Знахарь-2 или профессор Вильчур
Шрифт:
— Но это же целая кладовая.
— Не беспокойтесь, пан профессор. На ближайшей большой станции есть буфет, но поезд там будет только в одиннадцать. Уверяю вас, что до того времени немного останется от этой кладовой.
Предсказания Люции полностью оправдались. Хорошему аппетиту способствовало не только раннее утро и путешествие, но и настроение обоих. После короткого замешательства и серии упреков, которые Вильчур высказал Люции, он вынужден был согласиться со свершившимся фактом. Согласиться ему было легче еще и потому, что в сущности, хотя он самому себе не признавался, его безгранично обрадовало ее непослушание.
Он
Они были так заняты беседой, что не расслышали звука легко отодвинувшейся двери купе и не заметили на миг просунувшейся руки, которая ловко нырнула во внутренний карман пальто Вильчура, неосторожно повешенного здесь же у двери.
Хозяин руки бесшумно вытащил ее с содержимым кармана и также бесшумно закрыл дверь. Не теряя времени, быстро покинул вагон, предусмотрительно прошел еще через два и в третьем остановился в пустом коридоре. Внимательно осмотревшись, он вынул из-за пазухи довольно толстый бумажник. Увидев большую пачку банкнот, свистнул, затем ловким движением спрятал ее в карман. Внутри бумажника остались только бумаги, не представлявшие никакой ценности. Он уже хотел было выбросить его в окно, но вдруг обратил внимание на зеленый листочек, напоминающий доллар. Вытащив его, прочел: "Получено от профессора Вильчура злотых…"
Рука, уже готовая сделать движение, застыла в воздухе. Он снова свистнул. Запустил пальцы в бумажник: паспорт, удостоверение, визитные карточки… Не было сомнений в том, кому принадлежал бумажник.
Он не спеша достал из кармана минуту назад реквизированные банкноты и положил их на прежнее место, затем сунул бумажник в карман и уже значительно медленнее двинулся в обратную сторону. Без труда отыскал нужное купе: через раздвинутые занавески было видно коричневое пальто.
На этот раз, не соблюдая осторожности, открыл дверь и вошел в купе.
Вначале они не узнали его. На нем был почти элегантный синий в серую клетку костюм и лишь незначительно помятый котелок. В такой одежде они его еще не видели.
Профессор Вильчур с минуту недоверчиво вглядывался в него, а потом воскликнул:
— Емел!
— Ха, узнал, император. Сложно. Идентифицирован. Все труднее становится в этой Польше путешествовать инкогнито. Приветствую вас, пани. Что это за медицинская экспедиция? Едете в провинцию кого-нибудь зарезать? А может, не хватает уже мяса в Варшаве?..
Внимательно присмотревшись, он спросил, поднимая свой котелок над головой:
— Эй, а возможно, это самый подходящий случай для поздравлений? Пек бакко! Это похоже на свадебное путешествие.
Вильчур покраснел, а Люция рассмеялась.
— К сожалению, нет.
— Нет?.. — как бы с большим облегчением произнес Емел и, удобно усаживаясь, сказал: — В таком случае, не унижая своего достоинства, я могу остаться с вами.
— А куда же вы едете? — спросила Люция.
— Есть такое модное сейчас "путешествие в неизвестное". Оригинальность мою доказывает тот факт, что регулирующим фактором, действительно, становится случай, то есть тот
— Вы очень любите путешествовать? — спросила Люция.
— Путешествия совершенствуют, — пояснил он. — Я, собственно, всегда увлекался туризмом, поскольку весьма общителен. Встречая везде плакаты, написанные большими буквами: "Знакомься с Польшей!", "Познай свой край!", — как я мог не воспользоваться?
— Но плакаты, — заметила Люция, — не призывают путешествовать зайцем.
— Это только по недосмотру, — заявил Емел. — В конце концов, какая разница между ездой "зайцем" и ездой с билетом? Кель диферанс? Люди с упрощенным способом мышления одно называют бродяжничеством, другое — туризмом. Ну, а тот, кто путешествует тем или другим способом, разве он от этого изменится? Нисколько. Разницу определяет только его карман, бумажник. Человек, занимающийся туризмом без кошелька, — бродяга; человек, бродяжничающий с кошельком, — турист. Чтобы доказать вам, как неточно такое определение, а с научной точки зрения оно не выдерживает критики, кое-что покажу…
Он не успел закончить. В купе вошел контролер и традиционным тоном объявил:
— Попрошу предъявить билеты для контроля.
Прокомпостировав билеты Люции и Вильчура, контролер обратился к Емелу, глядя на него с недоверием:
— Ваш билет?
— Шарон, коварно эксплуатирующий творческое изобретение Стивенсона во благо низких целей капитализации штата. Не пробуждается ли в тебе непроизвольное порицание этих тенденций цивилизации, которые вплелись в обычай наушничества, парализующего либерализм передвижных средств и интенсивное межрегиональное проникновение?
Озадаченный контролер окинул взглядом сидящих и произнес уже совсем неуверенным тоном:
— Мне все равно. Будьте любезны, предъявите ваш билет.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Емел. — Ты действительно тешишь свою душу сладкой иллюзией о том, что у меня может быть нечто подобное?
— Я пришел сюда не для шуток, — возмутился контролер. — И не тыкайте, потому что мы с вами вместе свиней не пасли. Предъявите билет или я высажу вас на ближайшей станции.
— Не получится это у тебя так легко, ца-риссиме, потому что я знаком с законами, которым ты должен рабски подчиняться и которые гласят, что пассажир, не успевший купить билет, может сделать это в вагоне с определенной незначительной доплатой. Я как раз такой пассажир.
Сказав это, он с пренебрежительным выражением лица достал из кармана толстый бумажник Вильчура, вынул из пачки один банкнот и вручил его контролеру.
Внушительное содержание бумажника привело контролера в замешательство. Это было полной неожиданностью, поскольку своим опытным взглядом, уже входя в купе, он оценил этого пассажира в котелке, приняв его за бродягу без гроша в кармане. Сейчас он подумал, что, возможно, это какой-то чудак.
— Вы тоже едете в Людвиково? — вежливо поинтересовался он.