Знаете, они классно играют
Шрифт:
...Сумерки летнего вечера.
По дороге вы мэрию Мэри снова вспомнила концерты на которых бывала ребенком в Элмайре, и тоска по безвозвратно утраченному на мгновение пробила оболочку ужаса, окутывающую ее, так похоже... и в то же время так не похоже. Никаких детей, размахивающих бенгальскими огнями: здесь было всего с десяток мальчишек, сбившихся в кучку подальше от эстрады, настороженными бледными личиками. Были среди них и те, кого они с Кларком видели возле школы, когда пытались вырваться в горы.
И никакого эксцентричного духового оркестра, который вот-вот заиграет - а по всей эстраде (которая
Амфитеатр был уставлен складными стульчиками - по оценке Мэри, от семисот до тысячи, но она считала, что зрителей будет самое большее человек пятьдесят. Она видела механика, теперь в чистых джинсах и шерстяной рубашке; рядом с ним сидела бледная, некогда красивая женщина, очевидно, жена. Медсестра сидела одна в середине длинного пустого ряда. Задрав голову, она рассматривала первые появляющиеся на небе звезды. Мэри отвернулась, чувствуя, что если она и дальше будет смотреть на это грустное, вытянувшееся лицо, у нее разорвется сердце.
Более знаменитые горожане пока еще не появлялись. Конечно - завершив дневные труды, они скопились за сценой, прихорашиваясь и репетируя свои реплики. Готовились к классному представлению.
Кларк молчал, пока они шли по заросшему травой центральному проходу, вечерний ветерок ерошил ему волосы, и Мэри они показались сухими, как солома. На лбу и в уголках рта у Кларка прорезались морщинки, которых она прежде не видела. Выглядел он так, словно после ленча в Окридже похудел на пятнадцать килограммов, никаких следов Нашпигованного Гормонами Мальчишки, и Мэри решила, что он исчез навсегда. И еще решила, что ей это безразлично.
"Кстати, лапочка, а ты-то сама как выглядишь?"
– Где мы сядем?
– спросил Кларк. Голос его был слабым и равнодушным голос человека, которому кажется, что все происходящее вокруг - это сон.
Мэри высмотрела официантку с лихорадкой на губе. Она сидела четырьмя рядами ниже, теперь одетая в светло-серую блузку и хлопчатобумажную юбку, на плечи был наброшен свитер.
– Там, - сказала Мэри, - рядом с ней.
– Кларк, ни слова не говоря, повел ее туда.
Официантка подняла глаза на Мэри с Кларком, и Мэри заметила, что глаза у нее уже не бегают - все-таки облегчение. И тут же поняла, в чем дело: она явно находилась в ступоре. Мэри опустила глаза, избегая этого пустого взгляда, и заметила, что левая рука у официантки почти вся перевязана бинтом. Мэри с ужасом осознала, что у нее не хватает одного пальца, а может, и двух.
– Привет, - произнесла девушка.
– Я Сисси Томас.
– Привет, Сисси. Я Мэри Уиллнгем. А это мой муж, Кларк.
– Очень приятно, - ответила официантка.
– Ваша рука...
– Мэри запнулась, не зная, как продолжить.
– Это Фрэнки.
– Сисси говорила с глубоким равнодушием человека,
– Фрэнки Лаймон. Все говорят, что живым он был замечательный парень, а испортился, когда попал сюда. Он был их первых... из пионеров, можно сказать. Я не знаю_ То есть не знаю, был ли он когда-то хорошим. Я только знаю, что сейчас он самая гнусная сволочь. А мне наплевать. Если бы только вам удалось уйти, и я сделаю это снова. И вообще, Кристалл обо мне заботиться.
Сисси кивком показала на медсестру, которая перестала изучать звезды и теперь смотрела на них.
– Кристалл очень хорошо заботится. Она вам устроит, если хотите, вам не нужно терять пальцы, чтобы застрять в этом городе.
– Мы с женой не употребляем наркотиков, - несколько напыщенно заявил Кларк.
Сисси молча рассматривала его. Потом сказала:
– Так будете.
– Когда начнется представление?
– Мэри почувствовала, что окутавшая ее оболочка ужаса начинает рассеиваться, и это ее мало беспокоило.
– Скоро.
– А долго будет продолжаться?
Сисси не отвечала почти минуту, и Мэри готова была повторить вопрос, думая, что девушка не расслышала или не поняла, но та сказала:
– Долго. То есть представление закончится в полночь, такое есть постановление, но... они тянут долго. Потому что время здесь другое. Оно может тянуться... ну, не знаю... думаю, если парни разойдутся, то может быть и год, и больше.
Смертельный холод охватил руки и спину Мэри. Она попыталась представить, как можно высидеть год на рок-концерте, и не смогла. "Это сон, и сейчас ты проснешься", - сказала она себе, но эта мысль, достаточно убедительная, когда они слушали Элвиса Пресли, стоя на солнце перед Волшебным Автобусом, здесь утрачивала силу и доказательность.
– По этой дороге вы никуда не выедете, - говорил им Элвис Пресли. Она ведет прямо в болото Умпква. Никаких дорог здесь нет, только лесные тропки. И зыбучие пески.
– Он помолчал; стекла его темных очков на ярком солнце отблескивали, как печные топки.
– И вообще...
– Медведи, - добавил полицейский, похожий на Отиса Реддинга.
– Ага, медведи, - согласился Элвис, и губы его расплылись во всезнающей улыбке, столь знакомой Мэри по телепередачам и фильмам.
– И всякое такое.
Мэри начала:
– Если мы останемся на концерт...
Элвис энергично кивнул:
– Концерт! О да, вы обязательно должны остаться на концерт. У нас настоящий рок. Если не видели, то увидите.
– Истинный факт, - добавил полицейский.
– Если мы останемся на концерте... сможем ли мы уйти, когда он закончится?
Элвис и полисмен обменялись взглядами, воде бы серьезными, но как бы сдерживая улыбки.
– Ну, знаете, мэм, - протянул наконец былой Король Рок-н-Ролла, - мы тут сидим в дыре, и публика к нам собирается очень медленно... хотя любой, кто нас услышит, хочет остаться еще... и мы надеемся, что вы останетесь тоже. Посмотрите несколько концертов и вкусите нашего гостеприимства.
– Он поднял очки на лоб, обнажив на мгновение окруженные морщинами пустые глазницы. Потом снова появились темно-синие глаза Элвиса, рассматривающие их с неподдельным интересом.