Змея
Шрифт:
Ребекка покрыла голову своими юбками и завыла так, что, казалось, дом развалится. Выпроводив ее из конторы, я попытался выяснить, что послужило причиной смерти Бенни Исааксона. В те дни я напоминал вас - даже на мгновение не мог поверить, что старый беззубый дурак Умтонга способен убить на расстоянии.
Я тщательно осмотрел комнату, но ни следов взлома, ни следов чьего-либо присутствия не обнаружил. Я еще раз, но уже более внимательно, оглядел Бенни - мне показалось, что он умер от апоплексического удара или в результате какого-нибудь приступа. Но почему? Он что-то увидел, и, должно быть, это что-то было довольно мерзким.
Тогда
На следующий день Бенни похоронили; устроили самые простые поминки - женщины скорбели, а мужчины получили бесплатную выпивку; мне так показалось, что к нам пол-Африки заглянуло - вы знаете, как загадочно новости расходятся среди черных.
Умтонга тоже пришел на поминки, при этом лицо его не выражало ни радости, ни сожаления - он просто стоял и смотрел. Я не знал, как мне следует поступить. Единственная улика против него - это вечерняя тарабарщина, и ни один нормальный европеец не посчитает это доказательством его причастности к убийству. Я склонялся к мысли, что случившееся - результат невероятного совпадения.
После поминок Умтонга подошел ко мне.
– Почему вы не убивать слуг, чтобы они сопровождать Большой Хозяин перед троном Великого Духа?
– поинтересовался он.
Я объяснил, что одной смерти в доме и так больше, чем достаточно. Затем Умтонга потребовал свою палку, которую, по его словам, забыл в конторе Бенни вчера вечером.
Как вы можете себе представить, говорил я с ним довольно резко, но в дом за палкой все же пошел. Я ее хорошо знал, столь же хорошо, как свою расческу.
Там на полу она и лежала - четырехфутовая палка, по форме напоминавшая змею. Полагаю, вы видали такие, только для европейцев их делают покороче. Вырезают их из твердых пород дерева: змеиная голова - это ручка, а хвост - наконечник. Между ручкой и наконечником от пяти до двенадцати изгибов, а вдоль всей длины делают зарубки, так что создается впечатление змеиной чешуи. У Умтонга палка была отличная - довольно тонкая, но тяжелая, как будто сделана из свинца. Черного цвета и, по-моему, из эбонитового дерева. Она совершенно не гнулась, но ее можно было бы с успехом использовать в качестве оружия. Подняв палку с пола, я без единого слова передал ее Умтонга.
Дней десять он больше не появлялся. Прекратив выть, Ребекка приступила к делам. Бенни, видимо, посвящал ее в курс большей части сделок, насколько считал это необходимым, и поэтому, как выяснилось, она достаточно хорошо владела ситуацией. Мы договорились, что я останусь при ней в качестве своего рода управляющего. Чуть позже встал вопрос об Умтонга. Я полагал, что процент чрезмерно завышен, а старик мог действительно представлять опасность. Но она и слышать ничего не хотела, а когда я предложил и вовсе забыть о проценте, тут ее надо было видеть - могло показаться, что я пытаюсь отобрать у нее последнюю рубашку. Так свирепо глянула она на меня.
– Ты здесь при чем?
– завопила она.
– Мне нужны деньги, мне надо думать о моем... э-э... моем будущем. Пошли за ним мальчишку, а когда он придет, заставь его заплатить.
Мне оставалось только согласиться. Кое в чем старая мегера была похлеще Бенни. Утром следующего дня я послал мальчишку за Умтонга, и через сутки он явился.
Я пригласил его в контору Бенни; свита осталась ждать снаружи. Усевшись на стул Бенни - тот самый, на котором он нашел свою смерть, - я сразу перешел к сути дела.
Несколько минут Умтонга сидел и просто разглядывал меня покрытое морщинами лицо старика напоминало сморщенный, сгнивший плод. Его круглые черные глаза светились каким-то странным, зловещим огнем. Наконец, медленно подбирая слова, он произнес:
– Ты очень смелый молодой Хозяин.
– Нет, просто деловой человек и не более того, - ответил я.
– Ты знать, что случиться со старый Хозяин - он умереть. Ты хотеть уже идти к Великий Дух?
В его пристальном взгляде ощущалась какая-то злобная сила: я чувствовал сильнейшее замешательство, но не уступал своему чувству. И потребовал от него все-таки заплатить долги - наличными или эквивалентным товаром.
– Ты забыть дела с Умтонга?
– спросил он.
– Ты иметь много хороших дел с другими человеками. Не забывать, Умтонга умеет колдовать - ты умирать.
Но я представлял не свои интересы, а интересы старухи. Даже если бы я и хотел, то поделать ничего не мог, и поэтому Умтонга получил от меня тот единственный ответ, который когда-то ему дал Бенни.
Показав ему ружье Бенни, я предупредил, что буду стрелять, не раздумывая, в случае каких-нибудь козней. В ответ старик только презрительно улыбнулся - более презрительную улыбку редко увидишь на человеческом лице. С этим он вышел из конторы к своим телохранителям. Затем они проделали ту же самую абракадабру с черным и белым петухами; наползались, извиваясь по-змеиному, на животах, а старик натанцевался до еще одного припадка, и его унесли прочь.
Тем временем спустилась ночь, и на душе у меня кошки скребли. Я вспомнил багровое лицо Бенни и его застывшие глаза. Поужинав со старой каргой, я прошел в контору. Выпить я не дурак, но в ту ночь отказался от спиртного, намереваясь сохранить полную трезвость ума и ясность рассудка.
Я полагал, что кто-то из людей Умтонга сделал что-нибудь с Бенни: может, подсыпал ему яду в выпивку.
Тщательно, сантиметр за сантиметром, осмотрев контору, я убедился, что даже мартышка там не спряталась бы. Затем, плотно закрыв окна, я приставил к каждому из них по стулу, наклонив их таким образом, чтобы никто не мог забраться внутрь, не опрокинув стулья. И если бы я задремал, то шум от опрокинутых стульев разбудил бы меня. Выключив свет, чтобы не стать мишенью для стрелы или копья, я уселся ждать.
Не дай бог, чтобы та ночь повторилась снова; вы знаете, как в темноте мерещится всякая всячина, поэтому вряд ли стоит пересказывать, чего мне только не примерещилось за несколько часов.
Слабые звуки, доносившиеся из вельда, казалось, исходили от подкрадывающегося врага - и раз пять я, едва не сорвавшись от нервного напряжения, собирался пальнуть в причудливо изменявшиеся формы ночных теней; но в те дни я был довольно крепким парнем, и мне удалось совладать с собой.
Около одиннадцати часов появилась луна - казалось бы, станет полегче, но куда там. Разве что страха добавила - вот и все. Вы знаете, какой жутью иногда веет от лунного света он какой-то неестественный - и я верю многому из того, что говорится о Луне как носительнице зла. Беззвучный и зловещий свет проникал внутрь через жалюзи и рядами ярких полос падал на пол. Я пересчитывал и пересчитывал эти полосы, как будто зачарованный холодным, жутким светом. Но, встряхнувшись, мне удалось собраться.