Змея в тени орла
Шрифт:
Орк смотрел все так же молча. Только интерес в глазах стал напоминать интерес какого-нибудь садовода к особо колючему сорняку.
– Тресса может становиться мужчиной, – сообщила Легенда. Что, если сотник не знает об этом потрясающем факте. – Пока еще не мужчиной, конечно. Так, мальчиком. И вот с этого мальчика Сорхе стребовала ночь и ребенка. Понимаешь, о чем я?
Он понял. Он все прекрасно понял, и на какой-то миг эльфийка почувствовала себя виноватой, когда увидела его разом побелевшее лицо. Даже яркие тигриные глаза стали блеклыми и расширились, как от чудовищной боли, зрачки.
–
– Заплатил? – хрипло переспросил Йорик. – Уже? Это уже… было?
– Было, – бросила Легенда. – И поздно что-то менять.
Сотник откинулся на стену и вздохнул, словно не дышал все время, пока эльфийка говорила.
– Женщина. – Он прикрыл глаза. – Ты меня в могилу сведешь раньше срока. Неужели нельзя было выложить все это в обратном порядке?
– Что? – Уже собравшись уходить, она остановилась, хмуря красивые брови.
– Ничего. – Йорик махнул рукой. – Спасибо, конечно, за то, что рассказала, но любовь к драматическим эффектам тебя когда-нибудь погубит.
– Что? – тупо переспросила Легенда и прокляла собственное косноязычие.
– Иди. – Орк слабо улыбнулся. – Иди. Или я тебе голову отрежу. Брысь отсюда! – рявкнул он, когда увидел, что эльфийка даже не шевельнулась.
– Скотина, – прошипела Легенда. И с достоинством вышла, захлопнув за собой тяжелую дверь.
Дошло до нее только на улице. Йорик не хуже, чем она, а может, и лучше, знал, когда именно Сорхе нужны жизни мужчин. Ему ли не знать эти сроки? Он испугался того, что Эфе или Эл-рику, не важно… заплатить только предстоит. Если бы у Легенды хватило ума остановиться на этом. Какой бес дернул ее продолжать?
– Дура, – констатировала эльфийка, в который уже раз за прошедший вечер. И отправилась спать. Почему с этим орком у нее все всегда выходит наперекосяк? Нет, от проклятых добра не бывает.
Наконец-то наступила ночь. Ночные голоса перекликивались в ночном лесу. Ночные птицы пролетали на фоне ночного неба. И звезды смотрели по-ночному пронзительными взглядами.
– Последняя, – промурлыкала Тресса, сладко потягиваясь на мягких шкурах, – совсем последняя ночь. И первая. Забавно.
Йорик ничего забавного в этом не видел. Машинально попытался удержать девушку, но та выскользнула и подошла к окну:
– Луна почти полная. О чем думаешь, командор?
– О тебе.
– Почему не «о нас»?
– Не знаю.
– Рассказывай. – Она вернулась обратно и снова улеглась рядышком. – Рассказывай, что ты думаешь. – И добавила, улыбнувшись: Люблю, когда меня хвалят.
– Моя любовь к тебе достигла совершенства… – вспомнил Йорик древние строчки.
И как прекрасна ты, владычица моя! Как сердце полно слов, Но в трепете блаженства Язык мой бедный нем…Трудно сказать лучше. А мне самому никогда не уложить мысли не то что в стихи, хотя бы в слова…
Этот ценный рубин из особого здесь рудника, Этот жемчуг единственный светит особой печатью, И загадка любви непонятной полна благодатью, И она для разгадки особого ждет языка– Этот поэт жил не в нашем мире, – заметила Тресса.
– Не в нашем, – кивнул Йорик.
– Вообще-то, – промурлыкала шефанго, – стихи принято читать до того, как…
– А знакомиться – после, – с готовностью согласился орк.
– Еще! – потребовала Тресса, умащиваясь на плече сотника. – Читай еще!
Я песнь о ней сложил, но вознегодовала, Она на то, что ей пределом служит стих «Как мне тебя воспеть?» – Она мне отвечала «Стиху ли быть красот вместилищем моих?»– Ах так! – острыми зубами шефанго тяпнула его за ухо. – Хочешь дырок сразу под четыре серьги? Могу устроить.
И как-то сразу стало совсем не до стихов. Вообще не до чего стало. Только где-то на самом краю мыслей, как на самом краю жизни, мерцало тускло: «Последняя ночь… совсем последняя ночь».
А потом он лежал и думал. Думал, что, наверное, нужно чувствовать себя должником, но никак не получалось. Была чуть горькая радость от осознания жертвы, принесенной ради его «никчемной жизни». И только усмешку вызывал собственный ужас, когда рассказала Легенда о цене, затребованной богиней. Сорхе могла убить… должна была убить. И не убила. Не получилось что-то у Дарующей Жизнь. Дождь и гроза вчера разразились страшные, как и положено, однако Тресса – вот она, спит, уткнувшись носом ему в плечо. А ребенок… Что ж, шефанго чтят традиции, но даже они, если погибает последний в роду, не оставив наследника, вспоминают о медицине. Хвала богам, врачи там, дома, творят воистину чудеса. Будет ребенок у Трессы. Будет он и у нее-Эльрика. Все будет так, как должно и должно.
Только… «последняя ночь… совсем последняя ночь».
Шафут в человеческом облике явиться не пожелал. Просто тень сгустилась под потолочными балками, и прозвучал густой, томный голос:
– Взошедший на Цошэн, ты готов отправиться со мной, дабы воевать за мое могущество?
– Кажись, тебя, – буркнул Гоблин Эльрику и сгреб кости в стаканчик. – Потом доиграем.
– И проигрыш потом отдашь?
– Какой проигрыш? Я еще, может, отыграюсь. Или в картишки перекинемся.
– Ну-ну. Готов, – кинул Эльрик в пустоту, почувствовав некое нехорошее напряжение. – Только нас двое.
– Не важно. Идите в круг света и не бойтесь, что бы ни случилось.
– Ясно. – Шефанго снял со стены свой меч.
… Легенда, просидевшая все утро в обиде на белый свет, бросила в петлю саблю. Затянула рюкзак. С подозрением оглядела упомянутый круг света, что возник тут же, в доме, на дощатом полу. Поморщилась:
– Вечно ты меня куда-нибудь впутываешь.
– Лучше со мной, чем с Йориком, – резонно возразил Эльрик.