Значит, ты жила
Шрифт:
Я глотнул пива, чтобы не поддаться соблазну и не плеснуть из стакана Стефану в лицо. Этот негодяй умел находить по-настоящему обидные слова.
Наступило тягостное молчание. По моему сердцу словно прошлись рашпилем.
— Итак? — тихо произнес Стефан.
— Я думаю, что смогу частично возвратить долг в конце месяца.
— Что вы называете «частично»?
— Я должен получить задаток за ту стройку, о которой вам говорил. Один миллион вас удовлетворил бы?
Стефан не торопился с ответом,
— Осталось бы семь миллионов шестьсот тысяч франков, Бернар… И по-прежнему шли бы проценты. Да что я говорю — они бы бежали! Когда берут в долг, о процентах не думают. А между тем они чудовищны! Представьте, из этих восьми миллионов около двух составляют проценты… Еще бы, вот уже четыре года, как вы впервые взяли у меня взаймы…
Подавив второй зевок, столь же притворный, сколь и первый, Стефан добавил:
— … поскольку уже четыре года, как мы знакомы!
— Мои дела шли не так, как я рассчитывал, — пытался я защищаться.
Мне было стыдно искать для себя оправданий. Если бы у меня была хоть капля достоинства, я бы встал и ушел, даже не попрощавшись. Пусть он натравит на меня свору кровожадных судебных исполнителей! Но я не должен был уступать своему самолюбию. Я должен был вынести все, чтобы достигнуть своей цели. Мой план важнее уязвленной гордости…
— Возможно, вы не все сделали, чтобы ваши дела шли как следует, — прошептал Стефан.
— То есть?
Я произнес это слишком громко, как человек, готовый взорваться. Я закрыл глаза. «Держи себя в руках, Бернар… Все это — лишь неприятные мгновения настоящего, память о котором со временем исчезнет. Ты уничтожишь все сорняки в своем саду для того, чтобы удобрить почву… И однажды…»
— То есть, вы не слишком-то стараетесь, мой милый дружище! Вы — поэт.
Я — поэт. И я — «его милый дружище».
Избегая молчания, Стефан продолжал:
— Вы вечно витаете в облаках. Вот, скажем, сейчас мы разговариваем о серьезных вещах, а вы, я чувствую, целиком погружены в какие-то свои мысли.
Я решил сразу сдаться, опасаясь, что иначе заупрямлюсь и стану на дыбы.
— Да, вы правы, Стефан, я попросту жалкий субъект!
Такая уступчивость его слегка удивила. Он повернул ко мне свое красивое покрытое горным загаром лицо. Взгляд его синих глаз был подобен чистой воде: его мысли растворялись прежде, чем всплыть на поверхность, и невозможно было угадать, что у него на уме.
— Не жалкий субъект, а мечтатель. Вместо того, чтобы строить школы, вы бы лучше писали для школьников поэмы александрийским стихом. Вы выбрали не ту профессию, мой милый Бернар…
— Ну, хорошо, мне сорок лет, и я должен вам более восьми миллионов — что бы вы сделали на моем месте?
— Что бы я сделал на вашем месте? Сейчас скажу…
Он подвинулся на самый край кресла и сел, не облокачиваясь, в неудобной позе.
— На вашем месте, Бернар, я бы пришел ко мне…
— Это я сделал!
Он кивнул.
— … и сказал бы следующее: я попал в затруднительное положение, мне необходимо найти из него выход. Поскольку я задолжал вам много денег, вы один можете мне помочь, ибо вы один заинтересованы в том, чтобы мне помочь…
Я насторожился, такое рассуждение меня удивило. Куда он, черт побери, клонит?
— Предположим, я произнес все эти милые слова, что же дальше, Стефан?
— Предположим, вы именно так повели разговор, тогда я бы сделал следующее предложение: «Мой дорогой Бернар, я вложил большие деньги в марганцевые рудники в Африке. Разработки только начались, и там нужно строить дороги, жилища… Уезжайте из Франции и отправляйтесь зарабатывать деньги! Я помогу вам там устроиться. Сумма вашего долга будет включена во вложенный мной капитал. Для вас — это способ погасить долг… а также выбраться из дерьмового положения…
Это было для меня неожиданностью. Вот только я знал историю марганцевых рудников. Они находились в жутком месте, европейцы там дохли как мухи. Поначалу человек потихоньку прикладывался к рюмке, потом вовсю глотал хинин, а в один прекрасный день оказывался в какой-нибудь захолустной больнице, которую покидал лишь ногами вперед. Недавно в прессе красноречиво писали об этой проблеме.
— Разумеется, Стефан, вы заставите меня застраховать жизнь на сумму, равную вложенным деньгам?
Он чуть нахмурился.
— Разумеется, Бернар! Как полагается!
Тут уж я не сдержался. Этот негодяй нашел поистине радикальный способ, позволяющий ему вернуть назад свои деньги.
— Послушайте, Стефан, мне наплевать на марганцевые рудники в Африке, на дороги, которые там надо строить, и на ваши восемь миллионов! Я полностью рассчитаюсь с вами в этом году. Каким образом? Пока не имею понятия, но вы сами сказали: у меня богатая фантазия… Придумаю что-нибудь! Прощайте…
Итак, я сделал то, чего опасался с самого начала — встал и устремился к выходу. План сорвался! Я не сдержался и вспылил… Все пошло насмарку.
Но он окликнул меня, поддавшись порыву, и это дорого ему обойдется.
— Эй, Берни!
Он называл меня Берни лишь в минуты особого расположения духа: когда выигрывал у меня в покер или на охоте, подстрелив фазана раньше, чем я.
Я резко обернулся. Стефан стоял возле проволочной сетки, огораживающей корт. Он прикуривал сигарету, желая избежать моего взгляда.
— Не уходите так, старина, вы не допили свое пиво.
Он хотел придать своему голосу любезную интонацию, но фраза прозвучала резко.