Знак небес
Шрифт:
– На всех все равно не хватит, – вздохнул вновь объявившийся Вячеслав.
– А сколько всех-то?
– В Пеньках двенадцать и тут девять. Очко получается. А у тебя пленных этих всего шестнадцать человек.
– Тогда так, – быстро переиначил князь. – В первую очередь тем их отдаю, у кого сыновья малолетние или их вовсе нет.
Пленников разобрали сразу, но все равно одной работника не хватило. Женщина робко подошла к князю и тихим голосом попросила:
– Я ведь не в обиде, княже. Господь с ним, с холопом-то. У меня и свои сыны крепкие, только вот
– Вячеслав, – повернулся к воеводе Константин. – Вели быстренько собрать всех назад и допросить обстоятельно – куда они всех дели и где те сейчас находятся.
– Уже, – заметил тот. – Я ж как чувствовал, что еще не все закончилось, – и бодро отрапортовал: – Всех, кого из Пеньков забрали, пока держат в Дубицах – это селище верстах в пяти от Дона. Завтра собираются отвезти на торжище в Новгород-Северский и в Чернигов. Не спешили, потому что хотели отправить вместе с теми, кого мы сегодня отбили. Охрана у них – человек пять. Ну и еще десятка два ратников имеется. Остальные все здесь, так что дело плевое. Само селище, правда, тыном огорожено с кольями, да еще небольшим валом, ну и все остальное там как в городе, только в миниатюре. Но, я думаю, возьмем без шума и пыли. Только солнце уже к закату, так что лучше завтра с утра выйти одной сотне и спокойненько к вечеру вернуться.
– Боюсь, что не выйдет у тебя спокойненько, – нахмурился Константин. – Они тоже не дураки. Раз не вернулся никто из их людей, значит, влетели. Тревогу поднимут. Осаждать придется, а там, глядишь, и помощь им подоспеет.
– Так что, в ночь выходить? – не понял воевода.
– Все равно, наверное, поздновато. Ты лучше вот что – собери всех наших полностью и покажи силу, чтобы им там, в Дубицах, страшно стало. Если нахрапом ворваться не получится, то объяви, что мы их палить в отместку не собираемся, а пришли к ним только за полоном. Вернут – и ты сразу уйдешь. А иначе ты их на копье возьмешь – силы хватит.
– А откажутся? – усомнился Вячеслав.
– У страха глаза велики – не откажутся, – усмехнулся Константин. – Да и что им толку с этих пленных? От них же весь доход князьям да дружине пойдет, а самим сельчанам ни одной куны не достанется. А когда переговоры будешь вести, тонко намекни, что если они не выдадут всех рязанцев, то князь решит, будто они там все заодно с теми, кто набег устраивал. Иначе зачем бы им полон удерживать. Тогда ты с ними другие разговоры вести будешь, и не словом, а мечом.
– В общем и целом уразумел, – кивнул Вячеслав и, показав на князей и попа, осведомился: – А с этими что делать будешь?
Вместо ответа Константин не спеша прошел к лавке, которую дружинники успели для него откуда-то притащить, критически покосился на домотканый половик, впопыхах постеленный на сиденье вместо обычного ковра, и вполголоса поинтересовался у воеводы:
– Из него хоть пыль-то выбили?
Тот утвердительно мотнул головой и заверил:
– По нему вообще еще никто не ходил. Прямо у ткачих забрал из станка. Вон, гляди-ка, нитки болтаются – даже до конца не доделали.
– Ну, тогда ладно, – вздохнул Константин и жестом подозвал пленных князей.
Те послушно двинулись к рязанскому князю. Попик семенил тихонько сзади, стараясь не высовываться из-за их спин. Оставаться на месте он не пожелал. Толпа сельчан тоже, будто по команде, стала медленно подходить, охватывая Константина и пленников плотным полукольцом, чтобы ничего не упустить из предстоящего зрелища. Из людской гущи слышались приглушенные голоса. Отдельные обрывки разговоров донеслись до Константина.
– Ворон ворону глаз не выклюет, – это сзади и справа.
Князь нахмурился.
– Возьмет окуп да и отпустит. А они потом сызнова придут, – это уже слева.
Константин нахмурился еще сильней.
– Раз воев их повесил, стало быть, и их должон. На них-то вины поболе, – успокаивающе произнес чей-то старческий голос, но ему возразили сразу несколько человек:
– То вои простые, а то князья.
– С покойника что возьмешь, а с живых – гривны.
– Хотел бы повесить – вместе с прочими бы вздернул.
– В нашей крови те гривны будут. Не будет ему с них счастья.
И снова обреченно-тоскливо:
– Ворон ворону…
Константин поначалу и впрямь собирался выпустить всех четверых за выкуп. Дело было не в деньгах, хотя они тоже на дороге не валяются.
Главное заключалось совсем в другом – они были князьями, то есть стояли наособицу, со всеми отсюда вытекающими последствиями. Придумать им любое другое наказание, кроме смерти? А какое? Порку публичную затеять? Это еще хуже получится.
И не в том дело, что он лично их унизит. Они-то как раз по заслугам получат. Но простому люду такого зрелища устраивать тоже ни в коем случае нельзя. Уж очень оно чревато на будущее самыми непредсказуемыми последствиями, в том числе и для самого Константина.
Тогда и впрямь лучше повесить, но этого делать тоже нельзя. Хотя, конечно, просто так отпускать их совсем не хотелось. Чисто по-человечески не хотелось. Словом, какой-то заколдованный круг получался. Константин обреченно вздохнул.
– Княже, Нюрнбергский трибунал давно пора открывать, – деликатно напомнил стоящий сзади Вячеслав. – Публика в сборе, обвиняемые на месте, кому ждем?
– В чем их личная вина? – негромко спросил Константин. – Вот этого, например. – И ткнул пальцем в человека, стоящего с самого краю.
– Сам скажешь, Андрей Всеволодович, али мне за тебя ответить? – степенно спросил рязанский дружинник, который стоял рядом с князем.
Тот молчал, понурив голову.
– Стало быть, мне за тебя, – вздохнул дружинник и сделал шаг вперед. – В селище Пеньки оный княжич черниговский троих мужиков самолично срубил. При этом еще и похвалился, что он получше прочих мечом володеет, а дабы речи его за пустую похвальбу не сочли, он четвертого, коего уже в полон взяли, своим мечом вкось на две половины разрубил. Кроме того, будучи уже здесь, в Залесье, бабе одной тоже голову с плеч снес.