Знак Истинного Пути

Михалкова Елена Ивановна

Макар с Сергеем синхронно кивнули — они представляли.

— Тетя Ира снова пыталась его лечить, и опять без всякого результата. Тогда подключилась мама — нашла хорошую клинику, оплатила лечение, и он вышел оттуда совершенно другим. Правда, тетю Иру предупредили: от всего предыдущего лечения — а Борис много по больницам лежал, и в психиатрической тоже — у него в голове произошли необратимые изменения. Честно говоря, я никаких изменений не заметил, он всегда был молчаливый и какой-то странный. Но он все стал воспринимать на веру. Однажды тетя Ира ему сказала, что он матери моей должен быть по гроб жизни обязан, — так он каждый раз, когда она приезжала, глаз с нее

не спускал. Просто сидел молча, ничего не говорил — только смотрел. Но все, что мама просила, делал. Сразу же, как собачка. А через несколько лет тетя Ира заболела и умерла, причем очень быстро. Борис остался один, и тут выяснилось, что он один не может — нужно, чтобы его кто-то направлял. Понимаете? Он даже за квартиру по счетам не мог платить, да и нечем было. Тогда мама ему помогла: отправила в дом деревенский, который еще родителям тети Иры принадлежал, а квартиру его стала сдавать. Вот на те деньги он и жил. Я его не видел много лет и даже не знал, что мама с ним какие-то отношения поддерживает. Думал, он сам постепенно научился жить. Как выяснилось, ошибся. Что с ним будет?

— Не знаю, — пожал печами Макар. — Наверное, ничего хорошего.

— Но как вы поняли, что… — Эдик запнулся, потом справился с собой и продолжил: — Что Тима похитила мама?

Макар с Бабкиным переглянулись.

— Мы до последнего не были уверены, — признался Сергей. — Все стало окончательно понятно, только когда ваша мама бросилась к машине. Но вообще-то мы шли методом исключения. Степан Затрава не подходил — кстати, не он убил Илону, — и в любом случае от него пришли бы какие-то требования. Я подозревал жену вашего дяди…

— Аллу Дмитриевну, — подсказал Эдик.

— Да, ее. Или ее супруга. Но у них совершенно не было мотива, чтобы похищать ребенка.

— А у мамы был.

— Да, — подтвердил Бабкин, — у вашей мамы был. Правда, пока мы догадались, что это может быть мотивом, прошло слишком много времени. Она считала мальчика Знаком. И Знаком плохим.

— А я-то, наивный, думал, что мама даже начинает к Тиму привязываться, — горько усмехнулся Эдик.

— Нет, она не привязывалась, — покачал головой Макар. — Думаю, в последнее время она очень плохо себя чувствовала: сначала возникли проблемы с бизнесом, причем серьезные, потом в доме убили девушку… К тому же у нее перед глазами постоянно был такой серьезный раздражитель. Извините, Наталья Ивановна, что я так говорю о Тимоше, но это правда.

— Я понимаю. И глупо, что мы сами ничего не замечали. — Наташа задумалась ненадолго. — Знаете, как-то раз нас с Тимом испугала машина… Точнее, не нас, а меня. Мы с ним возвращались из садика, и мне показалось, что на нас кто-то смотрит и хочет сделать что-то плохое.

— Ты мне не рассказывала, — насторожился Эдик.

— Да теперь-то уж дело прошлое, — махнула рукой Наташа. — А тогда я бросилась бежать от какой-то машины, потому что подумала, что она нас хочет задавить. Большая такая машина, джип, кажется. Водитель на меня посмотрел как на круглую дуру. Да я и сама так про себя подумала. А сейчас мне кажется, что я тогда была права.

— Только на тебя смотрела из сада мама, да? — поморщился Эдик.

Наташа кивнула, виновато глядя на мужа.

— Или из окна, — вздохнула она. — В общем, если бы я себе самой больше доверяла, то мы с тобой, Эдя, не занимались бы таким самообманом.

— Не думаю, — возразил ей Макар. — В смысле, не думаю, что вы смогли бы понять, чего хотела ваша свекровь. Евгения Генриховна свои чувства тщательно скрывала, но она больше не могла видеть вашего сына. Зла ему не хотела, а просто желала,

чтобы его не было. Предложила отправить его к знакомым, но вы, Эдуард, отказались, что стало последней каплей. Ей, видимо, было очень плохо, если она пошла на такой шаг. А главное, совершенно непонятно, что она собиралась делать дальше. Уже одно это доказывает, как плохо ваша мать себя чувствовала, ведь госпожа Гольц, насколько мне известно, всегда просчитывала все на два шага вперед. А здесь ей было неважно, что будет дальше, — важно, чтобы сейчас жизнь хоть на какое-то время вошла в обычную колею. В конце концов, она в любой момент могла попросить Бориса подбросить мальчика к дому. А Тимофей все равно не смог бы рассказать, кто его похитил и где он был.

— Река без берегов… — задумчиво проговорил Эдуард, вставая с дивана и подходя к окну.

— Что, простите? — не понял Макар.

— Нет, ничего, — ответил Эдик, глядя на начинающие зеленеть деревья. — Постойте! — спохватился он. — Вы сказали, что не люди Затравы убили Илону. Но кто же тогда? Вы узнали?

— Узнали, — пробасил Сергей, доставая тетрадку.

— И кто же? — хором вскрикнули Эдик с Наташей.

— Мне жаль вас расстраивать, Наталья Ивановна, но… — Бабкин с сочувствием смотрел на маленькую, хрупкую женщину, сидевшую напротив. — Ваша повариха, Ольга Степановна.

— Что?! — ахнула Наташа. — Как Ольга Степановна? Нет, нет, Сергей, вы что-то путаете! Не может быть!

— Ольга Степановна? — растерянно вторил ей Эдик. — Но почему? Зачем?

— Прозвучит, конечно, смешно, — без тени улыбки проговорил Бабкин, — но Ольга Степановна убила Илону из-за денег…

День, когда Илона Ветрова показала Ольге Степановне чеки, стал худшим днем в ее жизни.

— И чтобы ты, вешалка перманентная, больше до меня не докапывалась! Понятно тебе? — Илона цедила каждое слово с большим удовольствием.

— Почему перманентная? — жалким голосом спросила Ольга Степановна, не в силах отвести взгляд от мятых бумажек, которые были для нее приговором.

— Потому. Я человек не злой, показывать чеки хозяйке не буду, — продолжала Илона. — Пока не буду. Но если ты еще раз опять до меня докапываться станешь, я тебе тоже устрою… В общем, ты меня поняла. Или нет?

— Поняла, поняла, — торопливо закивала Ольга Степановна.

Илона смотрела на ее пошедшее пятнами лицо и испытывала глубокое удовлетворение. Ей захотелось продлить это состояние, а то и усилить его. Оказывается, очень приятно распоряжаться чьей-то судьбой, так же как обычно делает хозяйка.

— И попросите у меня прощения, — добавила она.

— Что? — дернулась Ольга Степановна.

— Просите прощения за все те гадости, которые вы обо мне говорили.

Ольга Степановна первый раз подняла глаза на Илону, и во взгляде у нее что-то мелькнуло. Она молчала.

— Ну? — недовольно сказала Илона. — Я жду вообще-то. Сколько раз вы меня при Жоре унижали, а? Вот и извиняйтесь.

— Нет, Илона, не буду, — покачала головой Ольга Степановна.

— Не будете? — удивилась девушка.

— Нет. Сейчас ты хочешь, чтобы я перед тобой извинилась, а через минуту потребуешь, чтобы я за тебя полы намывала? Хочешь — иди, показывай Евгении Генриховне чеки.

Илона, у которой и правда мелькнула мысль заставить Ольгу Степановну убирать в доме вместо себя, слегка оторопела. За свою короткую жизнь она никогда не сталкивалась с людьми, которые, доходя до определенной черты, приобретают несвойственную им твердость. Поведение Ольги Степановны стало для нее неприятной неожиданностью. Подумав, Илона сунула чеки в сумочку и поднялась.