белого.
Почти поневоле Правена взглянула на него, и у нее дрогнуло сердце. Это уверенное, дышащее внутренней силой и непреклонностью лицо проникало прямо в душу, невольно вызывая восхищение; в этот миг Правена поняла, почему собственная дружина боготворит Святослава. Даже почти поняла, почему Игморова братия пошла на такое злое дело, лишь бы ему угодить.
Но эта мысль отрезвила ее. Повелительность Святослава творила зло даже против его собственных намерений. Это не тот человек, кому стоит доверять судьбу свою и дитяти.
– Я пока со здешней родней побуду, я ведь их и не знала совсем. – Правена снова отвела глаза и стала смотреть на травы меж могил, на Волхов в отдалении. – Но тебе за заботу спасибо. Как в Киеве будете, пусть Болва к родителям зайдет, расскажет, что я благополучна.
– Они бы больше обрадовались, если бы ты сама приехала, внука им привезла. И Хрольв, и мать. Да и о будущем надо подумать… Но я тебя не неволю. Хочешь здесь остаться – оставайся. Ты молода еще, снова замуж выйдешь…
– Нет! – Правена перебила его, такое отвращение в ней вызвала эта мысль. – Не выйду я замуж больше. Улеб мой суженый был. Пусть мало нам пожить привелось, и двух лет не было, но уж коли так… других мужей у меня не будет.
– Зря ты так! – Святослав снова похлопал ее по руке, и Правена с трудом удержалась, чтобы не убрать ее. – Вон, Соколина Свенельдовна – пока была за Хаконом, стрыем моим, двоих всего детей нажила, а вышла после него за Вестима – теперь десяток у нее! Хочешь с одним чадом всю жизнь прожить? Не старуха чай, чтобы от счастья прятаться.
– Куда мне об этом думать, после второго-то правежа! – Правену начал сердить этот разговор.
– Время быстро пройдет. Не нынче, так на другое лето уже будет и срок. О доле своей не тревожься – я сам тебе нового мужа найду. А если ты найдешь, кто по нраву, если будет человек роду достойного, я тебе с приданым помогу. Будешь уже как женщина из моего рода выходить. Вон, даже и тут есть женихи, – Святослав кивнул на Хольмгард. – Берислав Тороддович, а то и Вальга – ты его всю жизнь знаешь. Я сам посватаю, приданого добавлю – и будешь жить счастливее всех. Что думаешь?
– Я то думаю, – Правена смело подняла на него блестящий от досады взгляд, – что не будет ни мне доли, ни чаду моему чести, пока отец его не отомщен! Вот о чем ты, княже, если порадеешь, то и мне благо сделаешь! Скажи – ты будешь мстить за него? Ты найдешь убийц? Накажешь их? Они этой кровью тебя опозорили сильнее, чем меня и кого другого! Тебя виновным выставили в таком деле, что хуже его нет!
Правена не осмелилась бросить князю в лицо слово «братоубийство», но Святослав отлично ее понял и сделал движение досады. Отвернулся и хотел было даже вскочить с плаща, но сдержался.
– То не твое дело! – гневно ответил он. – Твое дело бабье – блины печь да детей качать! А что до мести – я сам знаю, как мне мою честь оберегать!
– Когда отомстишь, тогда я в Киев приеду и о новом браке речь заведу, – так же гневно ответила Правена. – А раньше о таком говорить – только позориться. Не думай, как меня пристроить, я не сирота, без куска хлеба не останусь. Думай, как за брата отомстить. Иначе ни мне, ни тебе чести и доли не будет! Допустишь нашей общей доли умаление – своим же сыновьям зло сотворишь!