Знак Ворона
Шрифт:
Но сегодня — особь статья, сегодня это нужно, сегодня уже практически сон…
Иван с остервенением запрокинул голову и от души хлебнул…
Очнулся он от того, что кто-то пощекотал его за нос. Ничего еще не соображая, он выкинул вперед руку, кончиками пальцев ухватил что-то мягкое, пушистое, но это пушистое моментально выскользнуло, а палец ожгла острая боль.
Иван застонал и открыл глаза. Он лежал на кухне на мягком линолеуме, усеянном бумажными обрывками, у самого виска перекатывалась пустая бутылка, причем — это он отчетливо помнил — совсем не та,
Из ванной доносилось тихое пение труб. В гостиной позвякивал хрустальными трубочками невидимый отсюда китайский колокольчик. А под столом, забившись к самой батарее, шипел, выгибая спину, совершенно незнакомый черный кот.
Иван Павлович резко сел, опрокинув затылком табуретку, потер виски. Для этого мира картинка была слишком сюрреалистичной и символичной, для мира иного — слишком вещественна, слишком осязаема плотски. Снег, задуваемый в распахнутое окно, был холоден и мокр, свитер, непонятно как оказавшийся на теле, — колюч. А само тело — недвусмысленно и остро отравлено алкоголем.
Не в силах подняться на ноги Иван Павлович на карачках дополз до ванной и завис над голубым финским унитазом.
Ему свезло: после мощного стартового проблева привычных с ранней юности повторных позывов не наблюдалось. С облегчением, переходящим в блаженство, Иван растянулся на полу, виском ощущая прохладу кафеля.
— Мур-р!
На пороге ванной материализовался любопытствующий кот.
— Бред… — пробормотал Иван Павлович. — Откуда он взялся здесь, да еще такой жирный?.. А может быть… может быть, у меня все получилось, и это начинаются те сорокадневные воздушные мытарства, о которых писал этот… как его… Петр Левин. Посмертные…
Такая возможность принесла некоторое успокоение. По крайней мере, более или менее ясной становилась линия поведения.
Иван Павлович приподнялся на локте и пристально посмотрел на кота.
Тот муркнул еще разик и утерся лапой.
— Прекратите прикидываться, Бегемот или как вас там! — отрывисто проговорил Иван Павлович. — Говорите по-русски!
Кот уселся поудобнее, задрал заднюю лапу и принялся нализывать приватные места.
— Ну, так у нас разговора не получится. Прошу вас выйти вон!
Иван дотянулся до валявшегося рядом полотенца, того самого, в котором изображал Сенеку — это еще помнил! — скрутил жгутиком и попытался стегнуть кота. Зверь проворно отпрянул и сбежал.
“В спальню…” — грустно констатировал Иван, услышав характерный звон стекла, сбрасываемого на паркет. Уезжая, Алиска оставила на трюмо почти всю свою выдающуюся косметику, а Иван так и не выкинул ее, должно быть, в подсознательной надежде, что хозяйка когда-нибудь вернется за ней.
— Павиан! — в сердцах закричал он, вскочив, схватил швабру и ринулся в погоню.
Когда Иван вбежал в спальню, гадский кот благополучно валялся на широченной хозяйской кровати и коготками испытывал на прочность шелковое покрывало.
— Вот я тебя!..
Иван с силой обрушил швабру на кровать, но по коту промазал. Зато зацепил антикварный ночник, осыпав покрывало осколками
Еще минут десять Иван гонялся за животным, в энергичном движении и бурных эмоциях пережигая похмелье, пока яснеющее сознание не пробила мысль, в сущности, элементарная: пространство квартиры, хоть и не маленькое, но замкнутое, не считая распахнутого окна на кухне, но ведь зловредный котяра, в отличие от некоторых, не самоубийца и сигать с восьмого этажа не станет… Так что деваться скотине при всем желании некуда. Следовательно, пространство нужно разомкнуть настоящим образом.
Так Иван и поступил — повозившись с замками, цепочками и шпингалетами, настежь распахнул тяжелые створки железной, замаскированной под мореный дуб, входной двери и принялся загонять кота в прихожую. Задуманное удалось наполовину — в прихожую кот отступил, но очень, зараза, ловко забился там под вешалку, куда швабра на длинной ручке никак не пролезала.
Иван остановился, подумал — и пошел за пылесосом.
Возвратился он, волоча красное шведское чудо на колесиках и грозно выставив перед собой гофрированный шланг с нацепленной щеткой.
— Сейчас ты у меня попляшешь!.. — сказал Иван, перевел взгляд в направлении противника и остолбенел.
У вешалки стоял высокий, элегантный незнакомец в черном длиннополом пальто с широкими лацканами, на голове — черное кепи а-ля Михаил Шемякин, на ногах — высокие черные ботинки на шнуровке. В руке, обтянутой черной перчаткой, незнакомец держал черный самсонитовый кейс, в другой — черную тросточку с серебряным набалдашником в виде оскаленной Увидев Ивана, незнакомец лучезарно улыбнулся и мягким баритоном осведомился:
— Господин Ларин Иван Павлович? Вас-то мне и надо…
Действие вновь перетекло в плоскость христианской аллегории.
— Хромает, превращается в черного кота, любимый цвет — черный… — пролепетал Иван и истово перекрестился.
Незнакомец, однако, не вспыхнул адским пламенем, не растворился в клубах серы, лишь кашлянул выразительно и по хозяйски поставил кейс прямо на пол.
— Я, должно быть, не вовремя, у вас приборка, прошу извинить, — в его интонациях ничего извиняющегося не было. — Дело, видите ли, не терпит отлагательства… Кстати, не ваш котик тут на лестницу выскочил?
Не дожидаясь приглашения, незнакомец пристроил на вешалку кепи и расстегнул пальто. Под пальто Иван увидел канареечного цвета пуловер, и сцена тут же утратила мистическое измерение.
— Не мой… С соседнего, наверное, балкона через форточку сюда… Вы извините… — Иван подобострастно улыбнулся. — Повестку вашу мне, конечно, вручили… Но явиться я не мог, не мог, поверьте, я болен, ах, как я болен…
Незнакомец пожал плечами.
— Помилуйте, Иван Павлович, никаких повесток мы вам не вручали… Разыскивали, правда, это было, справки наводили, но чтобы повестки…