Змея и Крылья Ночи
Шрифт:
Я не знала, почему мне было трудно лгать Мише. Она была так неловко искренна. Вместо ответа я выдохнула дым, потому что врать было трудно, а правду говорить было неловко.
— А. — Она кивнула. — Понятно.
— Она непредсказуема. — Я звучала достаточно убедительно.
— Мы можем работать над этим вместе.
Матерь, это было заявление, которое должно было меня ужаснуть. И все же, это было на удивление странно, но и успокаивающе.
— Он заслужил быть выкинутым из окна, — сказала я.
— Заслужил, — согласилась она. Затем, более серьезно,
Я глубоко затянулась сигариллой и с наслаждением почувствовала, как дым обжег мне нос, когда я выдохнула.
— Нет.
— Было бы глупо поступи ты так за день до испытания.
— Было бы.
— Как ты думаешь, каким он будет? Испытание?
Я провела много времени, размышляя об этом, но мы ничего не могли сделать, кроме как строить догадки. Испытание Убывающей луны было одним из самых больших загадок Кеджари. Год за годом оно кардинально менялось. Первое испытание традиционно рассказывало о побеге Ниаксии из страны Белого Пантеона. Но второе испытание могло проходить в самых разных местах ее истории, возможно, когда она нашла подземный мир, историю ее любви с Аларусом, богом Смерти, или любое из многих легендарных приключений, которые они пережили вместе.
— Я не знаю, — сказала я.
— Ты нервничаешь?
Я ничего не сказала. Я не могла отрицать этого, но и вслух не призналась бы.
Она не стала дожидаться ответа.
— Так и есть, — вздохнула она, делая еще один глоток крови.
— Это может быть связано с ее путешествием, — предположила я. — Ее путешествие в земли мертвых.
Но даже это не дало бы нам ничего полезного. Путешествие может принимать так много форм, может быть истолковано безгранично.
— Как ты думаешь, она была напугана тогда? — размышляла Мише.
— Ниаксия?
— Ага.
— Она была богиней.
— Едва ли, в самом начале. Она была никем. И была такой молодой.
Я сделала паузу. Ниаксия, на данном этапе своей истории, была лишь одной из бесчисленных бессильных отпрысков, порожденных Белым Пантеоном, не только самая низшая богиня, но и дитя одного из них. Никто даже не знал, умерла ли она в одиночестве в пустыне, не говоря уже о том, чтобы оплакивать ее. По большинству легенд ей было всего двадцать лет, практически младенец по меркам божеств.
Такие, как она, рождались, чтобы другие боги их использовали и выбрасывали. Трахали, пожирали и выбрасывали.
Мише, вероятно, была права. Вероятно, она была в ужасе.
Но это было две тысячи лет назад, а сейчас Ниаксия была ошеломляюще могущественна, достаточно могущественна, чтобы бросить вызов Белому Пантеону в одиночку. Достаточно могущественной, чтобы наделить целый континент своим даром вампиризма и создать цивилизацию из своих последователей. И достаточно могущественна, чтобы весь Обитрэйс теперь жил и умирал, любил и приносил жертвы к ее ногам, всегда.
— Что ж, — сказала я, — все изменилось.
— Но подумай обо всем, от чего ей пришлось отказаться ради этого.
Ее муж. Убит Белым Пантеоном в наказание
Я обдумала это. Да, возможно, Пантеон забрал ее любовника. Но Ниаксия также взрастила свою собственную силу. Я слишком ясно представила себе, как это приятно после целой жизни, проведенной в слабости. Мне было немного стыдно признаться в том, чем я сама готова была бы пожертвовать ради этого.
— По крайней мере, она больше не боится, — сказала я.
— Нет, — задумчиво ответила Мише. — Думаю, нет. Но она, наверное, ужасно несчастна, как ты думаешь?
Я ВЕРНУЛАСЬ в свою комнату вскоре после этого, но я слишком разнервничалась и не смогла заснуть. Вместо этого я наблюдала, как цвет неба становится пепельно-красным. Я слышала шарканье Мише по коридору, но не возвращение Райна.
Я уже начала засыпать, как вдруг раздался грохот, заставивший меня открыть глаза. Я подошла к двери, внимательно прислушиваясь. Из гостиной донеслась серия глухих УДАРОВ и звук шуршащей ткани.
— Ты слишком близко подошел к ней. — Мише пыталась говорить шепотом и но у нее получалось.
— Я знаю.
— Боги, посмотри на себя.
— Я знаю.
— Раааайн…
— Я знаю, Мише.
Мое любопытство взяло верх.
Очень, очень медленно, очень и очень тихо я убрала стул, открыла дверь и выскользнула в коридор. Заглянув за угол, я увидела, как Мише задергивает шторы, а Райн тяжело оседает на один из диванов. Или, может быть, лучше сказать «рухнул», как будто все его конечности решили сдаться одновременно.
Богиня, он что, был пьян?
— Мне казалось, ты говорил, что после прошлого года ты не планируешь делать это снова! — Мише ужасно не умела говорить тихо. Никто не мог даже обвинить меня в том, что я подслушиваю.
— К черту. Что такое бессмертие, если мы не используем его, чтобы делать одни и те же вещи снова и снова, вечно, до конца времен?
Ох, он определенно был пьян.
Она вздохнула и повернулась к нему. Он лежал на диване, откинув подбородок назад. Он действительно был в полном беспорядке: одежда испачкана неизвестно чем, волосы распущены по плечам.
— Итак, — сказала она. — Сегодня.
Она повернулась, и я быстро отошла назад, чтобы остаться вне поля зрения, так что я больше не могла их видеть, только слышать.
Он издал низкий стон.
— Что не так?
Наступило молчание, которое, предположительно, было заполнено пристальным взглядом Мише.
Стон превратился во вздох.
— Перебор?
— Определенно перебор.
— Она должна быть в состоянии выдержать это.
— Это была ее реакция.