Змея и Крылья Ночи
Шрифт:
Для меня это звучало как бред.
Невозможно было проследить за взглядом Министера — его глаза были сплошного молочно-белого цвета, без радужки или зрачка, но его подбородок опустился, и я не могла избавиться от ощущения, что он смотрит прямо на меня.
Я встретила этот взгляд, не дрогнув, хотя мне хотелось вздрогнуть и отвернуться.
Министер не особо походил на воплощение бога. В основном он был похож на развратного старика. Я встречала его несколько раз на различных религиозных праздниках. Независимо от того, насколько большой была толпа, он всегда был слишком заинтересован во мне. После одной ночи, когда
Если Ниаксия нуждалась в сосуде из плоти, а она, вероятно, не нуждалась, то этот не казался мудрым выбором.
Несколько других помощников присоединились к Министеру на балконе справа от него, а слева от него находилось руководство Дома Ночи — Винсент и его кабинет министров. Он был одет в длинный темный плащ, расшитый серебряными звездами. Его крылья были выставлены напоказ, красные нити выделялись на фоне черного, и он даже выставил напоказ свой знак Наследника, оставив несколько пуговиц в верхней части пиджака расстегнутыми, чтобы показать вихри красных чернил на горле.
Это намерение не могло не броситься в глаза присутствующих. Простое обнажение крыльев и его знака служило предупреждением:
— Я сильнее любого из вас. Я стоял там, где стояли вы, и я победил.
Странно было видеть Винсента, так нагло выставляющего напоказ свою власть, но, возможно, это не должно было удивлять. Правители Дома Ночи часто убивали победителей Кеджари. Любой, кто силен, всегда представлял угрозу. И когда я оглядела комнату, то поняла, что многие из этих кровожадных воинов смотрели на Винсента с лютой ненавистью.
Я чувствовала себя немного наивной из-за того, что не понимала раньше другой эгоистичной причины Винсента, побудившей меня участвовать в Кеджари: если я выиграю, значит, остальные проиграют. А в этом мире не было абсолютно никого, ни единой души, кому бы Винсент доверял, кроме меня.
Министер прочистил горло, и в комнате воцарилась жуткая тишина.
— Добро пожаловать, — сказал Министер, — на Кеджари, это величайшая честь во имя нашей госпожи Ниаксии, Матери Алчной Тьмы, Чрева Ночи, Тени и Крови. От ее имени я благодарю вас за преподнесенный дар вашего присутствия. Aja saraeta.
— Aja saraeta. — Эхо молитвы поднялось от участников в туманном рокоте.
— Я наблюдал за двадцать одним Кеджари, — продолжил он. — Две тысячи лет дань уважения нашей Матери Алчной Тьмы. И каждый раз этот канун становится самым значимым. Такая возможность. Такой потенциал.
Пока он осматривал нас, повисло слишком долгое молчание. Затем он произнес:
— Вы пережили первый призыв и первый отбор. Завтра на закате официально начнется Кеджари. Он будет продолжаться в течение следующих четырех месяцев. Когда вы давали свои клятвы, вы отдали нашей Темной Матери свою жизнь. Вы отдали ей свою кровь. Вы отдали ей свою душу. И она сохранит все три подношения. Даже если вы переживете испытания, часть вас всегда будет принадлежать ей. Aja saraeta.
— Aja saraeta, — повторяли мы все.
— Будет пять испытаний, каждое из которых призвано воздать должное истории о том, как наша богиня вырвалась
Как сочтет нужным. Это прозвучало довольно угрожающе. Лунный дворец давал кров, пищу, воду — пока не давал. Он обеспечивал безопасность — пока не обеспечил. Лунный дворец не был местом отдыха. Он сам по себе был испытанием.
— Что касается кровопролития в Лунном дворце…
Я и не знала, что в комнате может воцариться еще более затаившая дыхание тишина. Казалось, мы все этого ждали. Иногда участникам Кеджари запрещалось убивать друг друга вне испытаний. В другие годы такого ограничения не существовало.
В этом и заключалась особенность Кеджари. Да, у него были свои правила и условности, но каждый год они были немного другими, подчиняясь, как и многое другое, прихотям Ниаксии.
— Вы можете защищать себя от агрессоров, — сказал Министер. — Однако Богиня ценит дар крови во время своих испытаний.
Что, черт возьми, это значит?
Я была не единственной, кто задавался этим вопросом. Тела неловко переминались с ноги на ногу, глаза в замешательстве осматривали комнату. Эта формулировка была… бесполезной.
Богиня ценит дар крови во время своих испытаний.
Означало ли это, постарайтесь не убивать друг друга, пока есть свидетели, а если же свидетелей нет — вперед!
Или это означало: прибереги это для испытаний и столкнись с гневом Ниаксии, если не сделаешь этого?
Я не могла решить, что предпочесть. Если в этом году убийства будут запрещены, это позволит мне хотя бы немного успокоиться в стенах Лунного дворца, возможно, учитывая притягательность моей человеческой крови. С другой стороны, возможно, мне будет легче расправиться с противниками, когда они этого не ожидают, чем во время состязаний.
— Вы связываете себя этими правилами, когда предлагаете свою душу Ниаксии на службу Кеджари, — сказал Министер. — И вы будете соблюдать их до окончания турнира или до того момента, когда она освободит вас от клятвы. Aja saraeta.
— Аja saraeta, — пробормотали мы.
— Завтра на закате вы будете вызваны на испытание Полнолуния. Да направит вас Мать.
Министер поднял руку, словно накладывая на всех нас некое великое невидимое благословение, и отвернулся, не сказав больше ни слова. Не было ни заключительной речи, ни вдохновляющего прощания, ни вымученной молитвы.