Значение Православия в жизни и исторической судьбе России
Шрифт:
311. Православие принесло искусство церковного пения.
Искусство пения церковного принесено было в Россию также вместе с христианством от греков и от ранее крестившихся наших братьев славян. Еще при св. Владимире царь и патриарх греческие прислали к нам «демественников от славян». После того, при великом князе Ярославе в Россию «приидоша богоподвизаеми трие певцы гречестии с роды своими; от них начать быти в рустей земле ангелоподобное пение, изрядное осмогласие, наипаче же и трисоставное сладкогласование, и самое красное демественное пение в похвалу и славу Богу» [14]. Выше было уже замечено, как русский народ заинтересован был церковным пением и как он ревниво охранял его священный, величавый характер. Но самостоятельность русского гения и в этой области скоро сказалась разработкою основных мотивов церковного пения в разнородные и разнохарактерные типы напевов, каковы, например, известны были: знаменной, столбовой, демественный, киевский, новгородский, московский и некоторые другие. Эти древнерусские церковные напевы, к сожалению, впоследствии искаженные влиянием итальянской музыки и хранящиеся только в немногих древних обителях, доселе увлекают знатоков и ценителей религиозной музыки своею величавой простотой и особенным благородством отражающегося в них религиозного одушевления [15].
* Набожность русских*
312. Православие дало содержание умственным и художественным силам. Православие
Таким образом, Православие призвало к жизни умственные и художественные силы русского человека, дало содержание для их деятельности и определило характер их творчества. Но прежде всего и главным образом Православное христианство из всего необъятного своего содержания вошло в сознание русского человека своею п р а к т и ч е с к о ю стороною.
313. В самом начале своей истории Русь стала жить более сердцем, нежели умом, свою мысль подчинила вере, разум — нравственному началу. Русь стала развиваться в практически-религиозном направлении, так как догматическая разработка веры уже окончилась.
Получивши просвещение свое с востока в то время, когда там окончилась догматическая разработка вероучения и упрочилось уже практическое направление, когда вследствие потери политической самостоятельности и других причин в Византии стал ослабевать дух свободного умственного творчества, Русь уже по этому одному естественно стала развиваться в направлении практически — религиозном. Конечно, было бы крайностью и большою неточностью полагать, что русский человек так и остановился исключительно на одних формах религиозности, на обрядовой только стороне Православия: и в литературе, и в жизни очевидно обнаруживается стремление русского человека проникнуть в смысл внешних форм богопочтения, понять и усвоить тот дух, выразителем и проводником которого формы эти служили; в лучших своих образцах, литературных и жизненных, тип русский, живя религиозным началом, выражает и проявляет его в соблюдении не столько обрядности, как, с другой стороны, и не только в аскетически удаленном от жизни религиозном миросозерцании, а и в разумном стремлении осмыслить свою жизнь христианскими началами, одухотворить ее христианскою нравственностью. Тем не менее, преобладание практического начала в религиозно-нравственном миросозерцании русского народа несомненно. Церковно-византийское учение, воспитавшее христианскую Русь, не поставило себе задачею развивать интеллектуальные, мыслительные способности русского человека: оно стремилось внушить веру, укоренить нравственность, возбудить и поднять нравственно-религиозное чувство. Эта система воспитания и программа образовательная так и упрочилась на Руси — весьма ненадолго. Все училища древнерусские, по крайней мере вплоть до XVII ст., имели не умственно-образовательный, а нравственно-воспитательный характер. По свидетельству Степенной книги, русского человека учили не столько «словесем книжнаго учения», сколько «благонравию, правде и любви и зачалу премудрости — страху Божию, чистоте и смиренномудрию» [16]. Вся литература древнерусская, эта высоковлиятельная руководительница старого русского человека, проникнута была преобладающим нравственно-назидательным и церковно-обрядовым направлением. Последнее выступает во всех видах и формах словесных произведений: в канонических правилах русских пастырей, в посланиях и ответах на вопросы частных лиц, особенно же в церковных словах и поучениях, в массе обличительных и поучительных слов под общими заглавиями: «Слово, еже како жити христианом», «Слово о спасении души», «Слово душеполезно» и т. п. Таким образом, русский человек с самого начала своей исторической жизни стал жить более сердцем, нежели умом, свою мысль подчинил вере, разум — нравственному началу. Развитие «изящнейшего сердца», «умонаклонение к добру, нравоучению и добронравию», как известно, было целью стремлений на Руси и впоследствии, в XVIII ст., при великой воспитательнице русского общества императрице Екатерине II.
314. Благочестие стало коренным, типическим свойством русского человека.
Своею практической стороною действуя на волю и на сердце русского человека, Православие и воспитало в нем те качества, которые объединяются в общем понятии благочестия. Благочестие стало коренным, типическим свойством русского человека, и вся нравственная жизнь его начала слагаться по христианскому идеалу. Лучшие люди старой Руси, проникаясь этим идеалом со всею горячностью и увлечением первых прозелитов, стремились к осуществлению в поведении своем всех даже аскетических предписаний христианской морали; почитая идеалом христианской жизни и венцом добродетелей полное отречение от мира и плоти, они старались приблизить свою и мирскую жизнь к «спасенному пути» монашеского подвижничества. Спешу, впрочем, оговориться, что никоим образом не следует в своем представлении идеализировать древнерусского человека, нельзя представлять себе его святым и безупречным: с точки зрения всесовершенного идеала христианской нравственности, жизнь русского человека, как и сама личность его нравственная, представляли очень много и темного, и несовершенного. Ведь уродливые явления, нравственные аномалии всегда существовали и будут существовать в человеческом обществе; зло и добро, порок и добродетель, нечестие и благочестие, несмотря на необъятное различие их взаимное, всегда существовали вместе. Это тем более нужно сказать о нашей старине, когда народ русский только что призван был в Православие из дикого состояния. Во всяком случае величайшая заслуга Православия в том была, что оно, указав идеал жизни благочестивой, раз навсегда привязало к нему помыслы и стремления русского человека, а своими благодатными средствами, несомненно, сообщило последнему и энергию, силу воли в достижении этого идеала. Благочестие стало заветною целью, в стремлении к которой слились нераздельно все русские люди. При этом представители и вожди народа, не только духовные, а и мирские, как, например, князья, шли впереди, так сказать, навстречу народному благочестию и возгревали рвение к нему в массе народной своим авторитетным примером, подавали достойные подражания образцы христианской жизни, богобоязненных обычаев, ревности о славе Божией. Вера Православная и явилась на Руси великою жаждущею силою, воспитавшею всему миру известное «русское благочестие», — силою, создавшею отличительные особенности и нравственные доблести русского человека. Правда, некоторые духовные качества, как, напр., храбрость, гостеприимство, прямота, считались особенностями вообще славянского типа еще и во времена язычества, но Православие подняло и одухотворило эти качества, сообщило им высшее нравственное достоинство, указало для них более сознательные и чистые основы, святые побуждения. Кроме того, под влиянием Православия в русском народе создались новые, дотоле несвойственные ему, нравственные добродетели, ставшие теперь также существенными и типическими качествами русского человека, каковы, например: набожность, честность, смирение, терпение, незлобие, милосердие и т. п. евангельские именно добродетели.
315. Каждый шаг повседневной жизни запечатлен глубокой набожностью.
Особенную известность искони приобрел русский человек своею н а б о ж н о с т ь ю. Последняя проявляется прежде всего, напр., в его беззаветной, детски-искренней вере в благость Творца и в его беспредельной преданности Промыслу Божию. «Так Богу угодно!», «На все воля Божия!» — так безропотно и покорно вздыхает верующая душа русского человека во всех часто и невыносимо тяжких треволнениях и злоключениях жизненных. Но и в ровном, спокойном течении жизни своей русский человек никогда не забывает Бога и своего христианского звания [17]. Каждый, можно сказать, шаг в его повседневной жизни запечатлен глубокою набожностью, более или менее отмечен искреннею и непоколебимою привязанностью к вере своей, вере заветной, святой, Православной. Знаменем крестным русский человек начинает и кончает
316. Внешняя обстановка свидетельствует о набожности русского человека.
Внешняя обстановка русского человека также свидетельствует об его набожности: всю жизнь свою он на груди носит крест, с которым уходит и в могилу; в каждом жилом помещении русского человека имеется святая икона, на дверях и на косяках русского дома начертаны или «крещенским» (во время окропления святою водою после великого водоосвящения), а также «святым, четверговским огнем» (с каким слушаются 12 евангелий в Великий четверток) выжжены изображения креста. В каждом доме есть «святой угол», божница — самое чистое, почетное и благоукрашенное место, точно так же как самым дорогим и лучшим украшением, гордостью всякого русского поселения является храм Божий.
317. Храм с богослужением есть потребность русского человека и является предметом заботы и любви.
Храм с его богослужением и всею священною обстановкой искони составляет насущную потребность русского человека и является предметом его самой внимательной заботливости и сердечной любви. Созидание храмов, а также и монастырей, и украшение их имело всегда высокое религиозное значение в глазах православного русского народа и служило одною из любимых форм проявления благочестивых чувств. Кажется, невозможно найти, напр., ни одного древнерусского духовного завещания, в котором русский человек, делая последние предсмертные свои распоряжения, забыл бы про церковь, не сделал вклада в храм, не пожертвовал на монастырь и т. п. Зато совсем не редкость читать в завещаниях трогательные распоряжения — все свое достояние отдать Богу и Его святой церкви. Вследствие такого настроения русских людей храмы и размножались на Руси в такой степени, что уже в XI и XII вв., по сказанию своих и иноземных летописцев, в Киеве, например, считалось несколько сот церквей: по сказанию, напр., Лаврентиевской летописи, в пожаре 1124 года в Киеве «церквей единех изгоря близь шести сот». И все храмы русские ревностно украшались прихожанами, украшались часто роскошно, великолепно — золотом, серебром, драгоценными камнями, «муссиею» (мозаикой), иконами и сосудами. Главные храмы в стольных городах — Киеве, Новгороде, Ростове, Владимире и др. — поражали иностранцев своей красотою и богатым убранством. В Ростове, напр., была Церковь Пресвятые Богородицы (сгоревшая), по замечанию местного летописца — «дивная и великая, якоже не было и не будет» [19]. Для построения церкви во Владимире «Бог привел князю (Владимиру Боголюбскому) мастеров из всех земель», и летописец сравнивал эту Церковь со славным храмом Соломоновым [20]. Позднее, Москва, как сердце Православной России, особенно выделялась и количеством и качеством своих храмов. По свидетельству путешественника Таннера (в XVII стол.), в Москве было более 1700 храмов [21].
318. Обилие святых икон и их почитание.
Благочестивая ревность русских людей украшала храмы преимущественно обилием святых икон и священных изображений. Известно, что, напр., в прошлом столетии Успенский собор в Москве имел «две тысячи шестьдесят шесть лиц», изображенных только на стенах храма, помимо иконостаса и отдельных икон [22]. Святые иконы всегда были предметом самого благоговейного почитания в России. Этою добродетелью русских людей даже злоупотребляли иностранцы в смутные времена: они похищали чаще всего у русского населения иконы, потому что русский человек готов был за них платить самый дорогой выкуп, лишь бы не лишиться своей заветной святыни и спасти ее от оскорблений иноверцами. Известно также, что даже люди неправославные, напр. лютеране, жившие в старину на Руси, вынуждались держать в домах своих православные иконы, иначе ни один русский человек ни за что не шел к ним в услужение [23].
319. Благоговейное отношение к иночеству и монастырям, паломничества в святые места.
Одним из самых видных и исконных проявлений русского благочестия является благоговейное отношение русского человека к иночеству, к монастырям, и сохраняемым в последних святыням. Уже одна громадная цифра монастырей в старой Руси свидетельствует о великой популярности монашества в народной среде и о расположении русского человека к подвигам-иноческой жизни. Обилие уединенных обителей, раскинувшихся на всех концах Руси великой и скоплявших в многотрудной жизни своей более или менее ценный и славный капитал святыни в виде святых мощей, чудотворных икон, прославленных подвижников, — породило на Руси особый и чрезвычайно распространенный подвиг религиозный — паломничество. Преодолевая всевозможные затруднения и лишения, русский человек и теперь тысячи верст измеряет своими трудовыми ногами, посещая святые обители, чтобы отдохнуть в них душою, согреть там свой дух благочестия и запастись новыми духовными силами для жизни. Строгая иноческая жизнь возбуждала в русском человеке столь искреннее к себе сочувствие и симпатию, что, как уже было выше замечено, и свою мирскую жизнь он по возможности старался приблизить к «ангельскому образу» жизни иноческой. Многие правила монастырской жизни в Домострое, напр., возведены были в норму общенародной мирской жизни. И эти предписания вовсе не оставались только на словах или только в мечте, — нет, жизнь нередко даже превосходила всякие предписания: известно, например, что знаменитый боярин Ордын Нащокин и под одеждой государственного сановника носил вериги и подчинялся всей строгости иноческого устава [24].
320. Свидетельство иноверцев о благочестии русских.
Тем более русский человек, подчиняясь своей внутренней религиозной потребности, строго относился ко всем уставам и правилам Церкви Православной. Вот что известный путешественник Маржерет говорит, напр., о соблюдении на Руси постов еще сравнительно в недавнюю пору, в XVII ст.: «Наблюдают россияне посты столь строго, как только это возможно. Пред великим постом они прощаются; даже и незнакомые, встречаясь на улице, приветствуют друг друга: «прости меня!» говорит один. — «Бог тебя простит!» — отвечает другой. В первую неделю поста вовсе не выходят из домов, или весьма редко, едят в неделю не более трех раз. В следующие недели ходят все просто одетые, как в трауре. На последней неделе постятся как на первой и еще строже» [25]. Другой иноверный наблюдатель старорусской жизни, ревностный католик Яков Кобенцель (в XVI стол.) так вообще свидетельствует о благоговейной набожности русского человека: «москвитяне больше нас преданы религиозным обрядам... Никогда не забывают они пред церковию или изображением креста, которое встречается на всяком распутии, слезть с коня или выйти из саней, стать на колени, трижды оградить себя крестным знамением, произнося молитву. Так поступали все сопровождавшие меня москвитяне. Приближаясь к церкви, в которой совершалось богослужение, они никогда не проходили мимо, но вошедши, отслушивали обедню, становились на колени, клали земные поклоны. Не скрою истины, что богослужение их совершается с таким благоговением, что трудно изобразить словами. Во всех делах своих москвитяне чрезвычайно религиозны» и т. д. [26].